Кто, кстати, все-таки главный фотограф в истории Мали: Малик Сидибе или Сейду Кейта?..

Бруклинский музей с 10 октября открыл выставку, посвященную творчеству Сейду Кейта — самую масштабную на сегодняшний день: в её составе более 280 работ. Можно, конечно, многое сказать про его творчество, про портрет эпохи, но ведь гораздо более правильным будет взглянуть на его фотографии, за которыми стоят свои истории.

З.Ы. Кейта, оказывается, был одним из первых в Бамако, у кого появился автомобиль, конкретно Пежо 203 (он на третьей фотокарточке), а еще он был одним из первых обладателей популярного итальянского скутера Vespa (он на четвертой фотокарточке). Техника, как теперь видно, тоже вполне себе служила реквизитом для съемок, а в отражении Пежо можно разглядеть и самого фотографа.

На днях в последний путь отправился слон кенийской политики Раила Одинга.

Можно многое сказать про его жизненный путь, политические взгляды, этапы становления, влияние на страну, компромиссы, промахи и победы – жизнь он прожил на весьма достойный некролог, но вместо этого вспомним пару зарисовок из его молодости.

Раила Одинга, надо сказать, выходец вовсе не из простой семьи: его отец, Огинга Аджума Одинга, был одним из отцов-основателей независимой Кении и, как и положено родителю, позаботился об образовании отпрыска, решив в 1962 году отправить шестнадцатилетнего Раилу за границу.

Только вот, скажем так, «ввиду сложного политического ландшафта Кении на рубеже обретения независимости», паспорт там он получить не мог. Его отец также не был в большом фаворе, а для международных перемещений вообще использовал паспорта Ганы и Египта.

На помощь семье Одинга пришел… Джулиус Ньерере, на тот момент еще даже не лидер объединенной Танзании, а только президент отдельной Танганьики. Раила Одинга прибыл в Дар-эс-Салам, где по протекции генсека Африканского национального союза Танганьики, Оскара Камбона, был представлен Ньерере, после чего получил заветный паспорт Танганьики.

Выбор страны для получения образования тоже оказался немного особенным, хотя и совсем неслучайным, учитывая взгляды его отца: Одинга отправился в ГДР, где провел следующие восемь лет. Первые годы он провел при Лейпцигском университете, где учил язык, после чего продолжил образование в Магдебурге, где в 1970 году получил диплом по специальности «Машиностроение и сварка».

Рассказывают, что Одинга во время учебы неоднократно посещал Западный Берлин, проезжая через знаменитый чекпоинт Чарли, и, помимо туризма, занимался мелкой контрабандой, привозя товары из ФРГ в ГДР. По фото, конечно, так и не скажешь, Одинга скорее, действительно, похож на приличного прилежного студента.

Призрак Иди Амина вновь бродит по Нью-Йорку

До выборов в мэры Нью-Йорка остается менее двух недель – они запланированы на 4 ноября и фаворитом на них является Зохран Мамдани, известный нам как африканист, рэпер и двунадесятник.

Но речь пойдет не о нем, а о его отце, профессоре Махмуде Мамдани, гарвардские издатели которого подобрали идеальный момент, чтобы 14 октября выпустить его новую книгу «Медленный яд: Иди Амин, Йовери Мусевени и становление угандийского государства», которая получила обширное внимание СМИ.

«Медленный яд» – в значительной степени автобиографическая история Мамдани «о трагическом исходе борьбы Уганды за деколонизацию». Между тем, критики оценивают ее как апологию Иди Амина, который в повествовании Мамдани на самом деле был антиколониальным героем. Заявление более чем радикальное, учитывая доминирующий и совершенно не лишенный оснований стереотип об Амине как мяснике Уганды.

«Я прошу читателя, – пишет профессор Мамдани, – прежде чем читать эту книгу, отбросить некоторые предубеждения, сформированные средствами массовой информации». Первое заключается в том, что Амин был гитлеровцем в Африке.

По мысли автора, заявления Амина и его использование буффонады в качестве политического представления – например, объявление себя королем Шотландии и завоевателем Британской империи в Африке в целом и Уганды в частности – были популистской стратегией, направленной на то, чтобы «стереть все следы колониального правления в Уганде».

Второе предубеждение, от которого предостерегает профессор Мамдани, – образ Йовери Мусевени как «спасителя своей страны от кровожадного режима Амина».

Критики обвиняют Мамдани в попытке убедить читателя в том, «что зверства Амина были приемлемыми, поскольку они совершались на службе у молодой постколониальной нации», а также в том, что «грехи Йовери Мусевени»: открытие Уганды международному капиталу, приватизация и де-факто использование колониальных инструментов управления в стране, нанесли более тяжёлый урон.

Любые выводы, конечно, можно сделать самостоятельно, но пожелаем Зохрану победы, ведь фраза «отец мэра Нью-Йорка – апологет Иди Амина» звучит просто замечательно.

Первый раз президентом Камеруна Поль Бийя стал в ноябре 1982 года, почти каких-то 43 года назад: и не в результате выборов, кстати. Если прибавить к этим годам его нахождение в статусе премьер-министра с 1975 года, то выходит красивое и ровное число 50. Если камерунский режим и сам Бийя сохранят себя в следующие 7 лет, то президент вплотную подойдет к 100-летнему рубежу.

Ко всему этому можно относиться по-разному: со скепсисом, с долей юмора, с определенным уважением или наоборот с неприязнью. Для кого-то Поль Бийя — живой стереотип о пожилых диктаторах в Африке, живущих под покровительством бывших метрополий, для кого-то — пример выдающегося политического долгожительства и умения балансировать в очень сложных и напряженных обстоятельствах.

Может быть, у него есть какой-то секрет?

Если взглянуть вокруг, то окажется, что секреты Поля Бийя сродни секретам Полишинеля: за плоским образом старого автократа скрывается натура мистика, «находившегося в явном духовном поиске».

Несколько зарисовок, немного припорошенных пылью скоротечного времени, чтобы разбавить образ президента:

Отец Бийя был катехизатором и видел в сыне будущего священника. Сам Поль Бийя учился в католической школе Нден, а затем какое-то время учился в семинариях Эдеа и Аконо, до того, как перейти на обучение в светские заведения.

По слухам, уже во время учебы во Франции, в Сорбонне, Бийя принял посвящение в масоны.

Уже в 1970-е годы, еще не будучи президентом, Поль Бийя всерьез хотел принять иудаизм — и отговорил его от этого только известный духовный лидер Леон Ашкенази, известный как Маниту, который затем почти ежегодно посещал Камерун до самой своей смерти в 1996 году, и, как говорят, обучал президента Каббале.

Связывают фигуру Бийя и с суфийским тарикатом Тиджания, которому он активно покровительствовал, в том числе спонсировал паломников, отправлявшихся в хадж.

Поль Бийя также был посвящен в розенкрейцерство, цветущее в Камеруне, а один из самых видных деятелей общества, Раймон Бернар, до самой своей смерти в 2006 году был специальным советником президента, как поговаривали во дворце, «его личным марабутом».

До того, как стать фаворитом на выборах мэра Нью-Йорка, Зохран Мамдани писал со своим другом Абдул Баром Хусейном рэп, который они выпускали под псевдонимами Young Cardamom & HAB.

В 2016 году они выпустили мини-альбом из шести песен под названием Sidda Mukyaalo. Название альбома в переводе с языка луганда означает «не возвращаться в деревню». Как объяснили название сами авторы, оно имеет двойной смысл: в Уганде люди верят, что когда ты много отработал, заработал денег и готов уйти на пенсию, ты покидаешь город и возвращаешься в деревню, а дуэт же напротив хотел сохранить «идею работы и веселья». Кроме того, Мамдани рассказывал, что, как угандиец «азиатского происхождения», он просто-напросто не может вернуться в деревню, ведь «город — это все, что у него есть».

На протяжении всего Sidda Mukyaalo дуэт читает рэп на разных языках, погружаясь в свои переживания как угандийцев, а все шесть песен релиза так или иначе посвящены жизни в Кампале.

Интересно, что Мамдани рассказывает о своих языковых знаниях. Так, в интервью от 2016 года, он говорит, что в основном общается на английском и на эмигрантском хинди, за что его дразнят кузены в Индии. Помимо этого, он разговаривает на ломаном луганда и иногда говорит на суахили, на котором иногда общаются внутри его семьи.

Позже, в 2019, когда Мамдани «постарел», он сменил ник на Mr. Cardamom. Вместе с большей зрелостью можно было бы ожидать изменений в стиле, но, вероятно, следующих релизов от него в ближайшее время по понятным причинам не предвидится.

В конце августа 2025 года стало известно, что «Африканская ассоциация» в Каире, некогда один из важнейших центров антиколониального движения Африки 50-60-х годов ХХ века, тихо закрыла свои двери. Основанная в 1955 году Ассоциация первоначально выступала как платформа, объединяющая политическую и культурную деятельность, повышающая осведомленность об африканских проблемах и поддерживающая африканских студентов в Каире.

Тема закрытия «Африканской ассоциации» не вызвала обширного резонанса, но стала почвой для некоторых дискуссий о сегодняшнем положении Египта в африканской политике и об определенном упадке его связей с континентом.

После июльской революции 1952 года Каир быстро приобрел статус центра борьбы за освобождение не только Ближнего Востока, но и Африки. Молодая республика, распространяя своё влияние за пределы страны, устанавливала и укрепляла связи с освободительными движениями, а «Африканская ассоциация» играла центральную роль в этих событиях, став своеобразным антиколониальным центром для активистов по всему континенту, поддерживаемых энергичной фигурой Гамаля Абдель Насера.

В разное время Ассоциация была прибежищем для многих деятелей африканских освободительных движений: от Амилькара Кабрала и Самора Машела до Джошуа Нкомо и Феликса Мумье и, согласно распространенному мнению, послужила одним из прототипов Организации африканского единства, позже ставшей Африканским союзом.

Начало медленного упадка «Африканской ассоциации» и её роли во внешнеполитической жизни Египта связывают с эпохой Анвара Садата, пришедшего к власти после кончины Насера и положившего начало значительным изменениям во внешней политике Египта, что, по некоторым мнениям, в том числе привело к возникновению определенного пренебрежения к «остальной Африке».

Любопытными воспоминаниями на тему делится Мухаммад Файек, поныне здравствующий египетский политик, занимавший ряд министерских постов при Насере в конце 1960-х. Файека, конечно, можно обвинить в предвзятости, как отсидевшего 10 лет за предполагаемую попытку переворота против Садата. По его словам, после смерти Насера, «Африканская ассоциация», а также другие направления африканской политики Египта столкнулись с резкими и серьезными сокращениями финансирования и государственной поддержки из-за позиции Анвара Садата в отношении освободительных движений.

Вместе с этим исследователи, как в Египте, так и за его пределами, отмечают, что вмешательство США в дела Египта, включая его африканскую политику, было очевидным и неоспоримым со времен Садата, а сам Египет во многом стал проводником неолиберальной модели.

Африканская политика Египта при Хосни Мубараке не отличалась ни вдохновением эпохи Насера, ни антагонизмом эпохи Садата. Определенная инерция и банальное снижение интереса, наряду с внутренней аппаратной борьбой, бюрократизацией и коррупцией привели к постепенному снижению лидерских позиций Египта в Организации африканского единства.

Кризис египетского государства с собственным политическим наследием сохраняется и по сей день. В этой картине, закрытие «Африканской ассоциации» – не просто конец, а окончательная утрата Египтом его символического капитала в Африке, отношения с которой, кажется, строятся Каиром по другим, несколько более прозаичным причинам.