В девятнадцатом веке человек убил Бога;
В двадцатом веке он убил себя, передав власть тексту;
Видно, двадцать первый обещает надругательство текста над человеческим трупом.

Сегодня каждый не понаслышке знает, что такое засилье текста. Текст окружает нас всюду: на улице, в метро, дома, по пути на работу и на воскресном променаде в молле. Текст на завтрак, на обед и ужин. В тексте находим благо и тиранию, спасение и проклятие. Даже сейчас, читая это, вы невольно погружены в текст, связаны его строками, как веригами, обречены вести принуждённый разговор с автором.
Но что, если метафора окажется глубже? Что, если сами улицы-дома-метро предстанут сплошным текстом, а люди — машинописными привидениями? Что, если вы с ужасом найдёте, как сами превращаетесь в собственный стенографический пастиш?
#Воскресенский