Читая о рынке и государстве, вы неизбежно наткнётесь на аргумент, который я называю «нет, но может быть»: нет, рыночное решение не работает без внешнего принуждения, но оно «может работать в принципе». Вот несколько примеров.
В 1976 г. Рональд Коуз опубликовал статью «Маяк в экономической науке». Маяк считался примером общественного блага – неконкурентного (от того, что маяк светит мне, он не перестаёт светить вам) и неисключаемого (если вы не заплатите мне за услуги света, я не могу заставить вас на него не смотреть). Коуз утверждал, что в Англии маяки вплоть до XIX в. были частными, а плату держатели маяков взимали в порту. Статья Коуза сразу же стала классикой, но позднее подверглась жёсткой критике историков: детальные исследования показали, что у частных маяков не получалось долго жить на добровольные пожертвования, и они были вынуждены продавать права на сбор оплаты государству. Последней попыткой защитить частные маяки стала статья Блока и Барнетта, которые утверждали, что хотя частные маяки в истории не выживали, их выживание, в принципе, было возможно.
В 2013 г. был арестован создатель сайта «Великий шёлковый путь» Росс Уильям Ульбрихт: в даркнете он создал рынок для наркотиков и прочих нелегальных товаров и услуг. Ульбрихт вдохновлялся либертарианскими утопиями, но с ростом посещаемости сайта обнаружил, что системы репутации для продавцов недостаточно: необходимо вручную банить нарушителей правил. А когда один из продавцов пригрозил опубликовать адреса клиентов, заказывавших нелегальную продукцию, Ульбрихту пришлось заплатить $650 000, чтобы шантажиста физически устранили (неясно, произошло ли это на самом деле, или же анонимным киллером был сам шантажист). После ареста сайта нелегальный рынок был перезапущен новыми предпринимателями: и мы продолжаем слышать истории о том, что рынок без принуждения, основанный исключительно на репутации, возможен – хотя в истории даркнета он неизбежно вырождался в централизованное принуждение с убийствами нарушителей.
В 2015 г. философы Джейсон Бреннан и Питер Яворски выпустили книгу «Рынок без границ». В ней авторы утверждали, что рыночная трансакция всегда моральна: если вы делаете что-то бесплатно, вы вправе сделать это за деньги. При этом если что-то аморально и происходит на рынке, это аморально само по себе (например, рынок рабов аморален не потому, что это рынок, а потому, что рабство аморально). С утилитаристской точки зрения аргумент вызывает возражения: как быть с ситуациями, когда рынок ведёт к недопроизводству или хуже, нарушению прав людей? Представьте себе рынок органов, который в стране с высокой преступностью приведёт к охоте за людьми. Разумеется, можно сказать, что аморален не сам рынок, а преступники, продающие людей на органы против их воли: но стоит ли открывать рынок, если вы не сможете контролировать его последствия? В обсуждениях после выхода книги Бреннан уточнил свою позицию: вполне возможно, рынок должен быть крайне регулируемым и под демократическим надзором – но нет ничего самого по себе аморального в рыночном характере трансакции. Оставляя в стороне проблему того, что трансакция сама по себе часто меняет характер товара – сравните, например, если вас поцеловали бесплатно или за деньги – такое понятие морали не слишком согласуется с нашими представлениями о том, что если много людей страдает, ситуация не может считаться «моральной», даже если всё «добровольно». Бреннан, однако, считает, что рынку нужно дать шанс – на противниках рынка лежит бремя доказательства того, что рынок не сможет улучшить положение всех его участников.
В 1976 г. Рональд Коуз опубликовал статью «Маяк в экономической науке». Маяк считался примером общественного блага – неконкурентного (от того, что маяк светит мне, он не перестаёт светить вам) и неисключаемого (если вы не заплатите мне за услуги света, я не могу заставить вас на него не смотреть). Коуз утверждал, что в Англии маяки вплоть до XIX в. были частными, а плату держатели маяков взимали в порту. Статья Коуза сразу же стала классикой, но позднее подверглась жёсткой критике историков: детальные исследования показали, что у частных маяков не получалось долго жить на добровольные пожертвования, и они были вынуждены продавать права на сбор оплаты государству. Последней попыткой защитить частные маяки стала статья Блока и Барнетта, которые утверждали, что хотя частные маяки в истории не выживали, их выживание, в принципе, было возможно.
В 2013 г. был арестован создатель сайта «Великий шёлковый путь» Росс Уильям Ульбрихт: в даркнете он создал рынок для наркотиков и прочих нелегальных товаров и услуг. Ульбрихт вдохновлялся либертарианскими утопиями, но с ростом посещаемости сайта обнаружил, что системы репутации для продавцов недостаточно: необходимо вручную банить нарушителей правил. А когда один из продавцов пригрозил опубликовать адреса клиентов, заказывавших нелегальную продукцию, Ульбрихту пришлось заплатить $650 000, чтобы шантажиста физически устранили (неясно, произошло ли это на самом деле, или же анонимным киллером был сам шантажист). После ареста сайта нелегальный рынок был перезапущен новыми предпринимателями: и мы продолжаем слышать истории о том, что рынок без принуждения, основанный исключительно на репутации, возможен – хотя в истории даркнета он неизбежно вырождался в централизованное принуждение с убийствами нарушителей.
В 2015 г. философы Джейсон Бреннан и Питер Яворски выпустили книгу «Рынок без границ». В ней авторы утверждали, что рыночная трансакция всегда моральна: если вы делаете что-то бесплатно, вы вправе сделать это за деньги. При этом если что-то аморально и происходит на рынке, это аморально само по себе (например, рынок рабов аморален не потому, что это рынок, а потому, что рабство аморально). С утилитаристской точки зрения аргумент вызывает возражения: как быть с ситуациями, когда рынок ведёт к недопроизводству или хуже, нарушению прав людей? Представьте себе рынок органов, который в стране с высокой преступностью приведёт к охоте за людьми. Разумеется, можно сказать, что аморален не сам рынок, а преступники, продающие людей на органы против их воли: но стоит ли открывать рынок, если вы не сможете контролировать его последствия? В обсуждениях после выхода книги Бреннан уточнил свою позицию: вполне возможно, рынок должен быть крайне регулируемым и под демократическим надзором – но нет ничего самого по себе аморального в рыночном характере трансакции. Оставляя в стороне проблему того, что трансакция сама по себе часто меняет характер товара – сравните, например, если вас поцеловали бесплатно или за деньги – такое понятие морали не слишком согласуется с нашими представлениями о том, что если много людей страдает, ситуация не может считаться «моральной», даже если всё «добровольно». Бреннан, однако, считает, что рынку нужно дать шанс – на противниках рынка лежит бремя доказательства того, что рынок не сможет улучшить положение всех его участников.
Что общего в этих трёх примерах? Заметим, кто именно является выразителем аргумента «нет, но может быть». В первом случае это австрийский экономист Уолтер Блок. Во втором случае – технолибертарианец и поклонник австрийской экономической школы Росс Уильям Ульбрихт. В третьем случае – аналитический философ Джейсон Бреннан. С аналитической философией Бреннана австрийскую экономику объединяет общая черта: отрицание исторического опыта как руководства для будущих действий. В австрийской экономической науке теория и история существуют в разных областях – по поводу будущего данные прошлого нам не помогут, и анализ необходимо начинать не с данных, а с априорных принципов.
В этом отличие современной экономической науки от абстрактных фантазий: мейнстрим экономики сегодня глубоко эмпиричен и историчен, все теории тщательно проверяются на данных, а экономисты тратят огромные ресурсы на попытки приблизить свой статистический вывод к идеалу эксперимента. Именно поэтому экономическая история сегодня занимает всё более важное место в учебных программах экономистов – она позволяет понять, что в истории работало, а что нет, и почему – позволяет проводить информированный эмпирически институциональный дизайн.
В этом отличие современной экономической науки от абстрактных фантазий: мейнстрим экономики сегодня глубоко эмпиричен и историчен, все теории тщательно проверяются на данных, а экономисты тратят огромные ресурсы на попытки приблизить свой статистический вывод к идеалу эксперимента. Именно поэтому экономическая история сегодня занимает всё более важное место в учебных программах экономистов – она позволяет понять, что в истории работало, а что нет, и почему – позволяет проводить информированный эмпирически институциональный дизайн.
Как нобелевский лауреат Роберт Лукас писал в 2004 году о неравенстве:
"Из всех тенденций, вредных для экономической науки, наиболее манящая - и, по моему мнению, наиболее вредная, состоит в том, чтобы концентрироваться на вопросах распределения. В эту минуту в американской семье рождается ребёнок и другой ребёнок, столь же ценный в глазах Господа, рождается в Индии. В распоряжении нового американца будет в 15 раз больше ресурсов всех разновидностей по сравнению с ресурсами, доступными его индийскому собрату. Это выглядит неправильным, подталкивает нас что-то исправить - и, возможно, какие-то действия должны быть предприняты. Но из огромного изменения в благосостоянии сотен миллионов людей, произошедшего за последние 200 лет с начала промышленной революции, лишь очень небольшая доля может быть отнесена на счёт прямого перераспределения от богатых к бедным. Потенциал для улучшения жизни бедных через иное распределение того, что производится сейчас, - ничто по сравнению с, по-видимому, безграничным потенциалом увеличения производства".
"Из всех тенденций, вредных для экономической науки, наиболее манящая - и, по моему мнению, наиболее вредная, состоит в том, чтобы концентрироваться на вопросах распределения. В эту минуту в американской семье рождается ребёнок и другой ребёнок, столь же ценный в глазах Господа, рождается в Индии. В распоряжении нового американца будет в 15 раз больше ресурсов всех разновидностей по сравнению с ресурсами, доступными его индийскому собрату. Это выглядит неправильным, подталкивает нас что-то исправить - и, возможно, какие-то действия должны быть предприняты. Но из огромного изменения в благосостоянии сотен миллионов людей, произошедшего за последние 200 лет с начала промышленной революции, лишь очень небольшая доля может быть отнесена на счёт прямого перераспределения от богатых к бедным. Потенциал для улучшения жизни бедных через иное распределение того, что производится сейчас, - ничто по сравнению с, по-видимому, безграничным потенциалом увеличения производства".
Из биографии Макса Вебера за авторством Иоахима Радкау, разговор Вебера и Шумпетера о русской революции в кофейне:
«Шумпетер выразил своё удовлетворение тем, что социализм перерос статус газетной дискуссии и теперь на практике должен доказать свою жизнеспособность. Вебер раздражённо заметил, что коммунизм на той стадии развития, на какой находится Россия, является попросту преступлением... "Его путь будет сопровождаться несказанным людским страданием и окончится катастрофой".
"Может быть и так", - ответил Шумпетер, - "но для нас это будет приятным небольшим экспериментом".
"Лабораторией с грудой мёртвых человеческих тел", - уточнил Вебер.
"Любая анатомия выглядит так", - ответил Шумпетер...
Вебер разгорячился и стал говорить громче. Шумпетер говорил спокойно и саркастично, в то время как все остальные посетители кофейни отложили свои карты и внимательно слушали разговор - до тех пор, пока Вебер не вскочил и не выбежал на Рингштрассе со словами "такого вынести невозможно"... »
«Шумпетер выразил своё удовлетворение тем, что социализм перерос статус газетной дискуссии и теперь на практике должен доказать свою жизнеспособность. Вебер раздражённо заметил, что коммунизм на той стадии развития, на какой находится Россия, является попросту преступлением... "Его путь будет сопровождаться несказанным людским страданием и окончится катастрофой".
"Может быть и так", - ответил Шумпетер, - "но для нас это будет приятным небольшим экспериментом".
"Лабораторией с грудой мёртвых человеческих тел", - уточнил Вебер.
"Любая анатомия выглядит так", - ответил Шумпетер...
Вебер разгорячился и стал говорить громче. Шумпетер говорил спокойно и саркастично, в то время как все остальные посетители кофейни отложили свои карты и внимательно слушали разговор - до тех пор, пока Вебер не вскочил и не выбежал на Рингштрассе со словами "такого вынести невозможно"... »
Попробуйте пройти экзамен, который в 1958 году давал своим студентам по курсу "Экономические колебания и рост" Евсей Домар:
Финальный экзамен - 3 часа. 23 января 1958 года. Е. Д. Домар. Отвечайте на вопросы в любом порядке. Рассуждения оцениваются наряду с правильностью ответа.
I (25%)
(a) Объясните основы экономической философии, на которых построены современные оценки национального дохода (и валового продукта) в западных странах.
(b) Покажите, как эта философия отражается в конкретных критериях министерства торговли США для построения оценок ВАЛОВОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОДУКТА, НАЦИОНАЛЬНОГО ДОХОДА И РАСПОЛАГАЕМОГО ПОТРЕБИТЕЛЬСКОГО ДОХОДА. Проиллюстрируйте ваше рассуждение примерами.
(c) "Используемые сейчас методы расчёта национального дохода или продукта завышают разницу между доходами (или продуктами) развитых и неразвитых стран". Предоставьте подробный комментарий.
II. (15%)
В 1947 г. советский экономист, мистер Айзенштадт высказал наблюдение:
"Даже самые большие поклонники Кейнса и его теории о том, что заёмный капитал является основной причиной промышленного цикла, не видят в ней ничего нового... Сам Кейнс считал, что "новизна" его системы лежит в равновесной формуле экономического процесса, в которой независимые и зависимые переменные записаны следующим образом:
Независимые переменные:
(1) Склонность к потреблению
(2) Предельная эффективность капитала
(3) Ставка процента
(4) Предпочтение ликвидности
Зависимые переменные:
(1) Сбережения
(2) Инвестиции
(3) Уровень занятости”
Прокомментируйте. Будьте конкретны.
III. (15%)
"Лучшее средство от инфляции - рост производства". Согласны ли вы с этим утверждением? Почему? Предоставьте подробный комментарий.
IV. (25%)
Напишите аналитическое эссе на тему: "Эффект пропорционального налога на доходы физических лиц и прибыль корпораций на ставку или ставки процента".
V. (20%)
Рассмотрите эффект на ВАЛОВОЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОДУКТ от увеличения на $100 ВАЛОВОГО НАКОПЛЕНИЯ ЧАСТНОГО КАПИТАЛА.
(a) Обсудите концептуальные и аналитические вопросы.
(b) Попытайтесь получить количественную оценку.
Взято отсюда: http://www.irwincollier.com/johns-hopkins-reading-list-and-exam-for-economic-fluctuations-and-growth-domar-1957/
Финальный экзамен - 3 часа. 23 января 1958 года. Е. Д. Домар. Отвечайте на вопросы в любом порядке. Рассуждения оцениваются наряду с правильностью ответа.
I (25%)
(a) Объясните основы экономической философии, на которых построены современные оценки национального дохода (и валового продукта) в западных странах.
(b) Покажите, как эта философия отражается в конкретных критериях министерства торговли США для построения оценок ВАЛОВОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ПРОДУКТА, НАЦИОНАЛЬНОГО ДОХОДА И РАСПОЛАГАЕМОГО ПОТРЕБИТЕЛЬСКОГО ДОХОДА. Проиллюстрируйте ваше рассуждение примерами.
(c) "Используемые сейчас методы расчёта национального дохода или продукта завышают разницу между доходами (или продуктами) развитых и неразвитых стран". Предоставьте подробный комментарий.
II. (15%)
В 1947 г. советский экономист, мистер Айзенштадт высказал наблюдение:
"Даже самые большие поклонники Кейнса и его теории о том, что заёмный капитал является основной причиной промышленного цикла, не видят в ней ничего нового... Сам Кейнс считал, что "новизна" его системы лежит в равновесной формуле экономического процесса, в которой независимые и зависимые переменные записаны следующим образом:
Независимые переменные:
(1) Склонность к потреблению
(2) Предельная эффективность капитала
(3) Ставка процента
(4) Предпочтение ликвидности
Зависимые переменные:
(1) Сбережения
(2) Инвестиции
(3) Уровень занятости”
Прокомментируйте. Будьте конкретны.
III. (15%)
"Лучшее средство от инфляции - рост производства". Согласны ли вы с этим утверждением? Почему? Предоставьте подробный комментарий.
IV. (25%)
Напишите аналитическое эссе на тему: "Эффект пропорционального налога на доходы физических лиц и прибыль корпораций на ставку или ставки процента".
V. (20%)
Рассмотрите эффект на ВАЛОВОЙ НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОДУКТ от увеличения на $100 ВАЛОВОГО НАКОПЛЕНИЯ ЧАСТНОГО КАПИТАЛА.
(a) Обсудите концептуальные и аналитические вопросы.
(b) Попытайтесь получить количественную оценку.
Взято отсюда: http://www.irwincollier.com/johns-hopkins-reading-list-and-exam-for-economic-fluctuations-and-growth-domar-1957/
Из писем Евсея Домара о разнице между экономистами и политологами в послевоенном Чикаго:
"Я представил друг другу Кена Эрроу и Дэвида Истона (политолога). Им потребовалось время, чтобы найти общий язык. Причина: политолог считал верным всё, кроме того, что он явно отвергал; экономист считал верным только то, что он явно предполагал. Эта встреча была, пожалуй, самой поучительной".
"Я представил друг другу Кена Эрроу и Дэвида Истона (политолога). Им потребовалось время, чтобы найти общий язык. Причина: политолог считал верным всё, кроме того, что он явно отвергал; экономист считал верным только то, что он явно предполагал. Эта встреча была, пожалуй, самой поучительной".
До 7 февраля в открытом доступе находится последний номер «Oxford Review of Economic Policy», посвящённый тому, как нам реорганизовать макроэкономическую теорию: bitly.com/macroeconomictheory
Ноа Смит назвал макроэкономику «гламурным отрядом экономической науки»: у макроэкономистов есть сложные модели, интересные подходы к анализу данных – и к ним прислушиваются люди, принимающие решения (да и сами макроэкономисты порой залетают высоко). Поэтому неудивительно, что макроэкономику постоянно атакуют: каждый считает, что справится не хуже. И поэтому жанр «как нам реорганизовать макроэкономику» будет жить вечно. В новом номере «Oxford Review of Economic Policy» на вечную тему рассуждают Оливье Бланшар, Джозеф Стиглиц, Рикардо Риз, Пол Кругман, Джаспер Линде, Рэнди Райт, Фабио Джирони и прочие звёзды макропрофессии. Ожидаемо, ответы самые разные. Редакторы номера суммируют поступившие предложения так: необходимо сохранить новокейнсианскую основу, но дополнить её четырьмя новыми блоками.
1. Финансовые фрикции: финансовый сектор является важным источником шоков (вспомним Великую рецессию) – как эндогенных, так и увеличителем для экзогенных шоков (через плохую политику).
2. Ограниченная рациональность: вместо оптимизации до бесконечности стоит обдумать, как агенты максимизируют полезность и прибыль вплоть до какого-то конечного горизонта. По всей видимости, излишняя ориентированность в будущее для агентов в модели является причиной странных результатов, вроде очень низких фискальных мультипликаторов или силы forward guidance.
3. Гетерогенные агенты: не только из-за вопросов распределения между домохозяйствами (хотя и гетерогенность домохозяйств пока чаще встречается на страницах журналов, чем внутри практических моделей), но и для учёта гетерогенности фирм и вопросов входа/выхода на рынок. В теории международной торговли гетерогенность фирм давно стала ключевым ингредиентом (например, в модели Мелица), но включение гетерогенности и эндогенного входа/выхода фирм в динамическую модель – гораздо более сложная задача. Такие модели есть, но ими не пользуются: насколько я понимаю, в этой литературе пока нет осмысленных результатов.
4. Улучшенные микрооснования: мне нравится замечание Бланшара о том, что используемые в стандартной модели конвенции – такие, как, например, жёсткость цен – имеют под собой более глубокие основания (издержки поиска информации), и мы игнорируем последствия этих оснований для остальных частей модели. Здесь непросто нащупать баланс: можно уходить в глубокие микрооснования всего, как делает Рэнди Райт – и в итоге получить модель, результаты которой невозможно интерпретировать.
1. Финансовые фрикции: финансовый сектор является важным источником шоков (вспомним Великую рецессию) – как эндогенных, так и увеличителем для экзогенных шоков (через плохую политику).
2. Ограниченная рациональность: вместо оптимизации до бесконечности стоит обдумать, как агенты максимизируют полезность и прибыль вплоть до какого-то конечного горизонта. По всей видимости, излишняя ориентированность в будущее для агентов в модели является причиной странных результатов, вроде очень низких фискальных мультипликаторов или силы forward guidance.
3. Гетерогенные агенты: не только из-за вопросов распределения между домохозяйствами (хотя и гетерогенность домохозяйств пока чаще встречается на страницах журналов, чем внутри практических моделей), но и для учёта гетерогенности фирм и вопросов входа/выхода на рынок. В теории международной торговли гетерогенность фирм давно стала ключевым ингредиентом (например, в модели Мелица), но включение гетерогенности и эндогенного входа/выхода фирм в динамическую модель – гораздо более сложная задача. Такие модели есть, но ими не пользуются: насколько я понимаю, в этой литературе пока нет осмысленных результатов.
4. Улучшенные микрооснования: мне нравится замечание Бланшара о том, что используемые в стандартной модели конвенции – такие, как, например, жёсткость цен – имеют под собой более глубокие основания (издержки поиска информации), и мы игнорируем последствия этих оснований для остальных частей модели. Здесь непросто нащупать баланс: можно уходить в глубокие микрооснования всего, как делает Рэнди Райт – и в итоге получить модель, результаты которой невозможно интерпретировать.
Винсенто Гелосо составил список пяти самых интересных статей по экономической истории за 2017 год. Учтите, речь идёт об опубликованных статьях - многие из статей вы могли читать в черновых версиях ещё в 2016 г. или раньше. Мне список нравится, если бы я составлял свой, то Кояму и Джонсона про state capacity и Боденхорна с соавторами про жизненные стандарты в США в XIX в. обязательно бы включил: https://notesonliberty.com/2018/02/06/the-best-economic-history-papers-of-2017/
Notes On Liberty
The best economic history papers of 2017
As we are now solidly into 2018, I thought that it would be a good idea to underline the best articles in economic history that I read in 2017. Obviously, the “best” is subjective to my…
Егор Сенников на канале @docsandstuff (который, кстати, необходимо читать, если вы ещё не!) сравнивает топ продаж по истории России на озоне и на амазоне: оказывается, на амазоне достойные книги, а на озоне Зыгань, Акунин и «Гоблин» Пучков. Делает вывод: «То ли все плохо у массовой публики в России с интересом к более серьезной исторической литературе, то ли издатели не пытаются даже этот интерес как-то подогреть, научить читателя чему-то новому» (https://tttttt.me/docsandstuff/1749).
Думаю, здесь уважаемый автор ошибается – и ошибка эта хорошо знакома экономистам! Она называется смещение выборки (selection bias), и учёные тратят много сил, чтобы её избежать. Суть её проста: если вы хотите установить причинно-следственную связь, вам нужен эксперимент, который в социальных науках провести непросто. Поэтому вам приходится очень внимательно следить, чтобы две выборки, которые у вас есть, были «похожи» во всех отношениях, кроме того фактора, который вы изучаете.
На примере с книгами непростое понятие смещения выборки становится очевидным. Ведь кто читает англоязычные книги о России? По-видимому, те, кто на русском не читают, но интересуются историей этой далёкой заснеженной страны. С другой стороны, книги о России на озоне и на русском языке может купить (и покупает) человек самый случайный. Поэтому правильно сравнивать топ продаж книг по истории России на озоне с топом продаж книг по истории США на амазоне. И, конечно, американцы о своей истории читают тоже всякую ерунду: две позиции из пяти сейчас занимает книга «Fire and Fury» Майкла Вольфа (буквально их аналог Зыгаря). В топ 10 вошла биография Гамильтона (потому что мюзикл!), какие-то истории про мужественных солдат в Афганистане.
В обратную сторону смещение тоже работает: самые популярные на озоне книги по истории США весьма приличные – качественный нон-фикшн про убийство Джона Кеннеди, «Заклятые друзья» Ивана Куриллы, изданные высоколобым «Новым литературным обозрением», на первом месте – очевидный Оливер Стоун (ну тут сам президент порекомендовал).
Так что не надо считать отсутствие интереса к серьёзной исторической литературе у массовой публики чем-то специфически российским – у них всё не лучше. Как пробудить этот интерес – как заменить на полках россиян Фоменко на Воскобойникова, а «Гоблина» на Хлевнюка? У меня хорошего ответа нет: но думаю, что популярные постнауки и арзамасы помогают лишь до какого-то момента, и мы к этому моменту уже подошли.
Думаю, здесь уважаемый автор ошибается – и ошибка эта хорошо знакома экономистам! Она называется смещение выборки (selection bias), и учёные тратят много сил, чтобы её избежать. Суть её проста: если вы хотите установить причинно-следственную связь, вам нужен эксперимент, который в социальных науках провести непросто. Поэтому вам приходится очень внимательно следить, чтобы две выборки, которые у вас есть, были «похожи» во всех отношениях, кроме того фактора, который вы изучаете.
На примере с книгами непростое понятие смещения выборки становится очевидным. Ведь кто читает англоязычные книги о России? По-видимому, те, кто на русском не читают, но интересуются историей этой далёкой заснеженной страны. С другой стороны, книги о России на озоне и на русском языке может купить (и покупает) человек самый случайный. Поэтому правильно сравнивать топ продаж книг по истории России на озоне с топом продаж книг по истории США на амазоне. И, конечно, американцы о своей истории читают тоже всякую ерунду: две позиции из пяти сейчас занимает книга «Fire and Fury» Майкла Вольфа (буквально их аналог Зыгаря). В топ 10 вошла биография Гамильтона (потому что мюзикл!), какие-то истории про мужественных солдат в Афганистане.
В обратную сторону смещение тоже работает: самые популярные на озоне книги по истории США весьма приличные – качественный нон-фикшн про убийство Джона Кеннеди, «Заклятые друзья» Ивана Куриллы, изданные высоколобым «Новым литературным обозрением», на первом месте – очевидный Оливер Стоун (ну тут сам президент порекомендовал).
Так что не надо считать отсутствие интереса к серьёзной исторической литературе у массовой публики чем-то специфически российским – у них всё не лучше. Как пробудить этот интерес – как заменить на полках россиян Фоменко на Воскобойникова, а «Гоблина» на Хлевнюка? У меня хорошего ответа нет: но думаю, что популярные постнауки и арзамасы помогают лишь до какого-то момента, и мы к этому моменту уже подошли.
Telegram
Stuff and Docs
Показательная, мне кажется, разница. Если мы возьмем и откроем amazon,com и взглянем на самые популярные книги в разделе Russian history, то что мы там увидим? Вот первые 5 позиций:
1. Nicholas and Alexandra. Robert K. Massie - классическая (немного клюквенная)…
1. Nicholas and Alexandra. Robert K. Massie - классическая (немного клюквенная)…
Задание для читающих меня студентов, размять голову. Канал @redzion пишет: «Журналисты хуже оценивают своё материальное положение, чем в среднем россияне: 27% называют его плохим и очень плохим против 22% в среднем по РФ (исследование ЦИРКОН, 413 опрошенных журналистов)». Если вам известно, что выборка россиян (не журналистов) состояла из 1614 человек – проверил на сайте ЦИРКОН – то на каком уровне значимости мы можем отвергнуть гипотезу о том, что журналисты и обычные россияне оценивают своё материальное положение одинаково? Распределения ответов тут: https://tttttt.me/redzion/11068
Telegram
Красный Сион
Журналисты хуже оценивают своё материальное положение, чем в среднем россияне: 27% называют его плохим и очень плохим против 22% в среднем по РФ (исследование ЦИРКОН, 413 опрошенных журналистов)
Мне никогда не приходилось читать вводные курсы по экономике: обычно меня слушают достаточно мотивированные студенты последнего года бакалавриата или магистранты. Но я знаю, какой болью может быть преподавание вводной экономики людям, которым она не очень интересна. Лекторы идут на всё, чтобы заинтересовать слушателей, но я даже не предполагал, на что. Оказывается, энтузиасты-преподаватели сделали несколько сайтов, которые обучают экономическим понятиям на основе клипов из сериалов! Я сам рисковать бы не стал, показывая такое: есть риск и лекцию увести не туда, и (что гораздо хуже) юмор сериала убить. Но если вам нужно, то разбирайте:
Базинганомика («Теория Большого Взрыва»): http://www.bazinganomics.com/
Экономика «Сайнфелда»: http://www.yadayadayadaecon.com/
Экономика «Офиса»: http://economicsoftheoffice.com/
Базинганомика («Теория Большого Взрыва»): http://www.bazinganomics.com/
Экономика «Сайнфелда»: http://www.yadayadayadaecon.com/
Экономика «Офиса»: http://economicsoftheoffice.com/
#ЧтоПочитать об экономическом неравенстве: новую короткую книгу Микеле Алачевича (автора работ о политической экономике Всемирного банка) и Анны Сочи