Петербург — город воды и воли, и в этом браке, как в любом браке с природой, страсть часто оборачивается разрушением. Город был построен вопреки земле, на болотах и зыбком песке, под грохот прибоя и под глухое упрямство Невы. Но река, подобно женщине, никогда не прощала пренебрежения, и с XVIII века наводнения стали ритмом, трагическим припевом северной столицы.

Первые крупные воды пришли вскоре после основания города — в 1703 году, затем в 1724. Петр I, при всей своей воли к геометрии и регулярности, не мог остановить стихию: она заливала улицы, уносила мосты, поднималась к иконам в домах, размывала гравий и благородные фасады. Но самым страшным стало наводнение 1824 года — то самое, что запомнится по «Медному всаднику» Пушкина. Тогда Нева поднялась на 4 метра 21 сантиметр, хлынув на город со стороны Финского залива, где ураганный ветер вогнал воду обратно в реку. Загинули сотни людей, тысячи остались без крова. По улицам плыли кареты и трупы, солдаты в лодках вытаскивали детей из окон.

На следующий день Петербург был похож на Венецию после погрома: каменные здания стояли, как свидетели катастрофы, среди мутной, пахнущей нефтью воды. В архивных заметках тех дней — ужас, дрожь и бесконечные попытки придать трагедии смысл: кто-то говорил о Божьей каре, кто-то — о неосторожной архитектуре, кто-то молился Николаю I, чтобы тот укрепил дамбы.

Позднее, уже в XX веке, наводнения продолжались, с меньшей жестокостью, но с той же упрямой регулярностью: 1924, 1955, 1975… Каждое из них — как напоминание: Петербург стоит не благодаря земле, а вопреки ей. Он висит между материком и морем, между гордыней и неизбежным возмездием. В 1924 году, в годовщину прежнего бедствия, город вновь утонул — символизм был почти избыточен. Тогда уже Ленинград, с другими песнями и другими идолами, но с тем же страхом перед Невой.

Гидрозащита, дамбы, метеостанции, прогнозы — всё это не устраняет главного. Петербург — это город, где набережная всегда может стать берегом, а улица — рекой. Это город, который построен на воде и потому живёт в преддверии её возвращения. Каждое новое наводнение здесь — не катастрофа, а возвращение к первооснове: вода выше власти, выше плана, выше человеческой воли.

И, возможно, именно в этом — его настоящая поэзия.

Самое жаркое лето за последние 160 лет в самом разгаре

Социальная инженерия в действии

Идея №53, чем развлечь себя при наводнении

Не спрашивайте почему мы с ложкой, она сейчас рандомно просит предметы и гоняет с ними по дому.

Чувствуешь запах? Это проходки, сынок. Больше ничто в мире не пахнет так. Я люблю запах непроданных проходок поутру. Однажды мы продавали одну вечеринку двенадцать часов подряд. И когда туса закончилась, я зашел в билетный чат. Там уже никого не было, даже ни одного вонючего трупа. Но запах! Весь холм был им пропитан. Это был запах… проеба! Когда-нибудь эта хуйня закончится.