Уважаю людей, которые выбрали для своего блога одну тему и остаются верны ей.
Мир поделился на "людей с менструациями" и "людей без менструаций". Во всемирном квазитолерантном психозе более всего удручает ущербность формулировок.
https://daily.afisha.ru/news/37858-dzhoan-rouling-poshutila-o-transgenderah-ee-obvinili-v-transfobii/?utm_source=facebook.com&utm_medium=social&utm_campaign=rouling-obvinili-v-nenavisti-k-transgend&utm_content=40455303
https://daily.afisha.ru/news/37858-dzhoan-rouling-poshutila-o-transgenderah-ee-obvinili-v-transfobii/?utm_source=facebook.com&utm_medium=social&utm_campaign=rouling-obvinili-v-nenavisti-k-transgend&utm_content=40455303
Афиша
Джоан Роулинг пошутила о трансгендерах. Ее обвинили в трансфобии
Британская писательница Джоан Роулинг подверглась критике после серии твитов о трансгендерных людях. Об этом пишет издание Variety.
Ну чего? На носу у нас внеурочный парад победы и день донора крови. В дорогую редакцию пришла разнарядка сделать универсальный материал на эти темы. Два по цене одного. Наверху захотели интервью с ветераном и донором крови в одном лице. Умно! И даже контактики дали. Вот Мариванна — ветеран и почетный донор России. Если не дозвонитесь, звоните Лизаветепетровне — она просто донор и тоже ветеран. Но первая, конечно, предпочтительней. Звание как-никак.
Звоню первой: отвечает женщина лет пятидесяти. Представляюсь, прошу соединить с потенциальной героиней разговора.
- Ой, а Мариванна недавно инсульт перенесла и, вообще, у нее деменция, - отвечают на том конце.
Звоню второй. Трубку берет бодрая старушенция. Отвечает бойко так, не сюсюкаясь. Фуф, ну слава богу, есть с кем говорить.
- Кого-кого? Лизаветупетровну? Таки это моя мама! Сейчас приглашу.
Отвечает Лизаветапетровна. Говорит еле-еле, не все помнит, сложные вопросы не воспринимает: «Это как?». Нет, она в свое уме, но время с годами истончается, что ни говори. Будто беседуешь с ветхим Бильбо Бэггинсом в финале «Властелина Колец».
Написала редактору: мол, так и так. Человек уже не тот, чтобы разглагольствовать. Человеку по самым скромным подсчетам за 90: деменции нет — уже спасибо. На интервью не тянет.
Редактор отвечает: ну чего вы как маленькая? Напишите умных мыслей за нее, раз сама мало что помнит. И конец с пафосом чтоб был.
Так я и сделала. Теперь героиня моя изъясняется красноречиво, мысли ее нетривиальны, драматургия рассказа выразительна, а структура логична и стройна. Нет-нет и юморок кое-где блеснет.
В печать отправили без единой правки.
Звоню первой: отвечает женщина лет пятидесяти. Представляюсь, прошу соединить с потенциальной героиней разговора.
- Ой, а Мариванна недавно инсульт перенесла и, вообще, у нее деменция, - отвечают на том конце.
Звоню второй. Трубку берет бодрая старушенция. Отвечает бойко так, не сюсюкаясь. Фуф, ну слава богу, есть с кем говорить.
- Кого-кого? Лизаветупетровну? Таки это моя мама! Сейчас приглашу.
Отвечает Лизаветапетровна. Говорит еле-еле, не все помнит, сложные вопросы не воспринимает: «Это как?». Нет, она в свое уме, но время с годами истончается, что ни говори. Будто беседуешь с ветхим Бильбо Бэггинсом в финале «Властелина Колец».
Написала редактору: мол, так и так. Человек уже не тот, чтобы разглагольствовать. Человеку по самым скромным подсчетам за 90: деменции нет — уже спасибо. На интервью не тянет.
Редактор отвечает: ну чего вы как маленькая? Напишите умных мыслей за нее, раз сама мало что помнит. И конец с пафосом чтоб был.
Так я и сделала. Теперь героиня моя изъясняется красноречиво, мысли ее нетривиальны, драматургия рассказа выразительна, а структура логична и стройна. Нет-нет и юморок кое-где блеснет.
В печать отправили без единой правки.
Ну чего? Пошла я вчера по долгу службы на некроплебисцит. Так называет голосование по поправкам Конституции один из двух моих любимых политологов, Глеб Павловский.
- Масочку наденьте, - сказали мне на входе в избирательный участок.
- Сами наденьте, - сказала я даме с непокрытой мордой.
На тот участок приехали «европейские партнеры» - два наблюдателя из Франции, леди и джентльмен. Перед ними все там при полном параде, конечно. Маски, перчатки, наблюдатели из Общественной палаты (читай — бабки с околоподъездной лавки). Вид приличный, только вот людей — ноль. Ну тех, кто пришел проголосовать. Натурально человек пять в час.
Поговорила с одной такой наблюдательницей. Живет она в Беговом районе Москвы. Не центр-центр, но в рядом с трешкой — очень прилично и недешево. Педагог. Работала всю жизнь на трех работах, а пенсия копеечная: «Сыр приличный уже не купишь. Только по праздничкам».
И знаете, что? Голосует за. За то, чтобы проиндексировали пенсии. Чтобы «не чувствовать себя обманутой». А то, что человек 20 лет вершит системой, в которой она чувствует себя обманутой, и еще 16 лет будет вершить, ее не смущает.
Еще один мужчина под семьдесят сказал, что Пу — единственный человек, который его удовлетворяет по жизни. Господи, это что же за жизнь у него такая?
В общем, не надо обольщаться. Даже если живешь в цифровом пузыре, где сплошь вменяемые люди (как у меня), не надо ошибочно принимать этот пузырь за проекцию всего мира.
Мир другой. Причинно-следственные связи там не в чести. Тем миром правит инстинкт самосохранения и конформизм. Что, в общем-то, неплохо: без этих двух качеств тебя собьют на первом же светофоре.
Сама я с голосованием пролетела. Не успела получить открепительное — или что там сейчас вместо него? — и на электронное не зарегистрировалась. К последнему веры мало. Вот и убеждаю себя, что не голосую, потому что не хочу участвовать в манипуляции. Но все это, конечно, компромисс и сделка с совестью. Внятное «нет» всяко лучше игнора.
- Масочку наденьте, - сказали мне на входе в избирательный участок.
- Сами наденьте, - сказала я даме с непокрытой мордой.
На тот участок приехали «европейские партнеры» - два наблюдателя из Франции, леди и джентльмен. Перед ними все там при полном параде, конечно. Маски, перчатки, наблюдатели из Общественной палаты (читай — бабки с околоподъездной лавки). Вид приличный, только вот людей — ноль. Ну тех, кто пришел проголосовать. Натурально человек пять в час.
Поговорила с одной такой наблюдательницей. Живет она в Беговом районе Москвы. Не центр-центр, но в рядом с трешкой — очень прилично и недешево. Педагог. Работала всю жизнь на трех работах, а пенсия копеечная: «Сыр приличный уже не купишь. Только по праздничкам».
И знаете, что? Голосует за. За то, чтобы проиндексировали пенсии. Чтобы «не чувствовать себя обманутой». А то, что человек 20 лет вершит системой, в которой она чувствует себя обманутой, и еще 16 лет будет вершить, ее не смущает.
Еще один мужчина под семьдесят сказал, что Пу — единственный человек, который его удовлетворяет по жизни. Господи, это что же за жизнь у него такая?
В общем, не надо обольщаться. Даже если живешь в цифровом пузыре, где сплошь вменяемые люди (как у меня), не надо ошибочно принимать этот пузырь за проекцию всего мира.
Мир другой. Причинно-следственные связи там не в чести. Тем миром правит инстинкт самосохранения и конформизм. Что, в общем-то, неплохо: без этих двух качеств тебя собьют на первом же светофоре.
Сама я с голосованием пролетела. Не успела получить открепительное — или что там сейчас вместо него? — и на электронное не зарегистрировалась. К последнему веры мало. Вот и убеждаю себя, что не голосую, потому что не хочу участвовать в манипуляции. Но все это, конечно, компромисс и сделка с совестью. Внятное «нет» всяко лучше игнора.
И вот когда ты уже вконец забудешь, какая ты прекрасная и замечательная, Бог (вселенная, мать-природа, Его Величество Случай – нужное подчеркнуть) найдет способ тебе об этом напомнить. Мне напомнил 16-летний визави на верхней полке в поезде Адлер-Москва.
Примерно в полночь незнакомец предложил перекинуться в картишки. «Каким образом?», – говорю. Мы же оба наверху, а соседи по купе (по совместительству его родители) уже спали. «Я к тебе переберусь», – не теряясь ответил он. Так в моей постели впервые оказался мужчина, чьего имени я не знала.
И только через пару конов он строго спросил, как звать и сколько лет. Полина, Даниил. Ему, как я и думала, шестнадцать, и мы оба сошлись на том, что мне восемнадцать. Какая женщина будет протестовать, когда ей дают на семь лет меньше?
«Чего смотришь?», – намеренно грубила я, когда Даниил не отрывал от меня взгляда несколько минут подряд. «Наглядеться не могу», – просто отвечал он. Ровеснику бы не поверила, а пубертату в цвету поверила.
Потом начал подкармливать меня шоколадом и конфетами: ухаживания официально начались. Весь следующий день дергал меня за волосы (косы я не ношу) и щекотал пятки. Оценил мою осанку (мою – сколиоз да грыжи): «Не то что у других баб. Такие кривые, как крючки, попадаются, что хоть в море кидай и акул лови».
И вообще, в сравнении с «другими бабами» я всячески выигрывала. Мне было смешно и приятно. «Жаль, что тебе восемнадцать, и ты слишком взрослая для меня», – вздыхал он. Да, говорю, се ля ви, ничего не поделаешь.
А в конце поездки резюмировал основные черты моей натуры: вредная, противная, молчаливая, зато красивая. Подписываюсь под каждым словом.
(Пять лет назад дело было)
Примерно в полночь незнакомец предложил перекинуться в картишки. «Каким образом?», – говорю. Мы же оба наверху, а соседи по купе (по совместительству его родители) уже спали. «Я к тебе переберусь», – не теряясь ответил он. Так в моей постели впервые оказался мужчина, чьего имени я не знала.
И только через пару конов он строго спросил, как звать и сколько лет. Полина, Даниил. Ему, как я и думала, шестнадцать, и мы оба сошлись на том, что мне восемнадцать. Какая женщина будет протестовать, когда ей дают на семь лет меньше?
«Чего смотришь?», – намеренно грубила я, когда Даниил не отрывал от меня взгляда несколько минут подряд. «Наглядеться не могу», – просто отвечал он. Ровеснику бы не поверила, а пубертату в цвету поверила.
Потом начал подкармливать меня шоколадом и конфетами: ухаживания официально начались. Весь следующий день дергал меня за волосы (косы я не ношу) и щекотал пятки. Оценил мою осанку (мою – сколиоз да грыжи): «Не то что у других баб. Такие кривые, как крючки, попадаются, что хоть в море кидай и акул лови».
И вообще, в сравнении с «другими бабами» я всячески выигрывала. Мне было смешно и приятно. «Жаль, что тебе восемнадцать, и ты слишком взрослая для меня», – вздыхал он. Да, говорю, се ля ви, ничего не поделаешь.
А в конце поездки резюмировал основные черты моей натуры: вредная, противная, молчаливая, зато красивая. Подписываюсь под каждым словом.
(Пять лет назад дело было)