До этого Перл Бак (это женщина, что не всегда очевидно по имени) можно было найти только в издании 1997 года в серии с Нобелевскими лауреатами (да, Перл Бак получила Нобелевку в дремучих тридцатых, а ещё, если не ошибаюсь, Пулитцера). Стоит вся эта серия у букинистов совершенно неприлично, в среднем около тысячи рублей за редкую книгу.
Ещё существует русский перевод и издание тридцатых годов, которое до сих пор есть в некоторых библиотеках. Но его брать простым смертным нельзя, и даже смотреть, как кто-то другой берёт, тоже нельзя. Максимум, что мне разрешили пару лет назад, — поговорить с тётенькой, видевшей человека, который это издание переносил из одной коробки в другую.
Поможет ли вам теория шести рукопожатий найти человека, читавшего Перл Бак на бумаге?
Ещё существует русский перевод и издание тридцатых годов, которое до сих пор есть в некоторых библиотеках. Но его брать простым смертным нельзя, и даже смотреть, как кто-то другой берёт, тоже нельзя. Максимум, что мне разрешили пару лет назад, — поговорить с тётенькой, видевшей человека, который это издание переносил из одной коробки в другую.
Поможет ли вам теория шести рукопожатий найти человека, читавшего Перл Бак на бумаге?
Обещанные кулстори про школу. Как говорил пятиклассник в комментах к одной статье про школьную жизнь: «В школе вся любовь злая. Я на этой дуре Анжелке жениться хотел, а она мои фотки не лайкала. Кто же её такую замуж возьмёт?»
Мораль: не будь как Анжелка. Это не призыв ставить лайки, их тут всё равно нет, но хватит уже.
https://knife.media/young-teacher/
Мораль: не будь как Анжелка. Это не призыв ставить лайки, их тут всё равно нет, но хватит уже.
https://knife.media/young-teacher/
Нож
«Просто не держите детей за дурачков». Интервью с молодым учителем
Чем занимаются учителя на каникулах, что самое сложное в работе педагога и как изменились дети за последние несколько лет.
Кратко о прочитанном. 19-я неделя
Астрологи объявили неделю чтения на бумаге.
Джулиан «Перевертыш» Барнс «Метроленд». Первый роман Джулиана Барнса. Прекрасный для знакомства, прекрасный вообще. О взрослении, подростковом бунтарстве, максимализме и интеллектуальном снобизме. Зуб даю, что в каждом возрасте прочитывается совершенно с разными выводами и лить на колени кипяток можно по прямо противоположным причинам.
Николай «Галушка моей души» Гоголь «Мёртвые души». Впервые перечитала после очень долгого промежутка времени, а всё равно очень ржачно и узнаваемо, хотя где мы, а где коллежские советники и брички. Если после школы так и не возвращались, то, может, уже пора?
«Безумный день профессора Канта». В отличие от большинства книг из этой серии — не слишком подростково. Базовые вещи можно было бы объяснять не так занудно и академически, анекдотов и баечек о Канте очень много, а некоторые вещи не будут понятны, если ты раньше про Канта и его жизнь не читал. Диоген из этой серии куда круче.
Стивен «Стёпа Королёв» Кинг «Способный ученик». Очень тёмная повесть с неоднозначными выводами. Получается, что зло изначально есть в некоторых из нас просто потому, что есть. Ни среда, ни воспитание, ни психологические травмы не могут объяснить прирождённого маньячества главного героя, потому что у него всё благополучно. Ну зашибись теперь.
Джордж «Задолбали тысячи обзоров на него» Сондерс «Линкольн в бардо». Обманочка: кажется, что читать это будет трудно и скучно, вообще пофиг на Линкольна, а сложные формы автор ввёл, чтобы скрыть очевидность смысла. На деле: сложная форма читается очень легко, вместо Линкольна может быть любой ноунейм (пусть при этом и теряется крошечный обертон одной из вторичных линий), просто про Линкольна вышло нагляднее. Смерть в каждом из нас одинаково цепко гнездится, а карма не дремлет.
Александр «Школьная программа» Куприн «Гранатовый браслет». Не представляю, зачем эту повесть дают в школах. На интеллектуальном уровне понять её просто, но нужно нырять в собственный эмоциональный опыт и, самое важное, в кризис среднего возраста и упущенных возможностей. Откуда это может быть у школоты? Упустил возможность написать на спине училке «Пни меня» в прошлой четверти?
Инухико «Что из этого фамилия» Ёмота «Теория каваии». Неплохое полуисследование-полуэссе, которое было написано довольно давно в Японии и там уже не совсем актуально, а у нас запоздало, но не так сильно, как могло бы. Автор, по сути, пишет историю и подноготную одного-единственного многогранного понятия, которое нельзя просто перевести каким-то одним словом вроде «милый». Заодно пишет про неожиданные рычаги влияния каваии. Например, с точки зрения феминизма, это способ в патриархальном обществе подсознательно навязать женщине роль слабого и послушного декоративного элемента.
Астрологи объявили неделю чтения на бумаге.
Джулиан «Перевертыш» Барнс «Метроленд». Первый роман Джулиана Барнса. Прекрасный для знакомства, прекрасный вообще. О взрослении, подростковом бунтарстве, максимализме и интеллектуальном снобизме. Зуб даю, что в каждом возрасте прочитывается совершенно с разными выводами и лить на колени кипяток можно по прямо противоположным причинам.
Николай «Галушка моей души» Гоголь «Мёртвые души». Впервые перечитала после очень долгого промежутка времени, а всё равно очень ржачно и узнаваемо, хотя где мы, а где коллежские советники и брички. Если после школы так и не возвращались, то, может, уже пора?
«Безумный день профессора Канта». В отличие от большинства книг из этой серии — не слишком подростково. Базовые вещи можно было бы объяснять не так занудно и академически, анекдотов и баечек о Канте очень много, а некоторые вещи не будут понятны, если ты раньше про Канта и его жизнь не читал. Диоген из этой серии куда круче.
Стивен «Стёпа Королёв» Кинг «Способный ученик». Очень тёмная повесть с неоднозначными выводами. Получается, что зло изначально есть в некоторых из нас просто потому, что есть. Ни среда, ни воспитание, ни психологические травмы не могут объяснить прирождённого маньячества главного героя, потому что у него всё благополучно. Ну зашибись теперь.
Джордж «Задолбали тысячи обзоров на него» Сондерс «Линкольн в бардо». Обманочка: кажется, что читать это будет трудно и скучно, вообще пофиг на Линкольна, а сложные формы автор ввёл, чтобы скрыть очевидность смысла. На деле: сложная форма читается очень легко, вместо Линкольна может быть любой ноунейм (пусть при этом и теряется крошечный обертон одной из вторичных линий), просто про Линкольна вышло нагляднее. Смерть в каждом из нас одинаково цепко гнездится, а карма не дремлет.
Александр «Школьная программа» Куприн «Гранатовый браслет». Не представляю, зачем эту повесть дают в школах. На интеллектуальном уровне понять её просто, но нужно нырять в собственный эмоциональный опыт и, самое важное, в кризис среднего возраста и упущенных возможностей. Откуда это может быть у школоты? Упустил возможность написать на спине училке «Пни меня» в прошлой четверти?
Инухико «Что из этого фамилия» Ёмота «Теория каваии». Неплохое полуисследование-полуэссе, которое было написано довольно давно в Японии и там уже не совсем актуально, а у нас запоздало, но не так сильно, как могло бы. Автор, по сути, пишет историю и подноготную одного-единственного многогранного понятия, которое нельзя просто перевести каким-то одним словом вроде «милый». Заодно пишет про неожиданные рычаги влияния каваии. Например, с точки зрения феминизма, это способ в патриархальном обществе подсознательно навязать женщине роль слабого и послушного декоративного элемента.
Сейчас вы прямо здесь в режиме реального времени без СМС, регистрации и процентов узнаете, что я ненадёжный негодяй, потому что прямо этим постом я обманываю человека.
Я обещала рассказать про книжный канал @stoner_watching_you на своём втором канале не про книжки, а потом подумала — чигой-то так? Захочу — и тут расскажу, потому что чо-т обидно, что канал читаю достаточно давно, но ни в одну из моих книжных подборок он ни разу не попадал (наверное, потому что я их всё реже и реже делаю, хотя на новые каналы подписываюсь, а старые часто чахнут и пропадают).
В общем, быть такой несправедливости — если вы раньше не знали про канал «Стоунера», то теперь будете знать, потому что вовремя глаза не закрыли. Это классика книжного телеграмьства: мнения, рецензии, полезные ссылки, размышлизмы и наблюдения — всё около литературы и между её беспощадных булок. Если вам такое интересно как ещё плюс одно мнение к расширению читательских горизонтов, то можете подписаться, что ж я зверь что ли, вам такое запрещать?
Я обещала рассказать про книжный канал @stoner_watching_you на своём втором канале не про книжки, а потом подумала — чигой-то так? Захочу — и тут расскажу, потому что чо-т обидно, что канал читаю достаточно давно, но ни в одну из моих книжных подборок он ни разу не попадал (наверное, потому что я их всё реже и реже делаю, хотя на новые каналы подписываюсь, а старые часто чахнут и пропадают).
В общем, быть такой несправедливости — если вы раньше не знали про канал «Стоунера», то теперь будете знать, потому что вовремя глаза не закрыли. Это классика книжного телеграмьства: мнения, рецензии, полезные ссылки, размышлизмы и наблюдения — всё около литературы и между её беспощадных булок. Если вам такое интересно как ещё плюс одно мнение к расширению читательских горизонтов, то можете подписаться, что ж я зверь что ли, вам такое запрещать?
Читаю «Русь сидящую» Ольги Романовой и, кажется, начинаю постигать её задумку. Вкратце: описать все тюремные байки максимально скучно и бессмысленно, чтобы воспитать у читателя рефлекс, как у собаки Павлова. Тебе говорят «тюрячка», и ты перестаёшь заниматься противоправными делами не из страха перед наказанием, а потому что из-за рефлекса мгновенно уснул.
Тот случай, когда слава богу, что твоя правая рука не ведает, что творит левая. Картинка утырена у @vsesvobodny
Мало пишу, потому что набираюсь басурманской мудрости. Вот вам из «Уборки в стиле дзен»:
«Ношение белого нижнего белья поселяет в сердце ощущение свежего ветра».
«Ношение белого нижнего белья поселяет в сердце ощущение свежего ветра».
Кратко о прочитанном. 20-я неделя
Астрологи объявили неделю завершения чтения долгосмакованных книг.
Ольга «Хоть бы объяснили кто это» Романова — Русь сидящая. Полная шляпа. Наверняка у автора есть талант залихватского рассказчика этих баечек вживую, но письменно получилось скучно и разрозненно. Сидел мужик, нарушил закон, посадили. Конец истории. Сидел мужик, не нарушил закон, посадили. Конец истории. Сидит мальчик, ждёт мамку из тюрьмы, конец истории. Не объясняется, что это за организация «Русь сидящая», и почему автор так люто ненавидит ментов (скорее всего, потому что муж сидит, об этом упоминается пару раз). А что если у меня книга есть, а гугла (или желания гуглежа) нет?
Александр «Тут должна быть шутка про тёзку» Пелевин — Калинова Яма. Старый роман этого же автора «Здесь живу только я», написанный в других декорациях, с другими персонажами и с большим мастерством. Абсолютно то же самое по наполнению, но убрана значительная доля инфантильности и небрежности, добавлена игра с формой — и получилась не суперкнижка, но вполне сносный роман.
Чарльз «Первоисточник» Дарвин — Происхождение видов. Интересно читать не то что написано, а то как — движение мысли, доказательства и развитие революционных идей почти из ниоткуда. А вот в качестве научпопа по биологии или смежным наукам лучше уже почитать что-то более современное, да даже того же Докинза.
Стивен «Талантливый графоман» Кинг — Четыре сезона. Дочитала все повести из сборника. Про «Способного ученика» уже говорила на прошлой неделе, про «Побег из Шоушенка» и без моих сопливых комментов все в курсе, последняя повесть в сборнике — унылая подделка. А вот «Тело» — хорошая вещь в духе «Изгоев» Хинтон, с нотками бредберятины о подростковом мире.
Владимир «Поставь ударение правильно» Данихнов — Тварь размером с колесо обозрения. Этот прекрасный дядька — май ван лав ещё со времени «Девочки и мертвецов», которая великолепна. «Колыбельная» тоже очень хороша. Я про неё писала, что когда Данихнов берётся за реализм, то выходит ещё страшнее мистики, и эта книжка про борьбу с раком (которая сейчас набирает новый виток) — тому подтверждение. Только не думайте, что это унылые мемуары о хождении по больничкам. Больнички, конечно, есть, но второй план и обманчивая простота первого переводят книгу в совсем другой жанр. Не знаю, какой, не могу дать определения. Всё тлен, но не тщета.
Миранда «Читай после Июнь (Ли), потому что» Джулай — Первый нехороший человек. Отличный роман о бесконечном одиночестве внутри своей головы и невозможности познать другого человека. Почему-то о нём либо молчат, либо говорят всякие стандартные «фуфу, хотелось помыться», хотя вещь крутейшая, но нужно читать её не так, как будто главная героиня твоя соседка, которую ты на кухне с подружкой обсуждаешь, а как будто она условный обобщённый и при этом индивидуальный персонаж в таком же условном мире.
Лора «От имени Иван» Белоиван — Южнорусское Овчарово. Сборник историй-рассказов-сказочек о выдуманном странном местечке, на месте которого может быть любая российская деревенька со своими мифами и придурью. Бытовая волшба, магический реализм без латиноамериканского налёта и просто кулстори о деревенских странностях. Отлично и атмосферно, без лубка и очевидностей.
Астрологи объявили неделю завершения чтения долгосмакованных книг.
Ольга «Хоть бы объяснили кто это» Романова — Русь сидящая. Полная шляпа. Наверняка у автора есть талант залихватского рассказчика этих баечек вживую, но письменно получилось скучно и разрозненно. Сидел мужик, нарушил закон, посадили. Конец истории. Сидел мужик, не нарушил закон, посадили. Конец истории. Сидит мальчик, ждёт мамку из тюрьмы, конец истории. Не объясняется, что это за организация «Русь сидящая», и почему автор так люто ненавидит ментов (скорее всего, потому что муж сидит, об этом упоминается пару раз). А что если у меня книга есть, а гугла (или желания гуглежа) нет?
Александр «Тут должна быть шутка про тёзку» Пелевин — Калинова Яма. Старый роман этого же автора «Здесь живу только я», написанный в других декорациях, с другими персонажами и с большим мастерством. Абсолютно то же самое по наполнению, но убрана значительная доля инфантильности и небрежности, добавлена игра с формой — и получилась не суперкнижка, но вполне сносный роман.
Чарльз «Первоисточник» Дарвин — Происхождение видов. Интересно читать не то что написано, а то как — движение мысли, доказательства и развитие революционных идей почти из ниоткуда. А вот в качестве научпопа по биологии или смежным наукам лучше уже почитать что-то более современное, да даже того же Докинза.
Стивен «Талантливый графоман» Кинг — Четыре сезона. Дочитала все повести из сборника. Про «Способного ученика» уже говорила на прошлой неделе, про «Побег из Шоушенка» и без моих сопливых комментов все в курсе, последняя повесть в сборнике — унылая подделка. А вот «Тело» — хорошая вещь в духе «Изгоев» Хинтон, с нотками бредберятины о подростковом мире.
Владимир «Поставь ударение правильно» Данихнов — Тварь размером с колесо обозрения. Этот прекрасный дядька — май ван лав ещё со времени «Девочки и мертвецов», которая великолепна. «Колыбельная» тоже очень хороша. Я про неё писала, что когда Данихнов берётся за реализм, то выходит ещё страшнее мистики, и эта книжка про борьбу с раком (которая сейчас набирает новый виток) — тому подтверждение. Только не думайте, что это унылые мемуары о хождении по больничкам. Больнички, конечно, есть, но второй план и обманчивая простота первого переводят книгу в совсем другой жанр. Не знаю, какой, не могу дать определения. Всё тлен, но не тщета.
Миранда «Читай после Июнь (Ли), потому что» Джулай — Первый нехороший человек. Отличный роман о бесконечном одиночестве внутри своей головы и невозможности познать другого человека. Почему-то о нём либо молчат, либо говорят всякие стандартные «фуфу, хотелось помыться», хотя вещь крутейшая, но нужно читать её не так, как будто главная героиня твоя соседка, которую ты на кухне с подружкой обсуждаешь, а как будто она условный обобщённый и при этом индивидуальный персонаж в таком же условном мире.
Лора «От имени Иван» Белоиван — Южнорусское Овчарово. Сборник историй-рассказов-сказочек о выдуманном странном местечке, на месте которого может быть любая российская деревенька со своими мифами и придурью. Бытовая волшба, магический реализм без латиноамериканского налёта и просто кулстори о деревенских странностях. Отлично и атмосферно, без лубка и очевидностей.
Мари Кондо в каждой своей книге об изумительной уборке (краткий конспект: выкиньте всё, а потом забивайте гвозди сковородкой и восстанавливайте документы) пишет про «магию книжных названий». Дескать вот какие названия книжек вас окружают, таков и ваш внутренний мир на данный момент.
Итоги недели по этой теории показывают, что ТЛЕН, тюрячка, дно, твари, нехорошие твари, бибизяны чёртовы, а четыре по-японски так и вообще смерть.
Итоги недели по этой теории показывают, что ТЛЕН, тюрячка, дно, твари, нехорошие твари, бибизяны чёртовы, а четыре по-японски так и вообще смерть.
Питер Хёг «Смилла и её чувство снега»
Я всегда судила Скандинавию по Питеру Хёгу (и ещё нескольким авторам), потому что есть в нём что-то такое отчуждённо непонятное, характер нордический, странный. С одной стороны — благополучие, с другой стороны — навоз в голове. Если не приглядываться, то кажется, что они там с жиру бесятся, хотя на самом-то деле понятно, что жир не жир, а одиночество, брошенность и не-своя-тарелковость могут выплыть в любой момент независимо от внешних условий. Вечная промозглая зима, не зима так дождь, не дождь так ветер — и посреди этого природного великолепия каждый скандинав сам по себе в плотном коконе цивилизованного личного пространства, сквозь стенки которого комар в ночи не проползёт.
«Смилла и её чувство снега» — роман очень на любителя, но раз в пять лет я его перечитываю с подросткового возраста. Если вас постоянно терзает комплекс самозванца или вы чувствуете, что что-то в жизни идёт не так, вам надо быть в другом месте, то «Смилла...» может зайти вполне неплохо. На детективную составляющую я вообще не смотрю, она достаточно условная. Рычаг, который двигает персонажа. Или даже палка, которая главных персонажей тыкает, чтобы они шевелились, а смотреть интересно именно на это самое шевеление.
В северных странах мотив одиночества и непонятности всплывает постоянно и часто параллелится с природой, как будто суровый климат способствует закутыванию не только тела в шубку, но и внутреннего мира за семью заборами. На примере Смиллы, которая явно не на своём месте в большом городе, это видно наиболее явно, однако едва ли другие персонажи романа — менее дикарские — живут в уюте и счастье. Чего-то постоянно не хватает. Что-то постоянно не идёт так, как на фотографиях в красивых журналах. Даже любовная линия в романе какая-то недотыкомка: неловкая, неуклюжая, не очень интересная, хотя и искренняя.
Плохо быть на свете недотыкомкой, а что делать? Искать того, кто тебя таким примет? Питер Хёг не даёт однозначного ответа, но намекает, что это один из лучших вариантов, правда, только в том случае, если действительно искать, причём не только человека, но и место для существования. Если лежать жопой в сугробе и ждать, когда под твоё лежачее тело вода любви потечёт, то можно и не дождаться. Только отморозишь себе что-нибудь.
Я всегда судила Скандинавию по Питеру Хёгу (и ещё нескольким авторам), потому что есть в нём что-то такое отчуждённо непонятное, характер нордический, странный. С одной стороны — благополучие, с другой стороны — навоз в голове. Если не приглядываться, то кажется, что они там с жиру бесятся, хотя на самом-то деле понятно, что жир не жир, а одиночество, брошенность и не-своя-тарелковость могут выплыть в любой момент независимо от внешних условий. Вечная промозглая зима, не зима так дождь, не дождь так ветер — и посреди этого природного великолепия каждый скандинав сам по себе в плотном коконе цивилизованного личного пространства, сквозь стенки которого комар в ночи не проползёт.
«Смилла и её чувство снега» — роман очень на любителя, но раз в пять лет я его перечитываю с подросткового возраста. Если вас постоянно терзает комплекс самозванца или вы чувствуете, что что-то в жизни идёт не так, вам надо быть в другом месте, то «Смилла...» может зайти вполне неплохо. На детективную составляющую я вообще не смотрю, она достаточно условная. Рычаг, который двигает персонажа. Или даже палка, которая главных персонажей тыкает, чтобы они шевелились, а смотреть интересно именно на это самое шевеление.
В северных странах мотив одиночества и непонятности всплывает постоянно и часто параллелится с природой, как будто суровый климат способствует закутыванию не только тела в шубку, но и внутреннего мира за семью заборами. На примере Смиллы, которая явно не на своём месте в большом городе, это видно наиболее явно, однако едва ли другие персонажи романа — менее дикарские — живут в уюте и счастье. Чего-то постоянно не хватает. Что-то постоянно не идёт так, как на фотографиях в красивых журналах. Даже любовная линия в романе какая-то недотыкомка: неловкая, неуклюжая, не очень интересная, хотя и искренняя.
Плохо быть на свете недотыкомкой, а что делать? Искать того, кто тебя таким примет? Питер Хёг не даёт однозначного ответа, но намекает, что это один из лучших вариантов, правда, только в том случае, если действительно искать, причём не только человека, но и место для существования. Если лежать жопой в сугробе и ждать, когда под твоё лежачее тело вода любви потечёт, то можно и не дождаться. Только отморозишь себе что-нибудь.
Типичные выходные:
«...Толстой. А что это, спрашиваю? Классная вещь, говорит. Ну, я взял. Сначала — ничего особенного. Вроде Диккенс или Флобер с Теккереем, потом хорошо, хорошо, совсем как-то хорошо так, сильный кайф такой, широкий, блядь, мощный, но в конце... в конце так хуево! Так хуево! (Морщится.) Мне от Симоны де Бовуар так хуево не было, как от Толстого. В общем, выполз на улицу, взял Кафки. Немного полегчало. Поехал в аэропорт, а в Лондоне сразу нашего фирменного коктейля — Сервантеса с Хаксли — как врезал! Потом немного Боккаччо, немного Гоголя — и вышел живым и здоровым!»
©Сорокин «Dostoevsky-trip»
«...Толстой. А что это, спрашиваю? Классная вещь, говорит. Ну, я взял. Сначала — ничего особенного. Вроде Диккенс или Флобер с Теккереем, потом хорошо, хорошо, совсем как-то хорошо так, сильный кайф такой, широкий, блядь, мощный, но в конце... в конце так хуево! Так хуево! (Морщится.) Мне от Симоны де Бовуар так хуево не было, как от Толстого. В общем, выполз на улицу, взял Кафки. Немного полегчало. Поехал в аэропорт, а в Лондоне сразу нашего фирменного коктейля — Сервантеса с Хаксли — как врезал! Потом немного Боккаччо, немного Гоголя — и вышел живым и здоровым!»
©Сорокин «Dostoevsky-trip»
Меня попросили прокомментировать grief-литературу, и я так полагаю, что это запоздалая подвязка к скандалам вокруг Нацбеста. Прокомментирую издалека.
Однажды ночью, когда я после дня рождения лучшего друга была во хмелю и ехала на другой конец города, меня пытался изнасиловать таксист. В итоге я очутилась в незнакомой полулесной-полудеревенской местности с почти севшим телефоном, судорожно пытаясь сообразить, где я сейчас и как отсюда выбираться. На звонок моему тогдашнему мужу ответила свекровь и со словами: «А мы-то что сделать можем?» положила трубку. На следующий день она сурово отчитала меня за поздний звонок и назидательно заявила: «Вот меня в молодости вообще трое изнасиловали, так я же не рассказываю об этом каждому встречному-поперечному и среди ночи никому не названиваю». Когда я попыталась рассказать о произошедшем моей хорошей подруге, она воскликнула: «Ой, не хочу о таком кошмаре слушать, и так сплошной депрессняк кругом! Расскажи лучше, как прошёл день рождения». В общем-то, после этого я особенно и не стремилась с кем-то поделиться ценным опытом борьбы с насильниками.
У меня такое ощущение, что этими двумя реакциями отношение многих читателей и критиков к grief-литературе и ограничивается. Насколько они адекватны — судите сами. Я же считаю, что надо такую литературу оценивать не как кухонный разговорчик, а точно так же, как и все остальные книги: насколько глубоко, наглядно и стилистически выверенно автор создал текст. Grief-литература может быть и говном, и конфеткой, но зависит это не от предмета, а от подачи.
Однажды ночью, когда я после дня рождения лучшего друга была во хмелю и ехала на другой конец города, меня пытался изнасиловать таксист. В итоге я очутилась в незнакомой полулесной-полудеревенской местности с почти севшим телефоном, судорожно пытаясь сообразить, где я сейчас и как отсюда выбираться. На звонок моему тогдашнему мужу ответила свекровь и со словами: «А мы-то что сделать можем?» положила трубку. На следующий день она сурово отчитала меня за поздний звонок и назидательно заявила: «Вот меня в молодости вообще трое изнасиловали, так я же не рассказываю об этом каждому встречному-поперечному и среди ночи никому не названиваю». Когда я попыталась рассказать о произошедшем моей хорошей подруге, она воскликнула: «Ой, не хочу о таком кошмаре слушать, и так сплошной депрессняк кругом! Расскажи лучше, как прошёл день рождения». В общем-то, после этого я особенно и не стремилась с кем-то поделиться ценным опытом борьбы с насильниками.
У меня такое ощущение, что этими двумя реакциями отношение многих читателей и критиков к grief-литературе и ограничивается. Насколько они адекватны — судите сами. Я же считаю, что надо такую литературу оценивать не как кухонный разговорчик, а точно так же, как и все остальные книги: насколько глубоко, наглядно и стилистически выверенно автор создал текст. Grief-литература может быть и говном, и конфеткой, но зависит это не от предмета, а от подачи.
Жан-Поль Монген, Лоран Моро «Безумный день профессора Канта»
Серия полукомиксов-полупознавашек от «Гаража» мне нравится, но она очень неоднородна. Диоген был забавен, узнаваем и колоритен, как какой-нибудь легендарный персонаж из мемов. Шучу, конечно, Диоген гораздо круче мемов. Казалось бы, Кант в качестве генератора шутеечек ещё более плодороден. Даже я могу навскидку рассказать про него с десяток прикольных историй или отсылок к творчеству. В общем-то, книжка тоже это делает, но очень странно.
Во-первых, истории поданы не очень смешно. Рассказать про кантовские очки, небо над головой, задачку с кёнигсбергскими мостами, суровый распорядок дня и сверку часов по прогулкам философа можно очень задорно, но это не удалось. Центральная история книжки: выдуманный обобщённый день Канта, куда якобы вместились все происходящие с ним кулстори, но самые интересные из них поданы весьма вяло, а какие-то и вовсе занудно. И это при том, что книжка подаётся как познавательная литература для подростков. Для подростков можно пересказать эти идеи проще и интереснее. А взрослому, который уже с ними знаком, лишнее повторение теми же словами не даст ничего нового.
Во-вторых, смущает сама эта неясность с целевой аудиторией. Многие отсылки предполагают уже состоявшееся знакомство с не самыми широко известными вещами или уже с творчеством и биографией Канта. Например, задача с семью кёнигсбергскими мостами отсылает нас вообще к эйлеровым циклам, и не каждый о ней слышал, а в комиксе это подаётся вскользь, как само собой разумеющееся и знакомое каждому. Так подростки или взрослые? Повторюсь, что большинству взрослых эта книга не нужна, так как они и без лёгкой формы подачи знают уже эти факты, а если не знают, то находятся в том же положении, что и подростки, и ничего не поймут.
В-третьих, Кант вышел по образу квёлым, а не клёвым. А он же огонь мужик! Гвозди из него можно было делать! Попытка впихнуть в одну кучу невпихуемое сделала из его образа какого-то суетливого и мельтешащего дядьку с психологическими проблемами.
В итоге получилась книга, которая хорошо зайдёт только фанатам Канта, если такие у нас ещё остались, в качестве шутливого подарка. Впрочем, и это тоже ниша, а как раз для подарка вся серия издана на диво хорошо и качественно. Всегда бы так, мечты-мечты, но не в каждой книге так мало страниц, чтобы позволить её печатать на бумаге более породистой, чем моя собака.
Серия полукомиксов-полупознавашек от «Гаража» мне нравится, но она очень неоднородна. Диоген был забавен, узнаваем и колоритен, как какой-нибудь легендарный персонаж из мемов. Шучу, конечно, Диоген гораздо круче мемов. Казалось бы, Кант в качестве генератора шутеечек ещё более плодороден. Даже я могу навскидку рассказать про него с десяток прикольных историй или отсылок к творчеству. В общем-то, книжка тоже это делает, но очень странно.
Во-первых, истории поданы не очень смешно. Рассказать про кантовские очки, небо над головой, задачку с кёнигсбергскими мостами, суровый распорядок дня и сверку часов по прогулкам философа можно очень задорно, но это не удалось. Центральная история книжки: выдуманный обобщённый день Канта, куда якобы вместились все происходящие с ним кулстори, но самые интересные из них поданы весьма вяло, а какие-то и вовсе занудно. И это при том, что книжка подаётся как познавательная литература для подростков. Для подростков можно пересказать эти идеи проще и интереснее. А взрослому, который уже с ними знаком, лишнее повторение теми же словами не даст ничего нового.
Во-вторых, смущает сама эта неясность с целевой аудиторией. Многие отсылки предполагают уже состоявшееся знакомство с не самыми широко известными вещами или уже с творчеством и биографией Канта. Например, задача с семью кёнигсбергскими мостами отсылает нас вообще к эйлеровым циклам, и не каждый о ней слышал, а в комиксе это подаётся вскользь, как само собой разумеющееся и знакомое каждому. Так подростки или взрослые? Повторюсь, что большинству взрослых эта книга не нужна, так как они и без лёгкой формы подачи знают уже эти факты, а если не знают, то находятся в том же положении, что и подростки, и ничего не поймут.
В-третьих, Кант вышел по образу квёлым, а не клёвым. А он же огонь мужик! Гвозди из него можно было делать! Попытка впихнуть в одну кучу невпихуемое сделала из его образа какого-то суетливого и мельтешащего дядьку с психологическими проблемами.
В итоге получилась книга, которая хорошо зайдёт только фанатам Канта, если такие у нас ещё остались, в качестве шутливого подарка. Впрочем, и это тоже ниша, а как раз для подарка вся серия издана на диво хорошо и качественно. Всегда бы так, мечты-мечты, но не в каждой книге так мало страниц, чтобы позволить её печатать на бумаге более породистой, чем моя собака.