Сделаю отдельную рубрику #badeconomics, где буду рассказывать про людей из интернета, которые неправы: продолжаю славное дело борца с мифами экономики и моего учителя Сергея Маратовича Гуриева и сообщества в реддите /r/badeconomics. Далеко за примерами ходить не придётся. На соседнем канале (https://tttttt.me/hobbes_channel/238) рассказывают про то, что после выхода книги Пикетти «Капитал в 21 веке» обнажился кризис позитивизма. Оказывается, «искусственно созданный язык Economics, претендующий на абсолютную научность и основанный на дихотомии факт/ценность, фактически налагает запрет на дискуссию».

Опять запрещают дискуссию! Подумаешь, 6 тысяч цитат в Google Scholar, десятки рецензий от ведущих экономистов, симпозиум в American Economic Review, две коллективные монографии только с начала этого года (одна - за Пикетти, вторая - против). Но и это лишь вершина айсберга: множество выходящих в последние годы работ находятся в диалоге с Пикетти - это работы о том, как доход разделяется между трудом и капиталом и почему, и как это связано со сбережениями и инвестициями.

Ирония ещё в том, что весь проект Пикетти очень позитивистский: Пикетти собирает данные и тестирует на них свою теорию. К теории как раз больше всего вопросов - но не потому, что упоминание неравенства является анафемой для консервативных экономистов, а потому, что теоретически Пикетти идёт в хвосте разворачивающейся в макроэкономике революции гетерогенности: экономисты отказываются от упрощающего предположения о репрезентативном агенте (это когда все домохозяйства в экономике принимают решения, как если бы они были одним большим домохозяйством) в пользу множества разнородных фирм и домохозяйств (сложный и технический обзор лежит тут: https://fguvenendotcom.files.wordpress.com/2014/05/guvenen_survey_richmondfed_2012.pdf).

Конечно, экономисты не любят говорить о ценностях. Они считают, что их наука лучше приспособлена для описания того, что есть на самом деле, а для разговоров о том, как должно быть, есть философия или этика. Но это не значит, что экономисты совсем устраняются от нормативных вопросов: обычно они принимают некоторую версию утилитаризма и затем размышляют, какая политика максимизирует общественное благосостояние.

Не совсем #badeconomics, но всё равно не очень. Максим Миронов громко обижается, что его оппонент Андрей Мовчан не знаком с идеями Гэри Беккера об экономике преступности (http://mmironov.livejournal.com/24110.html). Я вам расскажу, что это за идеи: преступники, решая совершать ли им преступление, оценивают ожидаемые издержки и выгоды. Если издержки увеличиваются - повышается штраф или вероятность, что поймают и штраф придется платить - преступлений будет меньше. Поэтому рецепт борьбы с коррупцией простой: надо, чтобы коррупционеров ловили и наказывали.

Неужели Мовчан не понимает такую простую идею? Её же проходят на первом курсе! Думаю, Мовчан всё понимает. А ещё он понимает, что даже в теории проблема коррупции сложнее. Давайте представим себе, что коррупционеры собрались в кружок и дружно пилят бюджет. Угроза более строгого наказания может заставить их сплотиться и не выдавать друг друга (такое экономисты проходят на втором курсе, и называется это - кооперативное равновесие в повторяющейся игре).

Значит, надо освобождать от наказания того, кто донесёт на всю коррупционную компанию? Но страх высокого наказания может заставить группу пристальнее следить за возможными доносчиками, так что те не успеют и слово сказать, как окажутся с проломленной головой в вашингтонском отеле (и некрасивую историю приплетут).

Согласно работе другого нобелевского лауреата по экономике - Жана Тироля - может быть лучше амнистировать жуликов и воров, так как это позволит чиновникам «перезагрузиться» и начать жить по-новому. А поведенческая экономика утверждает, что строгое стимулирование может вытеснить альтруистические мотивы работы и привлечь «рациональных эгоистов». В общем, проблема сложная, и печально видеть, на каком уровне сейчас идёт дискуссия.

На политологическом канале осуждают швейцарцев, которые на референдуме отказались от ядерной энергетики (https://tttttt.me/whalesgohigh/2610): «В таких решениях нет ничего страшного, если они принимаются в условиях свободного рынка, где в долгосрочной перспективе дурное все равно вымрет в результате конкуренции. Но когда заблуждения цементируются в виде государственной политики, запрещающей все альтернативы, оно перестает быть объектом конкуренции - это порождает эффект колеи и дальнейшие проблемы».

Почему перед нами #badeconomics? Всё дурное не вымрет в результате конкуренции, а вполне сохранится. И связано такое положение дел... С эффектом колеи! Ведь это понятие означает совсем не то, что под ним понимает автор, и вообще было придумано не про государство, а про рынок. Означает оно, что небольшие изначально различия со временем приводят к непредвиденным, масштабным и часто неприятным последствиям. Например, стандарт раскладки клавиатур QWERTY не является оптимальным: по одной из легенд он выбран так, чтобы в верхнем ряду можно было при демонстрации быстро набрать слово TYPEWRITER, по другой - чтобы специально замедлить скорость печати, так как на ранние печатные машинки от высоких скоростей выходили из строя. Сегодня все клавиатуры имеют эту раскладку, все курсы слепой печати ориентированы на неё, так что отдельному человеку переключиться на более быструю раскладку Дворака непросто. Идею эффекта колеи впервые высказал стэнфордский экономист Пол Дэвид.

Итак, в результате свободной конкуренции могут закрепляться неэффективные стандарты - это эффект колеи. Автор хотел написать о понятии схожем, но немного другом - институциональном склерозе (его придумал Мансур Олсон). Суть институционального склероза состоит в том, что группы организуются в процессе борьбы за ренту и тормозят производительную активность. Производители автомобилей, например, создают лобби и продавливают пошлины на иномарки, от чего страдает потребитель. Или органы правопорядка понимают, что «война с наркотиками» позволяет им легко выполнять план по раскрываемости за счёт неудачливых подростков. Когда таких групп становится много, общество начинает страдать, а экономический рост - тормозиться.

С институциональным склерозом борятся шоковой терапией. Радикальная встряска - война или революция - разгонит старые группы, и пока не образуются новые, вознаграждаться будет только производительная активность. С шоком Олсон связывает послевоенный взлёт Германии и Японии, старые элиты которых были радикально зачищены. Поскольку в процессе зачистки нередко страдают группы, которые борятся за ренту в пользу бедных - профсоюзы - у левых борьба с институциональным склерозом после радикальных потрясений не в почёте и называется «доктриной шока» (Наоми Кляйн). Но доктриной шока любят баловаться и левые: большевистская революция - классическая доктрина шока, а рост в период нэпа происходил в том числе и по указанным Олсоном причинам.

Главное отличие между институциональным склерозом и эффектом колеи такое: эффект колеи - свойство технологий, потому его намного труднее развернуть. Склероз - свойство институтов, и в принципе для его разворота может хватить лишь политической воли.

Давно не было записей с тэгом #badeconomics. Признаюсь: мне нравится разоблачительный жанр, а искать глупости на просторах интернета – времени нет (присылайте в личные сообщения, если найдёте). Но сегодня с утра #badeconomics нашёлся сам, здесь: https://tttttt.me/whalesgohigh/2754

Обсуждаются последствия МРОТ, в числе которых «насильственная» роботизация. Роботизация насильственная, потому что на роботов предприятия переходить не хотели, но люди после введения МРОТ подорожали. В ходе несколько запутанного аргумента автор приходит к двум выводам. Во-первых, за насильственную роботизацию заплатит всё общество целиком. У предприятий повышаются издержки, эти издержки перекладываются в конечные цены, а выигрывают производители роботов. Можно было просто обложить всех налогом и отдать деньги производителям роботов – разницы никакой. Во-вторых, ставшие из-за роботизации безработными пойдут в теневой сектор (что плохо само по себе), и в тех секторах, где они будут работать нелегально за копейки, «роботизация» (правильнее - капиталовооруженность) снизится. В итоге в среднем по экономике капиталовооруженность не изменится.

Даже между двумя этими выводами есть некоторое противоречие (если ничего не поменяется, за что тогда заплатит общество?), но я хотел написать про другое. Идея о том, что введение МРОТ приведёт к большой безработице, основывается на модели рынка труда в условиях совершенной конкуренции. В жизни конкуренция несовершенна, поэтому МРОТ может в теории привести лишь к небольшой безработице и к перераспределению от прибылей к зарплатам. Именно это и обнаружилось в ряде эмпирических исследований МРОТ, начавшихся в 1990-е годы: эффект на занятость нередко оказывается близким к нулю. Если вы хотите перераспределить от работодателей к работникам, МРОТ может быть хорошим решением.

Но у МРОТ есть не только перераспределительные последствия. Представим, что факторов производства всего два – роботы и люди. При фиксированной стоимости роботов введение МРОТ означает снижение относительных цен на роботов. Это может быть эффективно во многих случаях. Например, от большего использования роботов в производстве могут возникать положительные внешние эффекты – экстерналии. Использование роботов заставляет людей инвестировать в свой человеческий капитал, накапливаются знания – как фундаментальные, так и локальные ноу-хау. Эти динамические эффекты не учитываются в факторных ценах: МРОТ выступает как эффективная субсидия.

Другая возможная ситуация – возрастающая отдача от масштаба в секторе производства роботов и конечных товаров. Предположим, что производить одного робота не выгодно, но много роботов можно произвести с гораздо меньшими издержками на единицу. Обе отрасли могут добиться большей производительности, но им нужно скоординироваться: производители роботов должны быть уверены, что на множество роботов будет спрос, производители конечной продукции – что на их продукцию будет спрос. МРОТ создаёт спрос на конечную продукцию и снижает относительную цену капитала, подталкивая отрасли к координации. Как видим, и в части эффективности далеко не очевидно, что МРОТ – плохая мера.

Наткнулся на потрясающее видео на канале @kazdalewski. Экономист Андрей Мовчан рассказывает про коррупцию и сравнивает две ситуации: экономику условной Швеции, где большие налоги платятся в казну, и экономику условной России, где множество агентов собирает коррупционную ренту. Говорит, что вторая ситуация лучше. Почему? Оказывается, когда у вас много коррупционеров, между ними начинается рынок: они конкурируют за возможность предоставить коррупционные услуги отраслям, а если отрасль теряет в динамике - лоббирует её интересы. Такое множество "осёдлых бандитов", каждый сидит на своей отрасли. С другой стороны, в Швеции или Франции "бандит" всего один, и рыночного (в смысле, квази-рыночного) механизма сообщить такому бандиту, что отрасли нужна поддержка, нет.

Я чуть со стула не упал. Автор канала правильно замечает: если общество может договариваться с мелкими коррупционерами, наверное, оно сможет договориться и с централизованным государственным аппаратом - за счёт лоббирования, например. Но это даже не самое серьёзное возражение. Я, в отличие от Мовчана, в Чикаго не учился, но я читал Роуз-Аккерман и других авторов об экономике коррупции, которые хором говорят: представление о коррупции как об "эффективном рынке" (или о "втором наилучшем") ложно. Коррупционер не предоставляет способ обойти существующие препятствия с выгодой для себя: он эти препятствия предприятиям создаёт, чтобы потом за деньги помочь обойти. Отсюда возникает множество неэффективностей, как правило, в форме ограничения входа в отрасль. Это очень важная мысль: некритично настроенному поклоннику Коуза может показаться, что коррупция не важна, так как фирмы будут платить только такие взятки, которые экономически оправданы, и в итоге мы будем наблюдать только перераспределение от фирмы к чиновнику, но не будет нарушения экономической эффективности. Это, однако, не так: динамически взятки ограничат вход на рынок и приведут к неэффективно низкой ротации фирм. Иными словами, Коуза Мовчан освоил, а Норта, похоже, нет.

Что в публичном пространстве либеральным экономистом будет открыто защищаться порядок закрытого доступа по Норту (сидим на своих отраслях, никого не пускаем, делим ренты) - такого я не ожидал #badeconomics

Крик души от специалиста по истории экономической мысли Григория Баженова на дружественном канале, о мейнстриме и гетеродоксии (и, конечно, о #badeconomics), подписываюсь под каждым словом.
Часть 1: https://tttttt.me/faqingeconomics/54
Часть 2: https://tttttt.me/faqingeconomics/55

В жанре #badeconomics выступил Камиль Галеев, в целом, очень неглупый автор канала «Высокая Порта» @sublimeporte. Случается с лучшими из нас! Камиль пишет https://tttttt.me/sublimeporte/552:

Главная, зияющая дыра в современных гуманитарных и социальных науках - на том месте, где должна была бы быть такая дисциплина как сравнительная история экономической политики… экономисты и policy-makers, что на Западе, что на Востоке, принимают решения, имея при этом самое фантастическое представление об эмпирике: они понятия не имеют какие виды экономической политики проводились в прошлом и какие результаты они дали.

Такого рода пассажи больше говорят о человеческом капитале их автора, чем о состоянии экономической науки. Даже в общем курсе по макроэкономике разбираются многие важные исторические эпизоды и роль государственной политики в них: хороший экономист навскидку способен назвать пять-десять важнейших статей о Великой депрессии, великой модерации, инфляции 1970-х годов, дезинфляции Волкера, «Новой экономике» и т. д. В специализированных курсах по экономической истории роль государственной политики разбирается ещё подробнее: в интернете легко найти программы курсов Марка Харрисона о военной экономике, Кевина О’Рурка о торговой политике в 19 веке, Гарета Остина о догоняющей индустриализации на периферии. В программах курсов длинные перечни статей и книг: рассказывать после знакомства с ними о том, что сравнительной истории экономической политики нет, - очень странно.

Консервативный публицист Егор Холмогоров на сайте «Царьград» пишет, что плохо сдал ЕГЭ по обществознанию потому, что вместо экономики в экзамен вставили «либеральную экономикс», которая лежит в основе «людоедских либеральных реформ». В «экономикс» (почему-то в кавычках) записано классической определение экономической науки по Лайонелу Роббинсу как задачи распределения ограниченных ресурсов между безграничным числом способов их применения. Хотя у этого определения есть недостатки (как и у любого другого), тот факт, что доступные людям ресурсы увеличиваются, никак ему не противоречит. Ведь чтобы увеличить имеющиеся в вашем распоряжении ресурсы, нужно - правильно! - потратить ресурсы, причём потратите вы сегодня, а увеличите, скорее всего, завтра. Возникает проблема межвременного выбора. О регулировании и изменении потребностей экономисты тоже могут сказать немало, но важно то, что это не отменяет роль принципов редкости и издержек упущенных возможностей как основы экономической науки. Про заполонившие в 1990-е гг. Россию переводные учебники можно сказать много плохого, но совершенно точно во всех них подчеркивалось, что рынок создает ценность, увеличивает эффективность применения ресурсов - это очень далеко от описанной критиком «игры с нулевой суммой». Как по мне, ЕГЭ-Холмогоров — 1:0 #badeconomics

Давно не было рубрики #badeconomics, возобновляю. Хазби Будунов пишет на канале @politeconomics:

Бывшая барменша из Бронкса на глазах у всего мира вынудила Председателя ФРС США признать тот факт, что кривая Филлипса, которая на протяжении десятилетий являлась руководством для проведения монетарной политики, не работает. Она гласит, что низкая безработица неизбежно приведет к высокой инфляции, поэтому нужно, чтобы безработных было больше. Но в США сейчас рекордно низкие безработица и инфляция.

Речь идёт об этом видео. В среду председатель ФРС Джером Пауэлл выступал перед Палатой представителей. Александрия Окасио-Кортез задала ему вопрос о связи инфляции и безработицы. Кривая Филлипса - это утверждение о том, что если безработица становится ниже естественного уровня, в экономике будет нарастать инфляционное давление. Естественный уровень безработицы ненаблюдаем, и последние пять лет его оценки смещаются вниз. Иначе говоря, безработица в США низкая, а инфляция не растёт.

На видео Пауэлл не выглядит загнанным в угол. Он сам в октябре прошлого года говорил о том, что кривая Филлипса в развитых странах становится более плоской. Есть несколько версий почему. Безработица становится худшей мерой экономической активности, когда растет число неполностью занятых и самозанятых. Из-за глобализации страны больше импортируют, а цены импортных товаров менее чувствительны к экономической активности внутри страны. С 1980-х гг. периоды с безработицей ниже естественного уровня редки, так что мы можем не видеть корреляции на макроуровне из-за недостаточной вариации данных.

Другое объяснение - парная корреляция не учитывает прочие факторы инфляции. Профессор Городниченко из Беркли показывает, что если учесть в оценке кривой Филлипса инфляционные ожидания, её наклон сохраняется. Годы низкой инфляции привели к тому, что люди будут ожидать низкую инфляцию дальше, и это будет равновесием. В последний раз так сильно инфляционные ожидания американцев заякорились после Второй мировой войны, когда ценовые контроли приучили людей, что цены не растут. Взлёты и падения экономики не отражались на инфляции вплоть до середины 1960-х гг., когда безработица снизилась ниже 4%, и инфляция начала неудержимо расти. Почти два десятилетия "Великой инфляции" удалось завершить дорогой ценой.

Возможно, кривая Филлипса пала жертвой глобальных тенденций, возможно, она жива, а возможно, от неё следует отказаться, как считает сторонник «макроэкономики без кривой Филлипса» Роджер Фармер. Разногласия в науке нормальны, и риски высокой инфляции вслед за излишне мягкой политикой ФРС я бы не сбрасывал со счетов.

Фраза про «бывшую барменшу» вводит в заблуждение. Окасио-Кортез после колледжа работала официанткой и баристой, чтобы помочь своей семье. Но вообще она закончила с отличием один из лучших университетов США со степенью по международным отношениям и экономике. Она образована и задает грамотные вопросы. Хотя многие её профессора могут быть шокированы тем, что она пропагандирует гетеродоксальную modern monetary theory, удивляться тут нечему. Она политик, а политики используют экономические теории как пьяница фонарь - не для освещения, а для опоры.

Канал имени Гоббса привел ссылку с результатами "исследования" в качестве доказательства опровержения старины Бранко Милановича. Бедный, бедный Миланович... Его многолетние исследования оказались простой манипуляцией данными... Все, что было необходимо - это взять и дезагрегировать 1% самых богатых, а также продемонстрировать разницу в абсолютных значениях. Как жаль, что сам Миланович об этом не подумал... Или подумал?

Открываем его книгу "Глобальное неравенство. Новый подход для эпохи глобализации", изданную Институтом Гайдара в 2017 году и переведенную Даниилом Шестаковым. Находим там первую главу, а там параграф "Абсолютный выигрыш в доходах в различных точках глобального распределения доходов" на странице 42. Листаем. Опа! На 43 странице график "Процент абсолютного выигрыша в реальном доходе на душу населения, полученный в зависимости от уровня дохода в глобальном распределении, 1988-2008 гг.". И он весьма напоминает тот, что предложен авторами исследования (см. картинку постом ниже). Листаем далее, видим, что Миланович отдельно объясняет, почему его выводы вот это все никак не опровергает. Ну а дальше идет врезка "ЭКСКУРС 1.2 Абсолютные и относительные меры неравенства доходов", где Миланович отдельно обговаривает, почему относительные показатели надежнее и лучше.

Аргументы Милановича:

Во-первых, относительные меры консервативны, поскольку они показывают неизменность неравенства в ситуациях, когда абсолютные меры показывают рост неравенства (когда все доходы увеличиваются на один и тот же процент) или его понижение (когда они все падают на один и тот же процент)...

Во-вторых, один из недостатков абсолютных мер заключается в том, что они практически всегда растут при любом увеличении среднего: когда доходы увеличиваются, абсолютная разница между богатыми, средним классом и бедными становится больше, даже если относительный разрыв остается неизменным. Представим, что распределение — это воздушный шарик. Когда шарик надувается, расстояние между любыми точками на поверхности шарика растет. При использовании абсолютных расстояний практически любое увеличение среднего (надувание шарика) может рассматриваться как увеличение неравенства...

В-третьих, неравенство и рост доходов являются двумя проявлениями одного и того же феномена. (Тут следует техническое рассуждение о том, что средний доход является первым моментом распределения доходов, а неравенство — вторым моментом распределения доходов (дисперсией). Рассуждение результируется так: логика относительности, которая применяется к росту, должна применяться и к неравенству).

Последний аргумент состоит в том, что относительный рост дохода коррелирует с ростом полезности, если мы полагаем, что индивидуальная функция полезности имеет логарифмическую форму в зависимости от дохода... Иными словами, для богатого каждый дополнительный доллар приносит меньшую полезность или кажется менее важным, чем для бедного (далее, Миланович отмечает, что если это предположение разумно, а оно разумно, то нужно рассматривать данные из кривой частот роста как изменения в полезности).

Как мы видим, Миланович все предусмотрел и отдельно обговорил. Но кому какое дело? Главное со слоновьим графиком повоевать. Если авторы "исследования" хотя бы оговаривают, что критикуют использование слоновьего графика в политических целях (потом, однако, сами переходят на эмоции, дезагрегируя 1%, но почему-то не дезагрегируя другие группы), то Канал имени Гоббса пишет напрямую про Милановича, который первую главу заканчивает так:

В этой книге я надеюсь отразить фундаментально неоднозначную природу глобализации. Читатель должен все время помнить, что глобализация одновременно и зло, и благо. В идеале, даже читая о каких-то последствиях глобализации, которые кажутся «хорошими», необходимо помнить о возможных «плохих» эффектах, которые могут сопровождать «хорошие» последствия, и наоборот. Именно наша способность осознавать и учитывать всё «хорошее» и «плохое» и придавать им субъективные веса в конечном счете определяет, как мы воспринимаем глобализацию.

Такой вот вечерний #badeconomics

«Вестник бури» против Сергея Гуриева, продолжение

Во-вторых, критики не понимают, как в современной макроэкономике используется понятие равновесия: они думают, например, что деловой цикл - это отклонение от равновесия, но экономика к нему возвращается. Так считали Тобин и Патинкин, но сейчас давно не 1970-е. В современной макроэкономике деловой цикл является динамическим равновесным феноменом. То есть равновесие достигается в каждом периоде. Но нигде при этом не говориться, что это равновесие оптимально или единственно. В лекции Гуриев несколько раз задаётся вопросом: какая экономическая политика поможет нам перейти от плохого равновесия к хорошему?

Правильная формулировка для критиков: в отсутствие шоков равновесная траектория в экономике сойдётся к траектории сбалансированного роста - но и эта траектория не обязана быть оптимальной! Половина любого учебника по экономическому росту про то, почему рост неоптимален и как сделать его оптимальным. Впрочем, авторы видео не знают, что в макроэкономике сбалансированный рост - это траектория: в их изложении "экономика сходится к общему вневременному идеальному равновесию". В первом приближении траектория сбалансированного роста определяется стороной предложения - но только в первом приближении: сейчас даже в бакалаврских учебниках можно прочитать и про гистерезис (авторы его считают гетеродоксальной идеей, хотя про него написано даже у Мэнкью), и про направленные технические изменения, и про многое другое.

По поводу общего равновесия в видео больше всего путаницы. Авторы не знают, как расшифровывается DSGE, не понимают, что утверждает теорема Зонненшайна-Мантеля-Дебрё (да, зрителям было тяжело) и какие выводы из неё для макромоделей, но главное - почему-то считают, что общее равновесие - это идеализированная система, не приложимая к реальности.

Приведу только один пример. В прошлом году я писал про статью, в которой с помощью модели общего равновесия - той самой, которую критики считают нереалистичной и идеализированной - удалось обнаружить затерянные ассирийские города. Мне хочется, чтобы вы поняли, насколько это круто. Гравитационная модель - приведенная форма системы общего равновесия - хорошо объясняет паттерны торговли в 17 веке до н.э.! Современные Генрихи Шлиманы и Индианы Джонсы должны учить микроэкономическую теорию. Интересно, что к работам отца эконометрики и автора гравитационной модели Яна Тинбергена Кейнс относился скептически. Но Тинберген оказался прав: в науке нельзя без анализа данных. Поэтому так важен «эмпирический поворот» в экономическом мейнстриме, о котором говорят последние 30 лет.

Авторы видео рассказывают, как на экономических факультетах почти не слышны альтернативы мейнстриму. Тут они просто повторяют своих западных коллег: в России ситуация обратная. Хорошего экономического образования очень мало, а на одного "мейнстримщика" приходится два гетеродокса. Особенно много австрийцев, но и разных пост-кейнсианцев хватает. У них свои экосистемы журналов - например, Иван Розмаинский, лекции которого публикует канал Politeconomics, публикуется в основном в Economic Herald of the Donbas. С такой волной Гуриев и Сонин справляются с большим трудом.

Почему я всё это пишу? Мне кажется, при всех минусах, видео немного двигает дискуссию вперёд. Обычно в блогах я встречаю мысли в духе «во Франции Гуриева научили быть левым». В видео «Вестника бури», повторюсь, Гуриева почти нет, зато есть обсуждение экономической методологии и изложение пост-кейнсианской критики. К сожалению, пост-кейнсианцы пока слишком плохо понимают мейнстрим, чтобы убедительно его критиковать #badeconomics

Австрийская экономическая школа о причинах Великой депрессии в США

#badeconomics В последнее время написать в блог меня может заставить только ситуация, когда в интернете кто-то очень неправ. В этот раз неправы оказались представители Австрийской экономической школы в своих рассуждениях о Великой депрессии. Понимаю, что не всем моим читателям интересны разборки с блогерами, да ещё и о делах давно минувших лет. Поэтому самые стойкие могут прочитать об ошибках «австрийцев» в записи на Medium.