До вручения нобелевской премии по экономике осталось меньше суток (кстати, если кто-то говорит вам, что правильно – премия памяти Нобеля, то с этим человеком общаться не стоит). Каждый год экономисты гадают – кому дадут? Угадать непросто: достойных экономистов очень много. Напишу короткий список тех, кого мне бы хотелось видеть лауреатом, по различным областям. Микроэкономики нет не случайно: микроэкономисты получали премии в 2014 и 2016 гг., так что сейчас вряд ли дадут (если бы дали – то Полу Милгрому или Рою Раднеру). В 2015 г. дали за экономику развития, поэтому им сейчас тоже вряд ли дадут (если бы дали – то Эстер Дафло, Абхиджиту Банерджи и Майклу Кремеру). Итак, мой список:
1. За разработку теории эндогенного экономического роста: Филип Агион и Пол Ромер.
2. За анализ факторов долгосрочного экономического роста: Роберт Барро.
3. За оригинальные работы в области денежно-кредитной экономики: Бен Бернанке, Марк Гертлер и Джон Тейлор.
4. За исследования в области международной торговли: Элханан Хелпман, Джин Гроссман и Авинаш Диксит.
5. За изучение причин валютных кризисов: Кеннет Рогофф и Морис Обстфельд.
6. За новаторские исследования в области права и экономики: Ричард Познер и Гвидо Калабрези.
7. За новаторские исследования в области политической экономики: Альберто Алезина, Торстен Перссон и Тимоти Бесли.
8. За эмпирические исследования рынка труда: Дэвид Аутор, Орли Ашенфельтер и Дэвид Кард (хочется написать – Джошуа Ангрист, но ему дадут за эксперименты).
Год назад я бы написал – за анализ роли предпринимателей в экономике Уильяму Баумолю и Израэлю Кирцнеру, но Баумоль умер в мае 2017, а Кирцнеру одному не дадут никогда.
Clarivate Analytics (в прошлом – подразделение Thompson Reuters) предлагает свой список:
1. За новаторские исследования в области поведенческой экономики и нейроэкономики: Колин Камерер и Джордж Лёвенстайн.
2. За анализ производительности, рецессий и безработицы: Роберт Холл.
3. За вклад в анализ принятия решений в области корпоративных финансов: Майкл Дженсен, Стюарт Майерс и Рагхурам Раджан.
1. За разработку теории эндогенного экономического роста: Филип Агион и Пол Ромер.
2. За анализ факторов долгосрочного экономического роста: Роберт Барро.
3. За оригинальные работы в области денежно-кредитной экономики: Бен Бернанке, Марк Гертлер и Джон Тейлор.
4. За исследования в области международной торговли: Элханан Хелпман, Джин Гроссман и Авинаш Диксит.
5. За изучение причин валютных кризисов: Кеннет Рогофф и Морис Обстфельд.
6. За новаторские исследования в области права и экономики: Ричард Познер и Гвидо Калабрези.
7. За новаторские исследования в области политической экономики: Альберто Алезина, Торстен Перссон и Тимоти Бесли.
8. За эмпирические исследования рынка труда: Дэвид Аутор, Орли Ашенфельтер и Дэвид Кард (хочется написать – Джошуа Ангрист, но ему дадут за эксперименты).
Год назад я бы написал – за анализ роли предпринимателей в экономике Уильяму Баумолю и Израэлю Кирцнеру, но Баумоль умер в мае 2017, а Кирцнеру одному не дадут никогда.
Clarivate Analytics (в прошлом – подразделение Thompson Reuters) предлагает свой список:
1. За новаторские исследования в области поведенческой экономики и нейроэкономики: Колин Камерер и Джордж Лёвенстайн.
2. За анализ производительности, рецессий и безработицы: Роберт Холл.
3. За вклад в анализ принятия решений в области корпоративных финансов: Майкл Дженсен, Стюарт Майерс и Рагхурам Раджан.
Присуждение нобелевской премии по экономике 2017 г. Ричарду Талеру не стало неожиданностью. Большинство тех, кто составляет списки возможных будущих лауреатов, упоминали Талера – если и не в первых строчках, то лишь потому, что нобелевские премии за экономическую психологию уже вручались: в 2002 г. Даниэлю Канеману и в 2013 г. Роберту Шиллеру. Именно работы Канемана вдохновили Талера всерьёз взяться за изучение иррационального поведения, хотя примеры того, как поступки людей расходятся с предсказаниями учебников по экономике, Талер стал подмечать, ещё будучи студентом.
Экономисты привыкли жить двойной жизнью. В аудитории они рассказывают, например, что деньги – лучший подарок, ведь на них можно купить то, чего на самом деле хочется. Но в жизни немногие из экономистов дарят своим близким доллары в конверте. Вопросом поэтому никогда не было «верна ли модель рационального эгоистического человека» – она неверна. Вопросом было – насколько предпосылка о рациональном поведении портит результаты анализа. В 1970-е гг. консенсусом среди экономистов было то, что совершаемые людьми ошибки случайны и в больших группах в среднем сводятся к нулю.
В работах Канемана молодого Талера больше всего его впечатлил тот факт, что люди совершают предсказуемые ошибки. Ошибки можно предсказывать, потому что в чаще всего люди не рассчитывают оптимальное рациональное поведение, а используют некоторую эвристику – эволюционно возникшее простое правило, которое в большинстве случаев не подводило наших предков. Нападения акул можно часто увидеть в кино, и люди переоценивают их вероятность, а опасности намного более вероятные – например, попасть в автомобильную аварию – недооценивают (другой экономист – Стивен Левитт – задавался похожим вопросом о том, что опаснее для ваших детей, оружие в доме или бассейн на заднем дворике). Таким образом, люди обладают не совершенной, как предполагали экономисты, а ограниченной рациональностью.
Другой вопрос, интересовавший Талера – роль честности и справедливости в экономических решениях. Справедливо ли магазину, продающему лопаты, повышать на них цены после крупного снегопада? Многие ответят, что это несправедливо – но не будут иметь ничего против, когда магазин повысит цены на лопаты из-за роста закупочных цен. Этот результат важен для макроэкономистов, поскольку помогает понять, почему в рецессию мы не наблюдаем падения номинальных зарплат – работники не считают, что из-за колебаний спроса они должны терять в зарплате, так что работодатели не снижают зарплаты, опасаясь, что работники посчитают себя несправедливо обиженными и начнут хуже работать.
О существовании многих «аномалий» Талера люди догадывались и раньше: мы знаем, что склонны откладывать неприятные дела на потом, а в магазине нередко хватаем первый товар, на который упал наш взгляд. Заслуга Талера в том, что в ходе экспериментов он показал, что эти «аномалии» не случайность, а закономерность, и её последствия необходимо учитывать, в том числе и при проведении экономической политики. В написанной в соавторстве с советником Барака Обамы Кассом Санстейном книге «Nudge» Талер выдвигает, пожалуй, одну из самых обсуждаемых политических идей последних 10 лет – либертарианский патернализм.
Экономисты привыкли жить двойной жизнью. В аудитории они рассказывают, например, что деньги – лучший подарок, ведь на них можно купить то, чего на самом деле хочется. Но в жизни немногие из экономистов дарят своим близким доллары в конверте. Вопросом поэтому никогда не было «верна ли модель рационального эгоистического человека» – она неверна. Вопросом было – насколько предпосылка о рациональном поведении портит результаты анализа. В 1970-е гг. консенсусом среди экономистов было то, что совершаемые людьми ошибки случайны и в больших группах в среднем сводятся к нулю.
В работах Канемана молодого Талера больше всего его впечатлил тот факт, что люди совершают предсказуемые ошибки. Ошибки можно предсказывать, потому что в чаще всего люди не рассчитывают оптимальное рациональное поведение, а используют некоторую эвристику – эволюционно возникшее простое правило, которое в большинстве случаев не подводило наших предков. Нападения акул можно часто увидеть в кино, и люди переоценивают их вероятность, а опасности намного более вероятные – например, попасть в автомобильную аварию – недооценивают (другой экономист – Стивен Левитт – задавался похожим вопросом о том, что опаснее для ваших детей, оружие в доме или бассейн на заднем дворике). Таким образом, люди обладают не совершенной, как предполагали экономисты, а ограниченной рациональностью.
Другой вопрос, интересовавший Талера – роль честности и справедливости в экономических решениях. Справедливо ли магазину, продающему лопаты, повышать на них цены после крупного снегопада? Многие ответят, что это несправедливо – но не будут иметь ничего против, когда магазин повысит цены на лопаты из-за роста закупочных цен. Этот результат важен для макроэкономистов, поскольку помогает понять, почему в рецессию мы не наблюдаем падения номинальных зарплат – работники не считают, что из-за колебаний спроса они должны терять в зарплате, так что работодатели не снижают зарплаты, опасаясь, что работники посчитают себя несправедливо обиженными и начнут хуже работать.
О существовании многих «аномалий» Талера люди догадывались и раньше: мы знаем, что склонны откладывать неприятные дела на потом, а в магазине нередко хватаем первый товар, на который упал наш взгляд. Заслуга Талера в том, что в ходе экспериментов он показал, что эти «аномалии» не случайность, а закономерность, и её последствия необходимо учитывать, в том числе и при проведении экономической политики. В написанной в соавторстве с советником Барака Обамы Кассом Санстейном книге «Nudge» Талер выдвигает, пожалуй, одну из самых обсуждаемых политических идей последних 10 лет – либертарианский патернализм.
Если формулировка выбора важна для его результатов, то, как ни парадоксально, можно манипулировать выбором людей, не ограничивая их в выборе. Знаменитый пример Талера описывает трагическую ситуацию, когда в ходе автокатастрофы погиб человек, но его органы могут спасти чьи-то жизни. В большинстве стран для донорства органов умершего необходимо отдельное согласие его родственников. Но что бы произошло, спрашивает Талер, если бы «по умолчанию» органы всегда отдавались, и для отказа от донорства нужно было бы отдельное согласие? Талер утверждает, во-первых, что свобода выбора в таком случае не была бы нарушена, а, во-вторых, что многие люди согласятся на политику «по умолчанию». Так, не ограничивая выбор людей, архитектор политики может спасти множество жизней.
Талер утверждает, что почти никогда не существует «нейтрального дизайна»: отказ от выбора тоже является выбором. По мнению экономиста Тайлера Коуэна, политические идеи Талера до сих пор недооценены. После признания заслуг Талера нобелевским комитетом многое может измениться.
Поведенческая экономика ещё 30-40 лет назад была делом небольшой группы исследователей на переднем крае науки, но уже в 2000-е стала уважаемой областью в ядре экономического мейнстрима. Интерес к поведенческой экономике растёт и в России, где в университетах проводятся оригинальные экономические эксперименты, а работы поведенческих экономистов быстро переводятся на русский. Тем, кто хочет больше узнать о поведенческой экономике, можно порекомендовать последнюю книгу Талера «Новая поведенческая экономика», а также книги Даниэля Канемана и Дэна Ариэли.
Талер утверждает, что почти никогда не существует «нейтрального дизайна»: отказ от выбора тоже является выбором. По мнению экономиста Тайлера Коуэна, политические идеи Талера до сих пор недооценены. После признания заслуг Талера нобелевским комитетом многое может измениться.
Поведенческая экономика ещё 30-40 лет назад была делом небольшой группы исследователей на переднем крае науки, но уже в 2000-е стала уважаемой областью в ядре экономического мейнстрима. Интерес к поведенческой экономике растёт и в России, где в университетах проводятся оригинальные экономические эксперименты, а работы поведенческих экономистов быстро переводятся на русский. Тем, кто хочет больше узнать о поведенческой экономике, можно порекомендовать последнюю книгу Талера «Новая поведенческая экономика», а также книги Даниэля Канемана и Дэна Ариэли.
#ЧтоПочитать о новом нобелевском лауреате? В этой записи соберу наиболее интересные ссылки.
Тайлер Коуэн: http://marginalrevolution.com/marginalrevolution/2017/10/nobel-prize-awarded-richard-thaler.html
Кевин Брайан: https://afinetheorem.wordpress.com/2017/10/09/the-2017-nobel-richard-thaler/
Касс Санстейн: https://ssrn.com/abstract=2715708
Большое интервью с Талером 2015 года: https://www.youtube.com/watch?v=42qbHeFxdzE
Тайлер Коуэн: http://marginalrevolution.com/marginalrevolution/2017/10/nobel-prize-awarded-richard-thaler.html
Кевин Брайан: https://afinetheorem.wordpress.com/2017/10/09/the-2017-nobel-richard-thaler/
Касс Санстейн: https://ssrn.com/abstract=2715708
Большое интервью с Талером 2015 года: https://www.youtube.com/watch?v=42qbHeFxdzE
#ЧтоПочитать у нового нобелевского лауреата? Прежде всего, две книги, переведённые на русский - Nudge и Misbehaving. В ближайшее время я немного напишу о каждой из них.
7 вещей, от которых я рекомендую отказаться всем, кто занимается созиданием макроэкономических моделей:
1) Репрезентативный экономический агент.
2) Кривая Филлипса.
3) Возможность взятия достоверного обязательства.
4) Частичное равновесие.
5) Калибровка параметров.
6) Финансовый акселератор.
7) Совершенный рынок труда.
Когда-нибудь я подробно опишу причины отказа от каждого из этих пунктов. Если коротко: все они вызывают привыкание и влияют на результаты анализа.
1) Репрезентативный экономический агент.
2) Кривая Филлипса.
3) Возможность взятия достоверного обязательства.
4) Частичное равновесие.
5) Калибровка параметров.
6) Финансовый акселератор.
7) Совершенный рынок труда.
Когда-нибудь я подробно опишу причины отказа от каждого из этих пунктов. Если коротко: все они вызывают привыкание и влияют на результаты анализа.
Пишу о главной книге Ричарда Талера для замечательного проекта iloveeconomics: https://iloveeconomics.ru/books/6748
Экономика для школьников
Nudge: Архитектура выбора | Экономика для школьников
Не секрет, что многие компании пользуются маркетинговыми приемами, в основе которых лежит знание о том, как работает человеческая психика: мы подвержены эмоциям и сиюминутным решениям, обращаем
Название говорит само за себя: на семинаре учили использовать DSGE-модели для анализа денежно-кредитной политики. Семинар проводился прямо в главном здании Банка Франции на улице Круа де Пети Шам (да, именно его сегодня поджёг Павленский) и длился пять дней, каждый день – новая тема и новый лектор. В первый день читалось введение в моделирование: очень быстро рассказали про решение и оценку моделей, анализ делового цикла и прогнозирование. Предполагалось, что мы всё это уже знаем. В качестве примера предлагалось разобрать модель американской экономики Фрэнка Сметса и Рафа Воутерса: это популярная новокейнсианская модель, уже не совсем простая, со множеством «дополнений», обеспечивающих хорошее объяснение данных.
Во второй день рассказывали про открытую экономику в наиболее стандартной версии – новокейнсианскую модель открытой экономики Жорди Гали и Томмазо Моначелли. В расширенной версии этой модели можно добиться так называемого неполного переноса изменения курса в цены импортных товаров. Представьте, что завтра рубль подорожал относительно доллара. Должны ли импортные товары подешеветь в рублях? Да, но это произойдёт не сразу. Чтобы отразить этот эффект в модели, необходимо ввести ценовую жёсткость для фирм-импортёров: не позволять им переназначать цены каждый период.
В третий день рассказывали про финансовые фрикции на примере модели Гертлера-Кийотаки. Следует отметить, что лектор – Жюльен Матерон – был потрясающим: сложную тему он рассказал очень понятно. В мире Гертлера-Кийотаки часть домохозяйств образуют банки, которые собирают депозиты других домохозяйств и выдают кредиты (точнее – покупают акции фирм-производителей промежуточных товаров). Чтобы сделать жизнь интереснее, предполагается, что банкиры могут ликвидировать банк и увести с собой часть активов – отсюда возникает эндогенное значение доли заёмных средств (финансового рычага). Такая структура легко встраивается в базовую модель Сметса-Воутерса (в Гали-Моначелли тоже должна, но этим, как выяснилось, никто пока не озаботился).
Во второй день рассказывали про открытую экономику в наиболее стандартной версии – новокейнсианскую модель открытой экономики Жорди Гали и Томмазо Моначелли. В расширенной версии этой модели можно добиться так называемого неполного переноса изменения курса в цены импортных товаров. Представьте, что завтра рубль подорожал относительно доллара. Должны ли импортные товары подешеветь в рублях? Да, но это произойдёт не сразу. Чтобы отразить этот эффект в модели, необходимо ввести ценовую жёсткость для фирм-импортёров: не позволять им переназначать цены каждый период.
В третий день рассказывали про финансовые фрикции на примере модели Гертлера-Кийотаки. Следует отметить, что лектор – Жюльен Матерон – был потрясающим: сложную тему он рассказал очень понятно. В мире Гертлера-Кийотаки часть домохозяйств образуют банки, которые собирают депозиты других домохозяйств и выдают кредиты (точнее – покупают акции фирм-производителей промежуточных товаров). Чтобы сделать жизнь интереснее, предполагается, что банкиры могут ликвидировать банк и увести с собой часть активов – отсюда возникает эндогенное значение доли заёмных средств (финансового рычага). Такая структура легко встраивается в базовую модель Сметса-Воутерса (в Гали-Моначелли тоже должна, но этим, как выяснилось, никто пока не озаботился).
В четвёртый день рассматривались вопросы развивающихся экономик – эта часть была наиболее скучной, потому что лектор решил пересказать своими словами главу 11 учебника Урибе и Шмитт-Гроэ (мои заметки о том, как ту же тему рассказывает сама Шмитт-Гроэ, можно прочитать здесь: https://tttttt.me/growthecon/40).
В пятый день перед нами выступал Мишель Жульяр – автор пакета Dynare для работы с DSGE-моделями в среде Matlab. Жульяр рассказывал про оптимальную политику, очень красиво в рамках модели представив разницу между достоверным и недостоверным обязательством: она зависит от того, равен ли множитель Лагранжа для ограничения в прошлом периоде нулю. Жульяр рассказал, что ведётся работа над переводом Dynare из матлаба в новую среду Julia, набирающую популярность среди специалистов по статистическим вычислениям. На тему оптимальной политики Жульяр читает лекции уже давно – вот его слайды десятилетней давности, изменилось немногое: http://econ.lse.ac.uk/staff/wdenhaan/numerical/michelday4.pdf
Быстрый темп семинаров оставляет ощущение незаконченности. Теме каждого из дней, в принципе, необходимо уделить несколько недель работы. Возможно, единственный способ разобраться в чём-то досконально – это, по совету Ларри Кристиано, взять двухнедельный отпуск и уехать с книгой на необитаемый остров.
В пятый день перед нами выступал Мишель Жульяр – автор пакета Dynare для работы с DSGE-моделями в среде Matlab. Жульяр рассказывал про оптимальную политику, очень красиво в рамках модели представив разницу между достоверным и недостоверным обязательством: она зависит от того, равен ли множитель Лагранжа для ограничения в прошлом периоде нулю. Жульяр рассказал, что ведётся работа над переводом Dynare из матлаба в новую среду Julia, набирающую популярность среди специалистов по статистическим вычислениям. На тему оптимальной политики Жульяр читает лекции уже давно – вот его слайды десятилетней давности, изменилось немногое: http://econ.lse.ac.uk/staff/wdenhaan/numerical/michelday4.pdf
Быстрый темп семинаров оставляет ощущение незаконченности. Теме каждого из дней, в принципе, необходимо уделить несколько недель работы. Возможно, единственный способ разобраться в чём-то досконально – это, по совету Ларри Кристиано, взять двухнедельный отпуск и уехать с книгой на необитаемый остров.
Совсем нет времени подробно писать про новые книги по экономике, которых в октябре вышло немало. Поэтому – коротко и про самое интересное. #ЧтоПочитать вечером в тоскливом октябре?
The Captured Economy. How the Powerful Enrich Themselves, Slow Down Growth, and Increase Inequality by Brink Lindsey and Steven Teles. Очень необычное соавторство: Линдси – либертарианец из института Катона, а Телес – либеральный историк права и автор одной из лучших книг об истории права и экономики. Их книга про то, что экономическое неравенство, о котором все так много пишут и говорят, нередко вызвано действиями государства. Главы книги – это кейсы неправильного регулирования, от финансовой отрасли до профессиональных лицензий. Интересно, что авторы не предлагают отказаться от государственного регулирования вообще, а призывают заменить неправильное регулирование правильным: https://global.oup.com/academic/product/the-captured-economy-9780190627768
WTF?! An Economic Tour of the Weird by Peter T. Leeson. Питер Лисон – экономист, который берётся объяснить с помощью экономической логики самые странные вещи. Например, в 15 веке в Швейцарии проводились церковные суды над личинками майских жуков, а во Франции – над крысами. В 18 веке в Англии проводились аукционы по продаже жён. Не буду портить удовольствие – скажу лишь, что для объяснения этих и многих других странных событий вполне достаточно стандартного курса микроэкономики: http://www.sup.org/books/title/?id=28090
Straight Talk on Trade: Ideas for a Sane World Economy by Dani Rodrik. Дани Родрик – один из главных скептиков по отношению к неограниченной свободе торговли. Новая книга посвящена поиску баланса между национальным и глобальным управлением: с одной стороны, от свободной торговли могут выиграть многие, в особенности, жители беднейших стран, с другой стороны из-за того, что средний класс развитых стран проигрывает от глобализации, нарастает недовольство и на выборах выигрывают популисты. Родрик считает, что мечтать о мировом правительстве рано и национальные государства с нами надолго, а значит, нужно вернуть им больше автономии: https://press.princeton.edu/titles/11216.html
WTF?! An Economic Tour of the Weird by Peter T. Leeson. Питер Лисон – экономист, который берётся объяснить с помощью экономической логики самые странные вещи. Например, в 15 веке в Швейцарии проводились церковные суды над личинками майских жуков, а во Франции – над крысами. В 18 веке в Англии проводились аукционы по продаже жён. Не буду портить удовольствие – скажу лишь, что для объяснения этих и многих других странных событий вполне достаточно стандартного курса микроэкономики: http://www.sup.org/books/title/?id=28090
Straight Talk on Trade: Ideas for a Sane World Economy by Dani Rodrik. Дани Родрик – один из главных скептиков по отношению к неограниченной свободе торговли. Новая книга посвящена поиску баланса между национальным и глобальным управлением: с одной стороны, от свободной торговли могут выиграть многие, в особенности, жители беднейших стран, с другой стороны из-за того, что средний класс развитых стран проигрывает от глобализации, нарастает недовольство и на выборах выигрывают популисты. Родрик считает, что мечтать о мировом правительстве рано и национальные государства с нами надолго, а значит, нужно вернуть им больше автономии: https://press.princeton.edu/titles/11216.html
Нобелевская премия Ричарду Талеру за поведенческую экономику (мои заметки о ней здесь: https://tttttt.me/growthecon/60 и здесь: https://tttttt.me/growthecon/65) больше всего возмутила сторонников экономической свободы, которые подозревают, что под видом «либертарианского патернализма» им пытаются продать такой новый патернализм, который окажется гораздо хуже старого.
В русскоязычной блогосфере пошли одобрительные ссылки на статью Капелюшникова 2013 года (http://polit.ru/article/2013/11/12/paternalism/). Я вообще к Капелюшникову отношусь хорошо, но здесь он перегибает. Честное описание достижений поведенческой экономики в статье сочетается с необоснованными выводами по поводу её нормативных предписаний. По мнению Капелюшникова, новый патернализм (он предпочитает не называть его либертарианским) значительно раздвинул «границы допустимого государственного вмешательства в экономическую и шире – в частную жизнь людей по сравнению с тем, что была готова санкционировать традиционная неоклассическая экономика благосостояния». В итоге «некоторые наблюдатели» (какие?) «фиксируют набирающий силу тренд к перерастанию государства благосостояния в патерналистское государство с гораздо более широкими возможностями и полномочиями по надзору и контролю за деятельностью частных граждан».
Капелюшников выстраивает перед нами ложную дихотомию. С одной стороны есть этатисты, которые рады оправдать любое государственное вмешательство, на основе классических ли соображений, или же как лекарство от нерационального поведения. С другой стороны находятся сторонники экономической свободы, которые призывают отказаться от любого государственного вмешательства – тоже как на основании классических доводов, так и из тех соображений, что нерациональности людей лучше исправит институты «расширенного порядка», а любые действия государства вносят искажения в их работу, мешая координации. Спрятанным от глаз читателя оказывается средний путь: учитывая, что люди предсказуемо иррациональны, необходимо подталкивать их в областях иррационального поведения и напрямую регулировать там, где рациональное поведение приводит к провалам рынка.
Мне сложно поверить, что кто-то воспринимает подобную критику всерьёз. В рамках подхода Талера и Санштейна никто не отнимает у людей права принятия решения: изменяются лишь опции по умолчанию. Предположим – что чиновник изменил опции на «плохие». Неужели хвалёные институты расширенного порядка не смогут справиться с подобным изменением – учитывая, ещё раз, что у людей никто не отнимает права «переставить галочку»?
Упрекают патерналистов в том, что у них нет достаточной информации для расчёта «оптимальной» интервенции: но никто не ищет глобальный оптимум, достаточно лишь двигаться в его сторону. Упрекают, что нет единой теории когнитивных ошибок – это верно, хотя написанная ещё в 2011 году Thinking fast and slow Канемана, как мне кажется, весьма приближается к решению этой задачи.
Чуть интереснее такая критика: правительства подвержены ошибкам и давлению со стороны групп интересов. Не исключено, что новый патернализм будет использоваться корпорациями для продвижения собственных продуктов. Но разве это не произойдёт и так в отсутствие регулирования? В сериале «The Good Wife» есть эпизод, в котором производители продуктов борются за то, чтобы их продукты оказались на «схеме здорового питания», которую раздают школьникам – от того, появится ли на схеме сыр, зависят продажи этого сыра школам, хотя казалось бы. Если у вас нет явно прописанной политики по поводу такого рода интервенций, вы автоматически отдаёте их на откуп частному сектору – с предсказуемым результатом.
В русскоязычной блогосфере пошли одобрительные ссылки на статью Капелюшникова 2013 года (http://polit.ru/article/2013/11/12/paternalism/). Я вообще к Капелюшникову отношусь хорошо, но здесь он перегибает. Честное описание достижений поведенческой экономики в статье сочетается с необоснованными выводами по поводу её нормативных предписаний. По мнению Капелюшникова, новый патернализм (он предпочитает не называть его либертарианским) значительно раздвинул «границы допустимого государственного вмешательства в экономическую и шире – в частную жизнь людей по сравнению с тем, что была готова санкционировать традиционная неоклассическая экономика благосостояния». В итоге «некоторые наблюдатели» (какие?) «фиксируют набирающий силу тренд к перерастанию государства благосостояния в патерналистское государство с гораздо более широкими возможностями и полномочиями по надзору и контролю за деятельностью частных граждан».
Капелюшников выстраивает перед нами ложную дихотомию. С одной стороны есть этатисты, которые рады оправдать любое государственное вмешательство, на основе классических ли соображений, или же как лекарство от нерационального поведения. С другой стороны находятся сторонники экономической свободы, которые призывают отказаться от любого государственного вмешательства – тоже как на основании классических доводов, так и из тех соображений, что нерациональности людей лучше исправит институты «расширенного порядка», а любые действия государства вносят искажения в их работу, мешая координации. Спрятанным от глаз читателя оказывается средний путь: учитывая, что люди предсказуемо иррациональны, необходимо подталкивать их в областях иррационального поведения и напрямую регулировать там, где рациональное поведение приводит к провалам рынка.
Мне сложно поверить, что кто-то воспринимает подобную критику всерьёз. В рамках подхода Талера и Санштейна никто не отнимает у людей права принятия решения: изменяются лишь опции по умолчанию. Предположим – что чиновник изменил опции на «плохие». Неужели хвалёные институты расширенного порядка не смогут справиться с подобным изменением – учитывая, ещё раз, что у людей никто не отнимает права «переставить галочку»?
Упрекают патерналистов в том, что у них нет достаточной информации для расчёта «оптимальной» интервенции: но никто не ищет глобальный оптимум, достаточно лишь двигаться в его сторону. Упрекают, что нет единой теории когнитивных ошибок – это верно, хотя написанная ещё в 2011 году Thinking fast and slow Канемана, как мне кажется, весьма приближается к решению этой задачи.
Чуть интереснее такая критика: правительства подвержены ошибкам и давлению со стороны групп интересов. Не исключено, что новый патернализм будет использоваться корпорациями для продвижения собственных продуктов. Но разве это не произойдёт и так в отсутствие регулирования? В сериале «The Good Wife» есть эпизод, в котором производители продуктов борются за то, чтобы их продукты оказались на «схеме здорового питания», которую раздают школьникам – от того, появится ли на схеме сыр, зависят продажи этого сыра школам, хотя казалось бы. Если у вас нет явно прописанной политики по поводу такого рода интервенций, вы автоматически отдаёте их на откуп частному сектору – с предсказуемым результатом.
Чтобы вы поняли, что у нас с обсуждением Талера всё не так плохо, вот вам запись в блоге профессора NYU Марио Риццо (https://thinkmarkets.wordpress.com/2017/10/09/richard-thalers-nobel-prize/): пишут, что исследования Талера иногда не воспроизводятся и в любом случае нужна какая-то другая поведенческая экономика, непонятно какая. В комментариях нобелевский лауреат Вернон Смит пишет, что нужно возвращаться к Адаму Смиту, и вся экономика после Джевонса и Вальраса зашла в тупик. Чуть выше в комментариях Дейрдра Макклоски пишет, что поведенческая экономика превратилась в «Теорию Прикладного Фашизма». Подобное даже комментировать неловко.
Дани Родрик написал замечательную статью в Boston Review о неолиберализме. Вкратце идея такова: большая часть целей, к которым стремятся неолибералы, вполне разумны с экономической точки зрения. Эффективность, стимулы для инвесторов и производителей, защита прав собственности, макроэкономическая стабильность и перераспределительная политика, которая не заставляет людей уходить с рынка труда – отличные идеи.
Проблема, утверждает Родрик, начинается тогда, когда эти идеи пытаются реализовать в виде конкретных институтов – и здесь неолиберализм слишком придерживается подхода «one size fits all». На практике перечисленные выше цели лучше достигаются с помощью институтов, приспособленных к локальным условиям, а страны, строившие институты «по учебнику» от МВФ, получили стагнирующие экономику и производительность труда. Отчасти вина лежит на экономистах: на публике они слишком любят подчёркивать основы своей науки – рыночную эффективность, невидимую руку, сравнительное преимущество – и не всегда упоминают, что эти результаты верны лишь при множестве предпосылок и оговорок. Поэтому в общественной дискуссии экономисты выглядят идеологически более правыми, чем они являются на самом деле. Прочитайте статью полностью здесь: https://bostonreview.net/class-inequality/dani-rodrik-rescuing-economics-neoliberalism
Проблема, утверждает Родрик, начинается тогда, когда эти идеи пытаются реализовать в виде конкретных институтов – и здесь неолиберализм слишком придерживается подхода «one size fits all». На практике перечисленные выше цели лучше достигаются с помощью институтов, приспособленных к локальным условиям, а страны, строившие институты «по учебнику» от МВФ, получили стагнирующие экономику и производительность труда. Отчасти вина лежит на экономистах: на публике они слишком любят подчёркивать основы своей науки – рыночную эффективность, невидимую руку, сравнительное преимущество – и не всегда упоминают, что эти результаты верны лишь при множестве предпосылок и оговорок. Поэтому в общественной дискуссии экономисты выглядят идеологически более правыми, чем они являются на самом деле. Прочитайте статью полностью здесь: https://bostonreview.net/class-inequality/dani-rodrik-rescuing-economics-neoliberalism
Boston Review
Rescuing Economics from Neoliberalism
As we heap scorn on neoliberalism, we risk throwing out some of its most useful ideas.
Борьба за ренту в экономике является двойным злом. Во-первых, в её результате обычно происходит неэффективное перераспределение: от налогоплательщиков к узким интересам (например, отечественным производителям товара, на импорт которого налагается пошлина). Во-вторых, на лоббирование необходимого законодательства тратятся финансовые и человеческие ресурсы, которые можно было бы потратить на что-то производительное.
Поскольку борьба за ренту выгодна, она будет присутствовать в экономике. Правильный вопрос состоит в другом: почему борьбы за ренту так мало? В этом заключается так называемый парадокс Таллока. Учитывая огромный размер государственного сектора в развитых экономиках можно было ожидать, что расходы на лоббирование будут примерно равны (очень большим) потенциальным выгодам от целевого законодательства. Стоимость проведения через Конгресс субсидии, выгоды от которой для какой-нибудь узкой группы составят, скажем, 10 миллионов долларов, часто составляет несколько сотен тысяч долларов. Даже с учётом множества косвенных выгод (субсидии не только напрямую кладут деньги в карман узких интересов, но могут создать рабочие места, важные для избирателей, так что политику не придётся тратиться на завоевание дополнительных голосов из своего кармана) борьба за ренту является крайне выгодным делом, принося отдачу около 12 к 1.
Луиджи Зингалес в своей книге «Капитализм для народа» предлагает три возможных объяснения парадокса Таллока. Во-первых, избиратели не любят слишком коррумпированных политиков. Во-вторых, между политиками существует конкуренция: если очень много желающих продать свой голос, цена голоса снизится. В-третьих, возможно, что лобби не слишком доверяют политикам, так как в их договорённостях отсутствуют формальные гарантии. Интересно, что все три причины со временем теряют свою остроту: лоббирование становится нормой в развитых экономиках, оно всё лучше организовано – у избирателей меньше оснований наказывать политиков за «нормальное поведение», а у фирм меньше оснований бояться за свои инвестиции в политиков. Исследования Зингалеса подтверждают: лоббирование вызывает привыкание. Если фирма лоббировала в прошлом году, то вероятность того, что она будет лоббировать и в этом году больше 90%.
Видео о парадоксе Таллока на MRUniversity: https://www.mruniversity.com/courses/development-economics/tullock-paradox
Поскольку борьба за ренту выгодна, она будет присутствовать в экономике. Правильный вопрос состоит в другом: почему борьбы за ренту так мало? В этом заключается так называемый парадокс Таллока. Учитывая огромный размер государственного сектора в развитых экономиках можно было ожидать, что расходы на лоббирование будут примерно равны (очень большим) потенциальным выгодам от целевого законодательства. Стоимость проведения через Конгресс субсидии, выгоды от которой для какой-нибудь узкой группы составят, скажем, 10 миллионов долларов, часто составляет несколько сотен тысяч долларов. Даже с учётом множества косвенных выгод (субсидии не только напрямую кладут деньги в карман узких интересов, но могут создать рабочие места, важные для избирателей, так что политику не придётся тратиться на завоевание дополнительных голосов из своего кармана) борьба за ренту является крайне выгодным делом, принося отдачу около 12 к 1.
Луиджи Зингалес в своей книге «Капитализм для народа» предлагает три возможных объяснения парадокса Таллока. Во-первых, избиратели не любят слишком коррумпированных политиков. Во-вторых, между политиками существует конкуренция: если очень много желающих продать свой голос, цена голоса снизится. В-третьих, возможно, что лобби не слишком доверяют политикам, так как в их договорённостях отсутствуют формальные гарантии. Интересно, что все три причины со временем теряют свою остроту: лоббирование становится нормой в развитых экономиках, оно всё лучше организовано – у избирателей меньше оснований наказывать политиков за «нормальное поведение», а у фирм меньше оснований бояться за свои инвестиции в политиков. Исследования Зингалеса подтверждают: лоббирование вызывает привыкание. Если фирма лоббировала в прошлом году, то вероятность того, что она будет лоббировать и в этом году больше 90%.
Видео о парадоксе Таллока на MRUniversity: https://www.mruniversity.com/courses/development-economics/tullock-paradox
Marginal Revolution University
Tullock Paradox | Marginal Revolution University
Funny enough, one big question in economics is why the world isn't even more corrupt than what we observe. It's not such an easy question to answer.
10 лет спустя после Великой рецессии Пол Кругман рассуждает о том, какие макроэкономические идеи показали свою несостоятельность. Это идеи австрийской школы (кризисы - расплата за периоды изобилия), структурализм (низкая безработица невозможна из-за недостатка навыков в американской экономике), взгляд Казначейства (госрасходы не могут увеличить выпуск) и старый монетаризм (масштабное наращивание денежной массы обязано сопровождаться ростом цен). Посмотрите видео целиком, оно короткое: https://www.youtube.com/watch?v=MPAQuR_ZZ0g
YouTube
Discredited ideas
Were the crisis and its aftermath as incomprehensible as we thought? In this video, Paul Krugman presents four views from which we could learn. This video was recorded at the "10 years after the crisis" conference held in London, on 22 September 2017.
Produced…
Produced…