«Мы воевали под Бахмутом. В сам город не успел войти, был в пригороде — лесополки, поля и какие-то маленькие населенные пункты. Я даже ради интереса искал какие-то таблички, чтобы понять, что за населенный пункт, но не нашел.

Штурм — это отдельная история. Прощаешься с жизнью, начиная от получения приказа. В этих условиях должен сказать, что при мне вообще никто не отступил. Это такой массовый героизм. Меня это удивляло, потому что люди далеко не военной профессии там были, и условия ведения боевых действий тоже оставляли желать лучшего. Были проблемы со снабжением, поддержкой основных Вооруженных сил в части разведки, авиации и так далее.

Потери потока, в котором я поехал, доходили до 90% личного состава. Это двухсотые (Погибшие. — Примеч. Daily Storm). Из оставшихся 10 — трехсотые (Раненые. — Примеч. Daily Storm). Целыми оттуда вышли доли процента».

«Как-то в место моего расположения прилетела мина. В меня влетел осколок примерно восемь сантиметров длиной, которым был начинен снаряд. Влетел филигранно — попал не в мягкие ткани, а в кость, и там остался. Со мной на всю жизнь и останется. Но это спасло меня, потому что если бы это были мягкие ткани, то было бы тяжелое ранение, которое закончилось бы, скорее всего, смертью. Стоял хороший мороз, градусов минус 15-17, а эвакуация не мгновенная. Пройдет несколько часов в лучшем случае, пока до твоей позиции кто-то дойдет и будет тебя куда-то тянуть в сторону медицинской эвакуации.

Вроде повезло, но, с другой стороны, получил обморожение. Обеих ступней ног у меня теперь нет. С таким ранением, конечно, комиссовали. Обморожение — такая штука, комплексное влияние на организм оказывает. Я в себя пришел, наверное, месяца через полтора. А так под капельницами лежал. Совершенно не помню этот период. И некоторые нарушения памяти остались до сих пор спустя несколько лет».

«Лично мое отношение к этому мероприятию — считаю это безусловной ошибкой командования ЧВК. Да, были вопросы и противоречия, которые казались неразрешимыми. Но делать то, что было сделано, — это безусловная ошибка. Она даже с практической точки зрения имела нулевую перспективу. Ожидать, что от этого будет что-то хорошее, было очень наивно.

В целом эта ситуация очень нехорошая, потому что банально были оголены участки фронта, которые надо было кем-то закрывать, и это все было в каком-то авральном режиме. Насколько знаю, там во многих случаях толковой передачи позиции Вооруженным силам не было».

«То, что случилось, — это, конечно, трагедия и очень печальное событие. Лично мне до сих пор не понятно — почему нельзя было договориться? Это никогда не поздно. Ни одна, ни другая сторона не нашли общего языка.

Замечу еще один важный нюанс: никто не говорит об экипаже самолета — Алексее Левшине, Рустаме Каримове и Кристине Распоповой. Эти люди погибли, но по этому нигде нет информации, равно как и итога уголовного дела по факту катастрофы, возбужденного СК».