Я немедленно прикатил бы к Вам в Петербург — такое у меня теперь настроение, но в 20 верстах холера, а я участковый врач и обязан сидеть на одном месте безвыездно. Можно бы удрать дня на 2–3, но фельдшерица моя жрёт морфий и уже на три четверти отравлена — и не на кого мне бросить участок и больных. Остаётся одно — вообразить, что Вы приехали ко мне в Мелихово, которое Вам так противно. Воображу, что Вы приехали и привезли с собой сигар от Тен-Кате, сотню за 6 р. 50 к., «тех, которые курит Атава».
В самом деле, весной жилось мне противно. Я уже писал Вам об этом. Геморрой и отвратительное психопатическое настроение. Я злился и скучал, а домашние не хотели простить мне этого настроения — отсюда ежедневная грызня и моя смертная тоска по одиночеству. А весна была мерзкая, холодная. И денег не было. Но подул зефир, наступило лето — и всё как рукой сняло. Лето было удивительное, очень редкое. Изобилие ясных тёплых дней и целое богатство влаги — такое счастливое сочетание бывает, должно быть, один раз в сто лет. Урожай диковинный. Просо редко вызревает в Моск. губ, но теперь оно по пояс. Если бы всегда были такие урожаи, то можно было бы кормиться одним только имением, даже одним сеном, которого у меня при некотором усилии можно накосить до 10 тысяч пудов. Прошлою осенью я выкопал пруд и обсадил его деревьями. Теперь в нём плавают уже целые тучи мелких карасей. И купанье довольно сносное. Весной я не курил вовсе и вовсе не пил, а теперь выкуриваю в день по 1–2 сигары и нахожу, что не курить очень здорово. Вы хорошо бы сделали, если бы бросили курить. Впрочем, это пустяки и мелочь. Пьесы из сибирской жизни я не писал и забыл о ней, но зато сдал в печать свой «Сахалин». Рекомендую Вашему вниманию. То, что Вы когда-то читали у меня, забудьте, ибо то фальшиво. Я долго писал и долго чувствовал, что иду не по той дороге, пока наконец не уловил фальши. Фальшь была именно в том, что я как будто кого-то хочу своим «Сахалином» научить и вместе с тем что-то скрываю и сдерживаю себя. Но как только я стал изображать, каким чудаком я чувствовал себя на Сахалине и какие там свиньи, то мне стало легко и работа моя закипела, хотя и вышла немножко юмористической. Первые главы появятся в окт. книжке «Русской мысли».
Написал я также повестушку в 2 листа «Чёрный монах». Вот если бы Вы приехали, то я дал бы Вам прочесть. Да-с. А приехать не так трудно. Экипажи и лошади у меня теперь сносные, дорога ничего себе; тесно и одиночества нет, но от сих зол можно уйти в лес. Пьесу писать совсем не хочется.
Мой брат Иван женился, а Михаил грозит то в отставку подать, то в провинцию перевестись.
Михаил Александрович Левитский, бывший судебный пристав в Серпухове, человек честнейший, многосемейнейший и утопающий в долгах, послал пермскому губернатору прошение о назначении его в земские начальники в одном из уездов названной губернии. Если Вы знакомы и встретитесь с каким-нибудь тайным советником из министерства внутр. дел, то окажите протекцию. Не извиняюсь за сие беспокойство, ибо сам постоянно оказываю протекцию и уж не раз попадал впросак.
В воскресенье у меня будет бог скуки — Потапенко.
Бывала летом астрономка, хохотала, недосказывала, пересказывала, ничего не ела и в общем утомляла. Но человек она не ничтожный, и это украшает её весьма, так что с ней не скучно.
У меня новость: два такса — Бром и Хина, безобразной наружности собаки. Лапы кривые, тела длинные, но ум необыкновенный.
Медицина утомительна и мелочна порой до пошлости. Бывают дни, когда мне приходится выезжать из дому раза четыре или пять. Вернёшься из Крюкова, а во дворе уже дожидается посланный из Васькина. И бабы с младенцами одолели. В сентябре бросаю медицинскую практику окончательно.
Вам хочется кутнуть. А мне ужасно хочется. Тянет к морю адски. Пожить в Ялте или Феодосии одну неделю для меня было бы истинным наслаждением. Дома хорошо, но на пароходе, кажется, было бы в 1000 раз лучше. Свободы хочется и денег. Сидеть бы на палубе, трескать вино и беседовать о литературе, а вечером дамы. <…>
В самом деле, весной жилось мне противно. Я уже писал Вам об этом. Геморрой и отвратительное психопатическое настроение. Я злился и скучал, а домашние не хотели простить мне этого настроения — отсюда ежедневная грызня и моя смертная тоска по одиночеству. А весна была мерзкая, холодная. И денег не было. Но подул зефир, наступило лето — и всё как рукой сняло. Лето было удивительное, очень редкое. Изобилие ясных тёплых дней и целое богатство влаги — такое счастливое сочетание бывает, должно быть, один раз в сто лет. Урожай диковинный. Просо редко вызревает в Моск. губ, но теперь оно по пояс. Если бы всегда были такие урожаи, то можно было бы кормиться одним только имением, даже одним сеном, которого у меня при некотором усилии можно накосить до 10 тысяч пудов. Прошлою осенью я выкопал пруд и обсадил его деревьями. Теперь в нём плавают уже целые тучи мелких карасей. И купанье довольно сносное. Весной я не курил вовсе и вовсе не пил, а теперь выкуриваю в день по 1–2 сигары и нахожу, что не курить очень здорово. Вы хорошо бы сделали, если бы бросили курить. Впрочем, это пустяки и мелочь. Пьесы из сибирской жизни я не писал и забыл о ней, но зато сдал в печать свой «Сахалин». Рекомендую Вашему вниманию. То, что Вы когда-то читали у меня, забудьте, ибо то фальшиво. Я долго писал и долго чувствовал, что иду не по той дороге, пока наконец не уловил фальши. Фальшь была именно в том, что я как будто кого-то хочу своим «Сахалином» научить и вместе с тем что-то скрываю и сдерживаю себя. Но как только я стал изображать, каким чудаком я чувствовал себя на Сахалине и какие там свиньи, то мне стало легко и работа моя закипела, хотя и вышла немножко юмористической. Первые главы появятся в окт. книжке «Русской мысли».
Написал я также повестушку в 2 листа «Чёрный монах». Вот если бы Вы приехали, то я дал бы Вам прочесть. Да-с. А приехать не так трудно. Экипажи и лошади у меня теперь сносные, дорога ничего себе; тесно и одиночества нет, но от сих зол можно уйти в лес. Пьесу писать совсем не хочется.
Мой брат Иван женился, а Михаил грозит то в отставку подать, то в провинцию перевестись.
Михаил Александрович Левитский, бывший судебный пристав в Серпухове, человек честнейший, многосемейнейший и утопающий в долгах, послал пермскому губернатору прошение о назначении его в земские начальники в одном из уездов названной губернии. Если Вы знакомы и встретитесь с каким-нибудь тайным советником из министерства внутр. дел, то окажите протекцию. Не извиняюсь за сие беспокойство, ибо сам постоянно оказываю протекцию и уж не раз попадал впросак.
В воскресенье у меня будет бог скуки — Потапенко.
Бывала летом астрономка, хохотала, недосказывала, пересказывала, ничего не ела и в общем утомляла. Но человек она не ничтожный, и это украшает её весьма, так что с ней не скучно.
У меня новость: два такса — Бром и Хина, безобразной наружности собаки. Лапы кривые, тела длинные, но ум необыкновенный.
Медицина утомительна и мелочна порой до пошлости. Бывают дни, когда мне приходится выезжать из дому раза четыре или пять. Вернёшься из Крюкова, а во дворе уже дожидается посланный из Васькина. И бабы с младенцами одолели. В сентябре бросаю медицинскую практику окончательно.
Вам хочется кутнуть. А мне ужасно хочется. Тянет к морю адски. Пожить в Ялте или Феодосии одну неделю для меня было бы истинным наслаждением. Дома хорошо, но на пароходе, кажется, было бы в 1000 раз лучше. Свободы хочется и денег. Сидеть бы на палубе, трескать вино и беседовать о литературе, а вечером дамы. <…>
<…> Не поедете ли Вы в сентябре на юг? Конечно, русский юг, так как на заграничный у меня не хватит денег. Поехали бы вместе, буде Вам не противно.
Нам надо поговорить насчёт Вагнера, а главное уговориться заранее, чтобы не петь из разных опер. Когда я попытался отклонить его от намерения издавать с Вами журнал, то раскаялся: это повело к неприятной переписке.
Чтобы покупать большое имение, надо быть большим хозяином, иначе оно разорит. Весь секрет успеха в хозяйстве — это глядеть денно и нощно в оба. Если Алексей Алексеевич не думает жить зимою в именье, то я его не поздравляю: ему тяжело придётся, особенно на первых порах. В первое время расходы страшные и всё страшно. По-моему, самое лучшее имение то, которое имеет усадьбу и не больше 30 десятин земли.
Если захотите смиловаться и приехать ко мне, то телеграфируйте так: «Лопасня Чехову. Приеду вторник утренним поездом». Вместо утренним-почтовым или девятичасовым... Но лучше, если бы написали. Разве встретиться с Вами в Москве? Телеграфируйте наверное, когда Вы будете в Москве, так как остановиться мне негде и гулять по Москве в ожидании Вас было бы скучно. Я приеду с таким расчётом, чтобы переночевать в «Слав. базаре», а утром в 9 ч. выехать в Мелихово.
Всех благ!! Пишите!!!
Ваш А. Чехов.
📩 А. С. Суворину
🗓 28 июля 1893 г.
📍 Мелихово
Нам надо поговорить насчёт Вагнера, а главное уговориться заранее, чтобы не петь из разных опер. Когда я попытался отклонить его от намерения издавать с Вами журнал, то раскаялся: это повело к неприятной переписке.
Чтобы покупать большое имение, надо быть большим хозяином, иначе оно разорит. Весь секрет успеха в хозяйстве — это глядеть денно и нощно в оба. Если Алексей Алексеевич не думает жить зимою в именье, то я его не поздравляю: ему тяжело придётся, особенно на первых порах. В первое время расходы страшные и всё страшно. По-моему, самое лучшее имение то, которое имеет усадьбу и не больше 30 десятин земли.
Если захотите смиловаться и приехать ко мне, то телеграфируйте так: «Лопасня Чехову. Приеду вторник утренним поездом». Вместо утренним-почтовым или девятичасовым... Но лучше, если бы написали. Разве встретиться с Вами в Москве? Телеграфируйте наверное, когда Вы будете в Москве, так как остановиться мне негде и гулять по Москве в ожидании Вас было бы скучно. Я приеду с таким расчётом, чтобы переночевать в «Слав. базаре», а утром в 9 ч. выехать в Мелихово.
Всех благ!! Пишите!!!
Ваш А. Чехов.
📩 А. С. Суворину
🗓 28 июля 1893 г.
📍 Мелихово
Вчера я был в Москве в Вашем магазине, и Бладасов упросил меня пойти и взглянуть на магазин, который он хочет нанять, и написать Вам. Я видел этот магазин. Это не в доме Ганецкой, где бани, а почти рядом с теперешним магазином, на той же стороне, в доме Депре. Помещение громадное. Одно гигантское окно. Я сказал Бладасову, чтобы он начертил план (показав размеры в шагах) и прислал мне, а я пошлю Вам. Магазин в доме Депре производит хорошее впечатление, он даже импонирует своими размерами и своим окном; и мне кажется, что в нём только один недостаток: если гигантское окно будет уставлено сплошь книгами, то в магазине будет сумеречно, так как других окон нет. Но зимой всё равно сумеречно, имей хоть окно, хоть двадцать окон. Бладасов подчёркивает, что в случае, если Вы возьмёте это помещение, экономии будет 1800 р. в год.
Ездил к Лейкину за собаками. Он сообщил мне, что ему удалось купить по случаю столовое серебро и серебр. чайник. «Пейте молоко, — угощал он, — у меня три коровы». А после обеда: «Не хотите ли чаю? А впрочем, на пароходе за 20 копеек Вам дадут его пропасть». И показывая мне своё хозяйство, называл цену всякой вещи.
Нового ничего нет. Жарко. У нас опять засуха. В Москве я погулял немножко и теперь испытываю позыв к труду. После грехопадения у меня всегда бывает подъём духа и вдохновение.
Поклон нижайший и привет Анне Ивановне, Насте и Боре. Желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
📩 А. С. Суворину
🗓 30 июля 1897 г.
📍 Мелихово
Ездил к Лейкину за собаками. Он сообщил мне, что ему удалось купить по случаю столовое серебро и серебр. чайник. «Пейте молоко, — угощал он, — у меня три коровы». А после обеда: «Не хотите ли чаю? А впрочем, на пароходе за 20 копеек Вам дадут его пропасть». И показывая мне своё хозяйство, называл цену всякой вещи.
Нового ничего нет. Жарко. У нас опять засуха. В Москве я погулял немножко и теперь испытываю позыв к труду. После грехопадения у меня всегда бывает подъём духа и вдохновение.
Поклон нижайший и привет Анне Ивановне, Насте и Боре. Желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
📩 А. С. Суворину
🗓 30 июля 1897 г.
📍 Мелихово
Здравствуй, милый Вукол Михайлович!
Получив от тебя письмо, я тотчас же написал в Таганрог, чтобы тебе выслали сантуринского, написал П. Ф. Иорданову, доктору, члену городской управы, местному уроженцу, который подарил мне однажды несколько бутылок великолепнейшего сантуринского. Должен тебе сказать, что это вино редко бывает хорошим и редко кому нравится; это, на вкус, плохая марсала, очень крепкое, много в нём спирту, так что пьют его рюмками, а не стаканами. Впрочем, с хорошим приятелем можно и целую бутылку выпить. Ты не написал, сколько тебе выслать вина, и я написал, чтобы тебе выслали пока на пробу одно ведро.
В Ялте Горького нет, он в Нижнем. Если приедет сюда (что, по-видимому, едва ли случится в этом году), то поговорю с ним насчет письма В А и ответ его сообщу тебе.
Был я в Уфимской губ на кумысе и чувствовал себя там недурно, здесь же в Ялте стал неистово кашлять и ничего не делаю до последнего времени. Теперь же кашель унялся и чувствую себя гораздо бодрее.
Маша и супруга моя в Гурзуфе; когда увижу, то передам им от тебя поклон.
Отчего ты не приезжаешь в Ялту?
Ну, однако, будь здоров и богом храним на многие лета. Поклонись Софии Федоровне и Виктору Александровичу.
Крепко тебя обнимаю.
Твой А. Чехов.
📩 В. М. Лаврову
🗓 3 августа 1901 года
📍 Ялта
Получив от тебя письмо, я тотчас же написал в Таганрог, чтобы тебе выслали сантуринского, написал П. Ф. Иорданову, доктору, члену городской управы, местному уроженцу, который подарил мне однажды несколько бутылок великолепнейшего сантуринского. Должен тебе сказать, что это вино редко бывает хорошим и редко кому нравится; это, на вкус, плохая марсала, очень крепкое, много в нём спирту, так что пьют его рюмками, а не стаканами. Впрочем, с хорошим приятелем можно и целую бутылку выпить. Ты не написал, сколько тебе выслать вина, и я написал, чтобы тебе выслали пока на пробу одно ведро.
В Ялте Горького нет, он в Нижнем. Если приедет сюда (что, по-видимому, едва ли случится в этом году), то поговорю с ним насчет письма В А и ответ его сообщу тебе.
Был я в Уфимской губ на кумысе и чувствовал себя там недурно, здесь же в Ялте стал неистово кашлять и ничего не делаю до последнего времени. Теперь же кашель унялся и чувствую себя гораздо бодрее.
Маша и супруга моя в Гурзуфе; когда увижу, то передам им от тебя поклон.
Отчего ты не приезжаешь в Ялту?
Ну, однако, будь здоров и богом храним на многие лета. Поклонись Софии Федоровне и Виктору Александровичу.
Крепко тебя обнимаю.
Твой А. Чехов.
📩 В. М. Лаврову
🗓 3 августа 1901 года
📍 Ялта
Его превосходительству господину ректору императорского Московского университета
Окончившего курс в Таганрогской гимназии Антона Чехова
Прошение
Желая, для продолжения образования, поступить в Московский университет, имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство сделать зависящее распоряжение о принятии меня в число студентов на I курс медицинского факультета, на основании прилагаемых при сём документов, вместе с копиями с них: 1) Аттестата зрелости за № 610, 2) Увольнительного свидетельства, 3) Метрического свидетельства, 4) Свидетельства о приписке к призывному участку.
При сём, на основании § 100 высочайше утверждённого Университетского устава, обязуюсь во все время пребывания моего в Университете подчиняться правилам и постановлениям университетским.
Антон Чехов.
📩
Окончившего курс в Таганрогской гимназии Антона Чехова
Прошение
Желая, для продолжения образования, поступить в Московский университет, имею честь покорнейше просить Ваше превосходительство сделать зависящее распоряжение о принятии меня в число студентов на I курс медицинского факультета, на основании прилагаемых при сём документов, вместе с копиями с них: 1) Аттестата зрелости за № 610, 2) Увольнительного свидетельства, 3) Метрического свидетельства, 4) Свидетельства о приписке к призывному участку.
При сём, на основании § 100 высочайше утверждённого Университетского устава, обязуюсь во все время пребывания моего в Университете подчиняться правилам и постановлениям университетским.
Антон Чехов.
📩
Ректору Московского Университета
🗓 10 августа 1879 г.
МоскваГусев! Если верить понедельницким книжным объявлениям, то моя книга вышла уже 9 дней тому назад. О ней ни духу ни слуху... Объясняй это многоточие не в свою пользу.
Если сумеречная книга в самом деле вышла, то жду 10 экз. в скорейшем времени. Жду также газетных объявлений, на помещении которых ты будешь настаивать.
Николай здоров.
Пиши немедленно и не надоедай мне напоминанием о своем долге*, ибо это напоминание нелюбезно и, как видишь, заставляет меня вспоминать о нём, чего я не люблю.
Все здоровы.
_____
* Ты точно преступление совершил. Надо проще смотреть на вещи.
📩 Петербург, Кавалергардская 20, кв. 6. Александру Павловичу Чехову
🗓 12 августа 1887 г.
📍 Бабкино
Если сумеречная книга в самом деле вышла, то жду 10 экз. в скорейшем времени. Жду также газетных объявлений, на помещении которых ты будешь настаивать.
Николай здоров.
Пиши немедленно и не надоедай мне напоминанием о своем долге*, ибо это напоминание нелюбезно и, как видишь, заставляет меня вспоминать о нём, чего я не люблю.
Все здоровы.
_____
* Ты точно преступление совершил. Надо проще смотреть на вещи.
📩 Петербург, Кавалергардская 20, кв. 6. Александру Павловичу Чехову
🗓 12 августа 1887 г.
📍 Бабкино
Письмо вслух_Чехов → Мизиновой
«Живём мирно. Водку уже не пьём и не курим, но почему-то всё-таки после ужина всякий раз сильно хочется спать, и в комнате пахнет сигарой»
Рубрика #ПисьмаВслух
📩 Л. С. Мизиновой
🗓 13 августа 1893 г.
📍 Мелихово
🎙 Читает А. Меркюри
🔠 Текст письма
Рубрика #ПисьмаВслух
📩 Л. С. Мизиновой
🗓 13 августа 1893 г.
📍 Мелихово
🎙 Читает А. Меркюри
🔠 Текст письма
Больше писать я не стану, хоть зарежьте. Я писал в Аббацию, в St. Мориц, писал раз десять по крайней мере. До сих пор Вы не присылали мне ни одного верного адреса, и потому ни одно моё письмо не дошло до Вас и мои длинные описания и лекции о холере пропали даром. Это обидно. Но обиднее всего, что после целого ряда моих писем о наших холерных передрягах Вы вдруг из весёлого бирюзового Биаррица пишете мне, что завидуете моему досугу! Да простит Вам аллах!
Ну-с, я жив и здрав. Лето было прекрасное, сухое, тёплое, изобильное плодами земными, но вся прелесть его, начиная с июля, вконец была испорчена известиями о холере. В то время, как Вы в своих письмах приглашали меня то в Вену, то в Аббацию, я уже состоял участковым врачом Серпуховского земства, ловил за хвост холеру и на всех парах организовал новый участок. У меня в участке 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь. Утром приемка больных, а после утра разъезды. Езжу, читаю лекции печенегам, лечу, сержусь и, так как земство не дало мне на организацию пунктов ни копейки, клянчу у богатых людей то того, то другого. Оказался я превосходным нищим; благодаря моему нищенскому красноречию мой участок имеет теперь 2 превосходных барака со всею обстановкой и бараков пять не превосходных, а скверных. Я избавил земство даже от расходов по дезинфекции. Известь, купорос и всякую пахучую дрянь я выпросил у фабрикантов на все свои 25 деревень. Одним словом, А. П. Коломнин должен гордиться, что учился в той же гимназии, где и я. Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь, — это, сударь мой, такая окрошка, от которой не поздоровится.* Холера уже в Москве и в Московск. уезде. Надо ждать её с часу на час. Судя по ходу её в Москве, надо думать, что она уже вырождается и что запятая начинает терять свою силу. Надо также думать, что она сильно поддаётся мерам, которые приняты в Москве и у нас. Интеллигенция работает шибко, не щадя ни живота, ни денег; я вижу её каждый день и умиляюсь, и когда при этом вспоминаю, как Житель и Буренин выливали свои желчные кислоты на эту интеллигенцию, мне делается немножко душно. В Нижнем врачи и вообще культурные люди делали чудеса. Я ужасался от восторга, читая про холеру. В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить всё, что делается. Впрочем, об этом нельзя говорить коротко.
Способ лечения холеры требует от врача прежде всего медлительности, т. е. каждому больному нужно отдавать по 5–10 часов, а то и больше. Так как я намерен употреблять способ Кантани — клистиры из таннина и вливание раствора поваренной соли под кожу, — то положение моё будет глупее дурацкого.
Пока я буду возиться с одним больным, успеют заболеть и умереть десять. Ведь на 25 деревень только один я, если не считать фельдшера, который называет меня вашим высокоблагородием, стесняется курить в моём присутствии и не может сделать без меня ни единого шага. При единичных заболеваниях я буду силен, а если эпидемия разовьётся хотя бы до пяти заболеваний в день, то я буду только раздражаться, утомляться и чувствовать себя виноватым.
Конечно, о литературе и подумать некогда. Не пишу ничего. От содержания я отказался, дабы сохранить себе хотя маленькую свободу действий, и потому пребываю без гроша. Жду, когда отмолотят и продадут рожь, а до тех пор буду питаться «Медведем» и грибами, которых у нас видимо-невидимо. Кстати сказать, никогда я не жил так дёшево, как теперь. У нас всё своё, даже хлеб свой. Думаю, что через два года все мои расходы по дому не будут превышать тысячи рублей в год. <…>
Ну-с, я жив и здрав. Лето было прекрасное, сухое, тёплое, изобильное плодами земными, но вся прелесть его, начиная с июля, вконец была испорчена известиями о холере. В то время, как Вы в своих письмах приглашали меня то в Вену, то в Аббацию, я уже состоял участковым врачом Серпуховского земства, ловил за хвост холеру и на всех парах организовал новый участок. У меня в участке 25 деревень, 4 фабрики и 1 монастырь. Утром приемка больных, а после утра разъезды. Езжу, читаю лекции печенегам, лечу, сержусь и, так как земство не дало мне на организацию пунктов ни копейки, клянчу у богатых людей то того, то другого. Оказался я превосходным нищим; благодаря моему нищенскому красноречию мой участок имеет теперь 2 превосходных барака со всею обстановкой и бараков пять не превосходных, а скверных. Я избавил земство даже от расходов по дезинфекции. Известь, купорос и всякую пахучую дрянь я выпросил у фабрикантов на все свои 25 деревень. Одним словом, А. П. Коломнин должен гордиться, что учился в той же гимназии, где и я. Душа моя утомлена. Скучно. Не принадлежать себе, думать только о поносах, вздрагивать по ночам от собачьего лая и стука в ворота (не за мной ли приехали?), ездить на отвратительных лошадях по неведомым дорогам и читать только про холеру и ждать только холеры и в то же время быть совершенно равнодушным к сей болезни и к тем людям, которым служишь, — это, сударь мой, такая окрошка, от которой не поздоровится.* Холера уже в Москве и в Московск. уезде. Надо ждать её с часу на час. Судя по ходу её в Москве, надо думать, что она уже вырождается и что запятая начинает терять свою силу. Надо также думать, что она сильно поддаётся мерам, которые приняты в Москве и у нас. Интеллигенция работает шибко, не щадя ни живота, ни денег; я вижу её каждый день и умиляюсь, и когда при этом вспоминаю, как Житель и Буренин выливали свои желчные кислоты на эту интеллигенцию, мне делается немножко душно. В Нижнем врачи и вообще культурные люди делали чудеса. Я ужасался от восторга, читая про холеру. В доброе старое время, когда заболевали и умирали тысячами, не могли и мечтать о тех поразительных победах, какие совершаются теперь на наших глазах. Жаль, что Вы не врач и не можете разделить со мной удовольствия, т. е. достаточно прочувствовать и сознать и оценить всё, что делается. Впрочем, об этом нельзя говорить коротко.
Способ лечения холеры требует от врача прежде всего медлительности, т. е. каждому больному нужно отдавать по 5–10 часов, а то и больше. Так как я намерен употреблять способ Кантани — клистиры из таннина и вливание раствора поваренной соли под кожу, — то положение моё будет глупее дурацкого.
Пока я буду возиться с одним больным, успеют заболеть и умереть десять. Ведь на 25 деревень только один я, если не считать фельдшера, который называет меня вашим высокоблагородием, стесняется курить в моём присутствии и не может сделать без меня ни единого шага. При единичных заболеваниях я буду силен, а если эпидемия разовьётся хотя бы до пяти заболеваний в день, то я буду только раздражаться, утомляться и чувствовать себя виноватым.
Конечно, о литературе и подумать некогда. Не пишу ничего. От содержания я отказался, дабы сохранить себе хотя маленькую свободу действий, и потому пребываю без гроша. Жду, когда отмолотят и продадут рожь, а до тех пор буду питаться «Медведем» и грибами, которых у нас видимо-невидимо. Кстати сказать, никогда я не жил так дёшево, как теперь. У нас всё своё, даже хлеб свой. Думаю, что через два года все мои расходы по дому не будут превышать тысячи рублей в год. <…>
<...> Когда узнаете из газет, что холера уже кончилась, то это значит, что я уже опять принялся за писанье. Пока же я служу в земстве, не считайте меня литератором. Ловить зараз двух зайцев нельзя.
Вы пишете, что я бросил «Сахалин». Нет, сие моё детище я не могу бросить. Когда гнетёт меня беллетристическая скука, мне приятно бывает браться не за беллетристику. Вопрос же о том, когда я кончу «Сахалин» и где буду печатать его, не представляется для меня важным. Пока на тюремном престоле сидит Галкин-Враский, выпускать книгу мне сильно не хочется. Вот разве нужда заставит, тогда другое дело.
Во всех своих письмах я назойливо задавал Вам один вопрос, на который, впрочем, Вы можете не отвечать мне: где вы будете жить осенью и не хотите ли вместе со мною прожить часть сентября и октября в Феодосии и Крыму? Мне нестерпимо хочется есть, пить, спать и разговаривать о литературе, т. е. ничего не делать и в то же время чувствовать себя порядочным человеком. Впрочем, если Вам противно мое безделье, то я могу пообещать написать с Вами или около Вас пьесу, повесть... А? Не хотите? Ну бог с Вами.
Была два раза астрономка. В оба раза мне было с нею скучно. Был Свободин. Он становится всё лучшe и лучше. Тяжелая болезнь заставила его пережить метаморфозу душевную.
Видите, как я длинно пишу, хотя и не уверен, что это письмо дойдёт до Вас. Вообразите мою холерную скуку, моё холерное одиночество и вынужденное литературное безделье и пишите мне побольше и почаще. Ваше брезгливое чувство к французам я разделяю. Немцы куда выше их, хотя их почему-то и называют тупыми. А франко-русские симпатии я так же люблю, как Татищева. Что-то ёрническое в этих симпатиях. Зато приезд к нам Вирхова мне ужасно понравился.
У нас уродился очень вкусный картофель и дивная капуста. Как Вы обходитесь без щей? Не завидую ни Вашему морю, ни свободе, ни хорошему настроению, какое испытывается за границею. Русское лето лучше всего. А, сказать кстати, за границу мне не особенно хочется. После Сингапура, Цейлона и, пожалуй, нашего Амура Италия и даже кратер Везувия не кажутся обольстительными. Побывав в Индии и Китае, я не видел большой разницы между заграницей и Россией.
В Биаррице живёт теперь мой сосед, владелец знаменитой Отрады, граф Орлов-Давыдов, бежавший от холеры; он выдал своему доктору на борьбу с холерой только 500 руб. Его сестра, графиня, живущая в моём участке, когда я приехал к ней, чтобы поговорить о бараке для её рабочих, держала себя со мной так, как будто я пришёл к ней наниматься. Мне стало больно, и я солгал ей, что я богатый человек. То же самое солгал я и архимандриту, который отказался дать помещение для больных, которые, вероятно, случатся в монастыре. На мой вопрос, что он будет делать с теми, которые заболеют в его гостинице, он мне ответил: «Они люди состоятельные и сами вам заплатят...» Понимаете ли? А я вспылил и сказал, что нуждаюсь не в плате, ибо я богат, а в охране монастыря... Бывают глупейшие и обиднейшие положения... Перед отъездом гр. Орлова-Давыдова я виделся с его женой. Громадные бриллианты в ушах, турнюр и неуменье держать себя. Миллионерша. С такими особами испытываешь глупое семинарское чувство, когда хочется сгрубить зря.
У меня часто бывает и подолгу сидит поп, прекрасный парень, вдовец, имеющий незаконных детей. Пишите же, а то беда.
Ваш А. Чехов.
________
* Фрагмент был почти без изменений использован Никитой Михалковым и Александром Адабашьяном в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино»: https://youtu.be/ATwFXXLE7Ho?t=27
📩 А. С. Суворину
🗓 16 августа 1892 г.
📍 Мелихово
Вы пишете, что я бросил «Сахалин». Нет, сие моё детище я не могу бросить. Когда гнетёт меня беллетристическая скука, мне приятно бывает браться не за беллетристику. Вопрос же о том, когда я кончу «Сахалин» и где буду печатать его, не представляется для меня важным. Пока на тюремном престоле сидит Галкин-Враский, выпускать книгу мне сильно не хочется. Вот разве нужда заставит, тогда другое дело.
Во всех своих письмах я назойливо задавал Вам один вопрос, на который, впрочем, Вы можете не отвечать мне: где вы будете жить осенью и не хотите ли вместе со мною прожить часть сентября и октября в Феодосии и Крыму? Мне нестерпимо хочется есть, пить, спать и разговаривать о литературе, т. е. ничего не делать и в то же время чувствовать себя порядочным человеком. Впрочем, если Вам противно мое безделье, то я могу пообещать написать с Вами или около Вас пьесу, повесть... А? Не хотите? Ну бог с Вами.
Была два раза астрономка. В оба раза мне было с нею скучно. Был Свободин. Он становится всё лучшe и лучше. Тяжелая болезнь заставила его пережить метаморфозу душевную.
Видите, как я длинно пишу, хотя и не уверен, что это письмо дойдёт до Вас. Вообразите мою холерную скуку, моё холерное одиночество и вынужденное литературное безделье и пишите мне побольше и почаще. Ваше брезгливое чувство к французам я разделяю. Немцы куда выше их, хотя их почему-то и называют тупыми. А франко-русские симпатии я так же люблю, как Татищева. Что-то ёрническое в этих симпатиях. Зато приезд к нам Вирхова мне ужасно понравился.
У нас уродился очень вкусный картофель и дивная капуста. Как Вы обходитесь без щей? Не завидую ни Вашему морю, ни свободе, ни хорошему настроению, какое испытывается за границею. Русское лето лучше всего. А, сказать кстати, за границу мне не особенно хочется. После Сингапура, Цейлона и, пожалуй, нашего Амура Италия и даже кратер Везувия не кажутся обольстительными. Побывав в Индии и Китае, я не видел большой разницы между заграницей и Россией.
В Биаррице живёт теперь мой сосед, владелец знаменитой Отрады, граф Орлов-Давыдов, бежавший от холеры; он выдал своему доктору на борьбу с холерой только 500 руб. Его сестра, графиня, живущая в моём участке, когда я приехал к ней, чтобы поговорить о бараке для её рабочих, держала себя со мной так, как будто я пришёл к ней наниматься. Мне стало больно, и я солгал ей, что я богатый человек. То же самое солгал я и архимандриту, который отказался дать помещение для больных, которые, вероятно, случатся в монастыре. На мой вопрос, что он будет делать с теми, которые заболеют в его гостинице, он мне ответил: «Они люди состоятельные и сами вам заплатят...» Понимаете ли? А я вспылил и сказал, что нуждаюсь не в плате, ибо я богат, а в охране монастыря... Бывают глупейшие и обиднейшие положения... Перед отъездом гр. Орлова-Давыдова я виделся с его женой. Громадные бриллианты в ушах, турнюр и неуменье держать себя. Миллионерша. С такими особами испытываешь глупое семинарское чувство, когда хочется сгрубить зря.
У меня часто бывает и подолгу сидит поп, прекрасный парень, вдовец, имеющий незаконных детей. Пишите же, а то беда.
Ваш А. Чехов.
________
* Фрагмент был почти без изменений использован Никитой Михалковым и Александром Адабашьяном в фильме «Неоконченная пьеса для механического пианино»: https://youtu.be/ATwFXXLE7Ho?t=27
📩 А. С. Суворину
🗓 16 августа 1892 г.
📍 Мелихово
YouTube
Монолог врача из гениального к/ф «Неоконченная пьеса для механического пианино».
Милая моя, дуся, жена моя хорошая, я только что поднялся с постели, пил кофе и с некоторой тревогой прислушиваюсь к шуму ветра. Пожалуй, будет изрядная качка. Дуся моя, купи 1 ф. мочалки рафии в магазине хотя бы Лисицына и вышли мне в Ялту. Здесь в Севастополе нет её. К мочалке приложи штук пять шнурков для pince-nez. Что хочешь приложи, но так старайся, чтобы посылка весила не больше двух фунтов.
Поеду в Ялту и буду там ждать от тебя письмо. Не скучай, деточка, не кукси, не хандри, не сердись, а будь весела и смейся — это к тебе очень идёт...
Я тебя очень люблю и буду любить. Всем своим поклонись. Крепко тебя целую сотни раз, крепко обнимаю и рисую в воображении разные картины, в которых я да ты и больше никого нет и ничего.
Дуся, до свиданья, прощай!
Твой хозяин Антон.
📩 О. Л. Книппер-Чеховой
🗓 21 августа 1901 г.
📍 Севастополь
Поеду в Ялту и буду там ждать от тебя письмо. Не скучай, деточка, не кукси, не хандри, не сердись, а будь весела и смейся — это к тебе очень идёт...
Я тебя очень люблю и буду любить. Всем своим поклонись. Крепко тебя целую сотни раз, крепко обнимаю и рисую в воображении разные картины, в которых я да ты и больше никого нет и ничего.
Дуся, до свиданья, прощай!
Твой хозяин Антон.
📩 О. Л. Книппер-Чеховой
🗓 21 августа 1901 г.
📍 Севастополь
Милый мой, хороший дусик, от тебя долго не было писем, дня три, сегодня пришло одно. У меня по-прежнему жара несноснейшая, хоть караул кричи. Вчера вечером первый раз за всё время прошёл дождик, чуть-чуть, минуты на три.
Посылаю тебе объявление, которое дала мне Маша. Прочти его. Быть может, если там пруд велик, можно было бы купить десятинки две-три.
У меня насморк. Волосы лезут, как никогда не лезли, и кожа болит на голове. Погожу ещё немного, и если не перестанет болеть, то обреюсь, т. е. обрею голову.
М. С. Смирнова просила купить для неё татарские туфли, а мерки мне не дала.
Приехав сюда, я все свои мелкие долги уплатил, но сам долга не получил, так что С. Т. Морозову не уплачу 5 тыс. Буду ему писать.
Про пьесу Найдёнова ничего не знаю. Какова она? Немирович очень холоден с ним почему-то и, как мне кажется и казалось, несправедлив к нему. Найдёнов, кстати сказать, как драматург, гораздо выше Горького.
Здесь настоящая засуха, полный неурожай. Учительница Мария Фёдоровна из Мелихова уезжает завтра, теперь она у нас. Бедовая стала.
Не сердись на меня, жена моя, не сердись, милая. Право, всё не так скверно, как ты думаешь. Я приеду, мы будем вместе до декабря, потом я уеду и вернусь не позже марта, а после марта я весь твой, если только я тебе нужен.
Бог тебя благословит, целую тебя крепко и обнимаю. Я сильно по тебе скучаю. Кровохарканий не было ни разу — здесь в Ялте, в Любимовке же были почти каждый день в последнее время, хотя вес и прибавился.
Приедешь в Ялту? Поговори с Таубе.
Целую ещё раз. Будь здорова и покойна, собака рыжая. Твой Antoine.
📩 Московско-Ярославск. ж. д., Тарасовская пл. Её высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой. Дача Алексеевой, Любимовка.
🗓 22 августа 1902 г.
📍 Ялта
Посылаю тебе объявление, которое дала мне Маша. Прочти его. Быть может, если там пруд велик, можно было бы купить десятинки две-три.
У меня насморк. Волосы лезут, как никогда не лезли, и кожа болит на голове. Погожу ещё немного, и если не перестанет болеть, то обреюсь, т. е. обрею голову.
М. С. Смирнова просила купить для неё татарские туфли, а мерки мне не дала.
Приехав сюда, я все свои мелкие долги уплатил, но сам долга не получил, так что С. Т. Морозову не уплачу 5 тыс. Буду ему писать.
Про пьесу Найдёнова ничего не знаю. Какова она? Немирович очень холоден с ним почему-то и, как мне кажется и казалось, несправедлив к нему. Найдёнов, кстати сказать, как драматург, гораздо выше Горького.
Здесь настоящая засуха, полный неурожай. Учительница Мария Фёдоровна из Мелихова уезжает завтра, теперь она у нас. Бедовая стала.
Не сердись на меня, жена моя, не сердись, милая. Право, всё не так скверно, как ты думаешь. Я приеду, мы будем вместе до декабря, потом я уеду и вернусь не позже марта, а после марта я весь твой, если только я тебе нужен.
Бог тебя благословит, целую тебя крепко и обнимаю. Я сильно по тебе скучаю. Кровохарканий не было ни разу — здесь в Ялте, в Любимовке же были почти каждый день в последнее время, хотя вес и прибавился.
Приедешь в Ялту? Поговори с Таубе.
Целую ещё раз. Будь здорова и покойна, собака рыжая. Твой Antoine.
📩 Московско-Ярославск. ж. д., Тарасовская пл. Её высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой. Дача Алексеевой, Любимовка.
🗓 22 августа 1902 г.
📍 Ялта
Милый Алексей Максимович, слухи о том, что я пишу роман, основаны, очевидно, на мираже, так как о романе у меня не было даже помышлений. Я почти ничего не пишу, а занимаюсь только тем, что всё жду момента, когда же, наконец, можно будет засесть за писанье. Недавно я был в Ялте, вернулся в Москву, чтобы побывать на репетициях своей пьесы, но прихворнул тут немножко, и вот опять нужно ехать в Ялту. Уезжаю я туда завтра. Усижу ли там долго, буду ли там писать — сие неизвестно. В первое время придётся жить на бивуаках, так как дом мой ещё не готов.
Почти одновременно с Вашим пришло и письмо из «Жизни» — о том же. Сегодня напишу и в «Жизнь».
Вашего «Фому Гордеева» я читал кусочками; откроешь и прочтёшь страничку. Всего «Фому» я прочту, когда кончите, читать же ежемесячно по частям я решительно не в состоянии. И «Воскресение» я тоже не читал по той же причине.
Свою «Жизнь» я растерял; если «Фома» не выйдет отдельной книжкой в этом году, то прочту в журнале, который возьму в Ялте у Волковой.
Гиляровский налетел на меня вихрем и сообщил, что познакомился с Вами. Очень хвалил Вас. Я знаю его уже почти 20 лет, мы с ним вместе начали в Москве нашу карьеру, и я пригляделся к нему весьма достаточно. В нём есть кое-что ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нём совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам. Анекдоты рассказывает он непрерывно, носит часы с похабной панорамой и, когда бывает в ударе, показывает карточные фокусы.
Меня томит праздность, я злюсь. Когда Вы приедете в Ялту? В каких числах сентября? Буду очень, очень рад повидаться с Вами и потолковать о текущих делах. Привезите Вашу фотографию и Ваши книжки.
Ну, будьте здоровы и богом хранимы. Пишите в Ялту. Жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩 А. М. Пешкову (М. Горькому)
🗓 24 августа 1899 г.
📍 Москва
Почти одновременно с Вашим пришло и письмо из «Жизни» — о том же. Сегодня напишу и в «Жизнь».
Вашего «Фому Гордеева» я читал кусочками; откроешь и прочтёшь страничку. Всего «Фому» я прочту, когда кончите, читать же ежемесячно по частям я решительно не в состоянии. И «Воскресение» я тоже не читал по той же причине.
Свою «Жизнь» я растерял; если «Фома» не выйдет отдельной книжкой в этом году, то прочту в журнале, который возьму в Ялте у Волковой.
Гиляровский налетел на меня вихрем и сообщил, что познакомился с Вами. Очень хвалил Вас. Я знаю его уже почти 20 лет, мы с ним вместе начали в Москве нашу карьеру, и я пригляделся к нему весьма достаточно. В нём есть кое-что ноздревское, беспокойное, шумливое, но человек это простодушный, чистый сердцем, и в нём совершенно отсутствует элемент предательства, столь присущий господам газетчикам. Анекдоты рассказывает он непрерывно, носит часы с похабной панорамой и, когда бывает в ударе, показывает карточные фокусы.
Меня томит праздность, я злюсь. Когда Вы приедете в Ялту? В каких числах сентября? Буду очень, очень рад повидаться с Вами и потолковать о текущих делах. Привезите Вашу фотографию и Ваши книжки.
Ну, будьте здоровы и богом хранимы. Пишите в Ялту. Жму руку.
Ваш А. Чехов.
📩 А. М. Пешкову (М. Горькому)
🗓 24 августа 1899 г.
📍 Москва
Милая Маша, приеду в Москву, когда кончу пьесу. Переписывать её начисто буду в Москве.
Теперь вот какое дело. Мать почему-то боялась сказать тебе, мне же постоянно говорит, что ей очень хочется в Москву. И сегодня она решительно заявила мне, что оставаться в Ялте ей одной или с чужими — никак нельзя, и просила написать тебе об этом. И я согласен с ней, оставаться ей в Ялте одной, среди чужих, никак нельзя, и надо дать ей пожить в Москве, если не всю зиму, то хоть 2–3 месяца. Подумай, пожалуйста, и напиши. Я буду ждать твоего ответа. Только, пожалуйста, не подумай, что я это капризничаю или что-нибудь вроде. С матерью мы живём мирно, и о том, что ей нужно жить зиму в Москве, она сегодня заговорила первая.
Нового ничего нет. В Ялте холодно, сегодня пасмурно. Хочу надеть осеннее пальто. Будь здорова и весела.
Ладыженский ещё здесь.
Твой Antoine.
Вишневский на меня сердится?
📩 М. П. Чехова
🗓 2 сентября 1900 г.
📍 Ялта
Теперь вот какое дело. Мать почему-то боялась сказать тебе, мне же постоянно говорит, что ей очень хочется в Москву. И сегодня она решительно заявила мне, что оставаться в Ялте ей одной или с чужими — никак нельзя, и просила написать тебе об этом. И я согласен с ней, оставаться ей в Ялте одной, среди чужих, никак нельзя, и надо дать ей пожить в Москве, если не всю зиму, то хоть 2–3 месяца. Подумай, пожалуйста, и напиши. Я буду ждать твоего ответа. Только, пожалуйста, не подумай, что я это капризничаю или что-нибудь вроде. С матерью мы живём мирно, и о том, что ей нужно жить зиму в Москве, она сегодня заговорила первая.
Нового ничего нет. В Ялте холодно, сегодня пасмурно. Хочу надеть осеннее пальто. Будь здорова и весела.
Ладыженский ещё здесь.
Твой Antoine.
Вишневский на меня сердится?
📩 М. П. Чехова
🗓 2 сентября 1900 г.
📍 Ялта
Милый мой карапузик, насчёт еврейчика не хлопочи, он уже учится в гимназии. У нас дождя нет и нет, и не похоже, что он будет когда-нибудь. Воды нет. В воздухе взвешена невидимая пыль, которая, конечно, делает своё дело. Но всё же я поправился, мне гораздо легче; кашляю меньше, и уже хочется есть.
Я отказался быть пайщиком у Морозова, потому что долга не получил и, по-видимому, не скоро его получу или совсем не получу. Быть же пайщиком только номинально, по названию я не хочу. Ты артистка, получаешь ты меньше, чем заслуживаешь, и потому ты можешь быть пайщицей в кредит, ну а я нет.
Ходишь ты теперь пешком или ездишь на извозчике? Бываешь в театрах? Вообще что поделываешь? Что читаешь? Если кто-нибудь поедет в Ялту, то пришли плевальницу и очки.
В этом году я непременно поеду за границу. Здесь зимовать по многим причинам я не могу.
А позволил ли Штраух тебе иметь детей? Теперь же или после? Ах, дуся моя, дуся, время уходит! Когда нашему ребенку будет полтора года, то я, по всей вероятности, буду уже лыс, сед, беззуб, а ты будешь, как тётя Шарлотта.
О, если бы дождь! Подло без дождя.
Целую мою старушку и обнимаю. Пиши мне, не ленись, снисходи. Когда кончится постройка театра? Напиши, дуся.
Твой муж А.
📩 Москва. Её высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой. Неглинный пр., д. Гонецкой
🗓 10 сентября 1902 г.
📍 Ялта
Я отказался быть пайщиком у Морозова, потому что долга не получил и, по-видимому, не скоро его получу или совсем не получу. Быть же пайщиком только номинально, по названию я не хочу. Ты артистка, получаешь ты меньше, чем заслуживаешь, и потому ты можешь быть пайщицей в кредит, ну а я нет.
Ходишь ты теперь пешком или ездишь на извозчике? Бываешь в театрах? Вообще что поделываешь? Что читаешь? Если кто-нибудь поедет в Ялту, то пришли плевальницу и очки.
В этом году я непременно поеду за границу. Здесь зимовать по многим причинам я не могу.
А позволил ли Штраух тебе иметь детей? Теперь же или после? Ах, дуся моя, дуся, время уходит! Когда нашему ребенку будет полтора года, то я, по всей вероятности, буду уже лыс, сед, беззуб, а ты будешь, как тётя Шарлотта.
О, если бы дождь! Подло без дождя.
Целую мою старушку и обнимаю. Пиши мне, не ленись, снисходи. Когда кончится постройка театра? Напиши, дуся.
Твой муж А.
📩 Москва. Её высокоблагородию Ольге Леонардовне Чеховой. Неглинный пр., д. Гонецкой
🗓 10 сентября 1902 г.
📍 Ялта
Сейчас получил твоё письмо, ω νεανια!* Прежде всего считаю приятным долгом сказать несколько лестных слов по адресу твоего последнего субботника. Он очень хорош, хотя и писан с первого лица. Лизавета — настоящая Лизавета, живой человек; язык прелестен, сюжет симпатичный.
Рукоплещу твоим покушениям на маленький фельетон. Только избери какой-нибудь постоянный псевдоним, ибо одна буква не годится. К псевдониму редакторы и читатели привыкают, а к литерам нет. Не мешало бы тебе также мало-помалу перейти к коротеньким заметкам на первую страницу на сюжеты Скальковского. Почему бы тебе не ругать, например, нижегородских купцов за их петиции, полные безнадежной глупости и жалких фраз?
Вчера получил от старичины длинное письмо. Будет в Москве около 20-го. Он пишет мне: «У меня нет свободного отношения к кассе, я беру оттуда деньги всегда с каким-то несвободным, тяжелым чувством, как не свои. До прошлого года у меня было своих 10 тысяч р., оставшихся от продажи имения. Так мне и сказали, что они мои, и я был очень рад, но в прошлом году я до трёх тысяч роздал без отдачи, а остальными заплатил за феодосийскую землю. Теперь строю дом, и для меня это мука брать на него деньги из кассы. Я Вам нимало не преувеличиваю, хотя не могу хорошенько разобраться в этом странном чувстве. Иногда я начинаю храбриться и кричать: ведь могу же я за свой каторжный труд позволить себе эту роскошь, эту блажь! и мне ужасно хочется, чтоб мне поддакивали, но когда я слышу „конечно, это другое дело, об этом и речи нет“, я начинаю злиться, ибо в этих фразах чувствую, что ко мне только снисходят. Строилась типография, строят теперь дом в Петербурге, но всё это без меня, ни расчётов, ни счетов не знаю, но в Феодосии я строю дом, для себя. Всё прочее как будто не для меня, а для всех, а это как будто лишнее, ибо это моя фантазия, моя блажь. Блажи у меня много, но она в голове и остаётся. Я бы желал выиграть 200 тысяч, ибо это считал бы своими деньгами, и я бы ими тряхнул и никто бы не смел и поморщиться, что бы я из них ни сделал, хоть бы с кашей съел»...
И всё письмо такое. Необычайно симпатичные письма, рисующие этого хорошего человечину.
Сегодня получил громадное, в 6–7 листов, письмо и от Суворина-фиса. Решаем с ним в письмах разные высокой важности вопросы. Вообще семья Сувориных великолепная, тёплая; я к ней сильно привязался, а что дальше будет, не знаю.
Выписка из письма — секрет. Порви. Мать бы поехала к тебе, да денег нет. Справку в своём архиве насчёт цуцыка сделаю, а ты за это поскорее вышли мне отчёт о сумасшедших домах д-ра Архангельского, возвращенный тебе Поповым. Этот отчёт нужен мне для суворинского календаря. Не отдал ли ты его осколочным дамам? Вышли заказной бандеролью — без атласа, к-рый я увезу из Питера сам.
Поклоны всем и от всех.
Женитьба не уйдёт, была бы охота и <...> Начинаю писать для «Нового времени».
Твой А. Чехов.
____
* о, юноша! (греч.)
📩 Ал. П. Чехову
🗓 11 сентября 1888 г.
📍 Москва
Рукоплещу твоим покушениям на маленький фельетон. Только избери какой-нибудь постоянный псевдоним, ибо одна буква не годится. К псевдониму редакторы и читатели привыкают, а к литерам нет. Не мешало бы тебе также мало-помалу перейти к коротеньким заметкам на первую страницу на сюжеты Скальковского. Почему бы тебе не ругать, например, нижегородских купцов за их петиции, полные безнадежной глупости и жалких фраз?
Вчера получил от старичины длинное письмо. Будет в Москве около 20-го. Он пишет мне: «У меня нет свободного отношения к кассе, я беру оттуда деньги всегда с каким-то несвободным, тяжелым чувством, как не свои. До прошлого года у меня было своих 10 тысяч р., оставшихся от продажи имения. Так мне и сказали, что они мои, и я был очень рад, но в прошлом году я до трёх тысяч роздал без отдачи, а остальными заплатил за феодосийскую землю. Теперь строю дом, и для меня это мука брать на него деньги из кассы. Я Вам нимало не преувеличиваю, хотя не могу хорошенько разобраться в этом странном чувстве. Иногда я начинаю храбриться и кричать: ведь могу же я за свой каторжный труд позволить себе эту роскошь, эту блажь! и мне ужасно хочется, чтоб мне поддакивали, но когда я слышу „конечно, это другое дело, об этом и речи нет“, я начинаю злиться, ибо в этих фразах чувствую, что ко мне только снисходят. Строилась типография, строят теперь дом в Петербурге, но всё это без меня, ни расчётов, ни счетов не знаю, но в Феодосии я строю дом, для себя. Всё прочее как будто не для меня, а для всех, а это как будто лишнее, ибо это моя фантазия, моя блажь. Блажи у меня много, но она в голове и остаётся. Я бы желал выиграть 200 тысяч, ибо это считал бы своими деньгами, и я бы ими тряхнул и никто бы не смел и поморщиться, что бы я из них ни сделал, хоть бы с кашей съел»...
И всё письмо такое. Необычайно симпатичные письма, рисующие этого хорошего человечину.
Сегодня получил громадное, в 6–7 листов, письмо и от Суворина-фиса. Решаем с ним в письмах разные высокой важности вопросы. Вообще семья Сувориных великолепная, тёплая; я к ней сильно привязался, а что дальше будет, не знаю.
Выписка из письма — секрет. Порви. Мать бы поехала к тебе, да денег нет. Справку в своём архиве насчёт цуцыка сделаю, а ты за это поскорее вышли мне отчёт о сумасшедших домах д-ра Архангельского, возвращенный тебе Поповым. Этот отчёт нужен мне для суворинского календаря. Не отдал ли ты его осколочным дамам? Вышли заказной бандеролью — без атласа, к-рый я увезу из Питера сам.
Поклоны всем и от всех.
Женитьба не уйдёт, была бы охота и <...> Начинаю писать для «Нового времени».
Твой А. Чехов.
____
* о, юноша! (греч.)
📩 Ал. П. Чехову
🗓 11 сентября 1888 г.
📍 Москва
Дорогой Михаил Александрович, это правда, лето провёл я очень хорошо, был здоров и работал понемножку; но неделю тому назад я заболел и вот теперь кисну, ничего не делаю и стараюсь спрятаться от холода, который стал одолевать Ялту чуть ли не с начала сентября. Пьесу я почти кончил, надо бы переписывать, да мешает недуг, а диктовать не могу.
За письмо большое Вам спасибо. Я рассчитывал приехать в октябре и рассчитывал жить в Москве всю зиму — это по совету Остроумова.
Мне хотелось бы поговорить с Вами о Мечникове. Это большой человек. Оправдаются ли надежды на прививку?
Ну, крепко жму Вам руку и желаю полного успеха. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
📩 М. А. Членову
🗓 13 сентября 1903 г.
📍 Ялта
За письмо большое Вам спасибо. Я рассчитывал приехать в октябре и рассчитывал жить в Москве всю зиму — это по совету Остроумова.
Мне хотелось бы поговорить с Вами о Мечникове. Это большой человек. Оправдаются ли надежды на прививку?
Ну, крепко жму Вам руку и желаю полного успеха. Будьте здоровы и благополучны.
Ваш А. Чехов.
📩 М. А. Членову
🗓 13 сентября 1903 г.
📍 Ялта
Рубрика «Разрешите посоветовать»:
@fridapishet — личный дневник Фриды Кало, залетевший во всемирную паутину. Слова о безграничной любви, отчаянии и одиночестве. Слова о воле, несокрушимости и стремлении жить.
«Хотела бы я делать всё, что пожелаю. Всё, что мне когда-либо хотелось за занавесом... Безумия. Тогда: я бы занималась цветами, весь день я бы творила, кричала от боли. Стала бы любовью и нежностью. Я бы смеялась столько, сколько могла».
Ужасающие откровения и кричащие признания в любви. Фрида пишет. Мы, завороженные силой любви, читаем и учимся любить. Фрида стала символом воли и феминизма задолго до того, как стала магнитом.
@fridapishet — личный дневник Фриды Кало, залетевший во всемирную паутину. Слова о безграничной любви, отчаянии и одиночестве. Слова о воле, несокрушимости и стремлении жить.
«Хотела бы я делать всё, что пожелаю. Всё, что мне когда-либо хотелось за занавесом... Безумия. Тогда: я бы занималась цветами, весь день я бы творила, кричала от боли. Стала бы любовью и нежностью. Я бы смеялась столько, сколько могла».
Ужасающие откровения и кричащие признания в любви. Фрида пишет. Мы, завороженные силой любви, читаем и учимся любить. Фрида стала символом воли и феминизма задолго до того, как стала магнитом.
Громы небесные и зубы крокодилов да падут на головы Ваших врагов и кредиторов, дорогой и милый Алексей Николаевич! Предпослав Вам такое восточное и грациозное приветствие, отвечаю на Ваше письмо нижеследующее. На телеграмму Анны Михайловны я ответил письмом, где умолял подождать до ноябрьск. книжки; ответ я получил такой: «Да будет по Вашему желанию. Отложим». Вы поймёте всю цену и прелесть этого ответа, если вообразите себе г. Чехова, пишущего, потеющего, исправляющего и видящего, что от тех революционных переворотов и ужасов, какие терпит под его пером повесть, она не становится лучше ни на единый су. Я не пишу, а занимаюсь пертурбациями. В таком настроении, согласитесь, не совсем удобно спешить печататься.
В моей повести не два настроения, а целых пятнадцать; весьма возможно, что и её Вы назовёте дерьмом. Она в самом деле дерьмо. Но льщу себя надеждою, что Вы увидите в ней два-три новых лица, интересных для всякого интеллигентного читателя; увидите одно-два новых положения. Льщу себя также надеждою, что моё дерьмо произведёт некоторый гул и вызовет ругань во вражеском стане. А без этой ругани нельзя, ибо в наш век, век телеграфа, театра Горевой и телефонов, ругань — родная сестра рекламы.
Что касается Короленко, то делать какие-либо заключения о его будущем — преждевременно. Я и он находимся теперь именно в том фазисе, когда фортуна решает, куда пускать нас: вверх или вниз по наклону. Колебания вполне естественны. В порядке вещей был бы даже временный застой.
Мне хочется верить, что Короленко выйдет победителем и найдёт точку опоры. На его стороне крепкое здоровье, трезвость, устойчивость взглядов и ясный, хороший ум, хотя и не чуждый предубеждений, но зато свободный от предрассудков. Я тоже не дамся фортуне живой в руки. Хотя у меня и нет того, что есть у Короленко, зато у меня есть кое-что другое. У меня в прошлом масса ошибок, каких не знал Короленко, а где ошибки, там и опыт. У меня, кроме того, шире поле брани и богаче выбор; кроме романа, стихов и доносов, — я всё перепробовал. Писал и повести, и рассказы, и водевили, и передовые, и юмористику, и всякую ерунду, включая сюда комаров и мух для «Стрекозы». Оборвавшись на повести, я могу приняться за рассказы; если последние плохи, могу ухватиться за водевиль, и этак без конца, до самой дохлой смерти. Так что при всём моём желании взглянуть на себя и на Короленко оком пессимиста и повесить нос на квинту я всё-таки не унываю ни одной минуты, ибо ещё не вижу данных, говорящих за или против. Погодим ещё лет пять, тогда видно будет.
Вчера у меня был П. Н. Островский, заставший у меня петербургского помещика Соковнина. Петр Николаевич умный и добрый человек; беседовать с ним приятно, но спорить так же трудно, как со спиритом. Его взгляды на нравственность, на политику и проч. — это какая-то перепутанная проволока; ничего не разберёшь. Поглядишь на него справа — материалист, зайдешь слева — франкмасон. Такую путаницу приходится чаще всего наблюдать у людей, много думающих, но мало образованных, не привыкших к точным определениям и к тем приёмам, которые учат людей уяснять себе то, о чём думаешь и говоришь.
Театр Горевой такая чепуха! Сплошной нуль. Таланты, которые в нём подвизаются, такие же облезлые, как голова Боборыкина, который неделю тому назад составлял для меня почтенную величину, теперь же представляется мне просто чудаком, которого в детстве мамка ушибла. Побеседовав с ним и поглядев на дела рук его, я разочаровался, как жених, невеста которого позволила себе нечаянно издать в обществе неприличный звук. <…>
В моей повести не два настроения, а целых пятнадцать; весьма возможно, что и её Вы назовёте дерьмом. Она в самом деле дерьмо. Но льщу себя надеждою, что Вы увидите в ней два-три новых лица, интересных для всякого интеллигентного читателя; увидите одно-два новых положения. Льщу себя также надеждою, что моё дерьмо произведёт некоторый гул и вызовет ругань во вражеском стане. А без этой ругани нельзя, ибо в наш век, век телеграфа, театра Горевой и телефонов, ругань — родная сестра рекламы.
Что касается Короленко, то делать какие-либо заключения о его будущем — преждевременно. Я и он находимся теперь именно в том фазисе, когда фортуна решает, куда пускать нас: вверх или вниз по наклону. Колебания вполне естественны. В порядке вещей был бы даже временный застой.
Мне хочется верить, что Короленко выйдет победителем и найдёт точку опоры. На его стороне крепкое здоровье, трезвость, устойчивость взглядов и ясный, хороший ум, хотя и не чуждый предубеждений, но зато свободный от предрассудков. Я тоже не дамся фортуне живой в руки. Хотя у меня и нет того, что есть у Короленко, зато у меня есть кое-что другое. У меня в прошлом масса ошибок, каких не знал Короленко, а где ошибки, там и опыт. У меня, кроме того, шире поле брани и богаче выбор; кроме романа, стихов и доносов, — я всё перепробовал. Писал и повести, и рассказы, и водевили, и передовые, и юмористику, и всякую ерунду, включая сюда комаров и мух для «Стрекозы». Оборвавшись на повести, я могу приняться за рассказы; если последние плохи, могу ухватиться за водевиль, и этак без конца, до самой дохлой смерти. Так что при всём моём желании взглянуть на себя и на Короленко оком пессимиста и повесить нос на квинту я всё-таки не унываю ни одной минуты, ибо ещё не вижу данных, говорящих за или против. Погодим ещё лет пять, тогда видно будет.
Вчера у меня был П. Н. Островский, заставший у меня петербургского помещика Соковнина. Петр Николаевич умный и добрый человек; беседовать с ним приятно, но спорить так же трудно, как со спиритом. Его взгляды на нравственность, на политику и проч. — это какая-то перепутанная проволока; ничего не разберёшь. Поглядишь на него справа — материалист, зайдешь слева — франкмасон. Такую путаницу приходится чаще всего наблюдать у людей, много думающих, но мало образованных, не привыкших к точным определениям и к тем приёмам, которые учат людей уяснять себе то, о чём думаешь и говоришь.
Театр Горевой такая чепуха! Сплошной нуль. Таланты, которые в нём подвизаются, такие же облезлые, как голова Боборыкина, который неделю тому назад составлял для меня почтенную величину, теперь же представляется мне просто чудаком, которого в детстве мамка ушибла. Побеседовав с ним и поглядев на дела рук его, я разочаровался, как жених, невеста которого позволила себе нечаянно издать в обществе неприличный звук. <…>
<…> Говорят, у Абрамовой дела идут хорошо. Уже встречал я гениальных людей, успевших нагреть руки около её бумажника. Дает авансы.
Что делает Жан? Жив ли он? Не задавили ли его где-нибудь за кулисами? Не умер ли он от испуга, узнав, что в его «Дачном муже» вместо госпожи Пыжиковой будет играть г-жа Дымская-Стульская 2-я? Если Вам приходится видеть его и слушать его трагический смех, то напомните ому о моем существовании и кстати поклонитесь ему.
Всем Вашим мой сердечный привет.
Будьте здоровы. Дай бог Вам счастья и всего самого лучшего.
Ваш Antoine, он же Потемкин.
Адрес: Таврида, спальная Екатерины II.
📩 А. Н. Плещееву
🗓 14 сентября 1889 г.
📍 Москва
Что делает Жан? Жив ли он? Не задавили ли его где-нибудь за кулисами? Не умер ли он от испуга, узнав, что в его «Дачном муже» вместо госпожи Пыжиковой будет играть г-жа Дымская-Стульская 2-я? Если Вам приходится видеть его и слушать его трагический смех, то напомните ому о моем существовании и кстати поклонитесь ему.
Всем Вашим мой сердечный привет.
Будьте здоровы. Дай бог Вам счастья и всего самого лучшего.
Ваш Antoine, он же Потемкин.
Адрес: Таврида, спальная Екатерины II.
📩 А. Н. Плещееву
🗓 14 сентября 1889 г.
📍 Москва
Многоуважаемый
Николай Александрович!
Зима вступает в свои права. Начинаю работать по-зимнему. Впрочем, боюсь, чтоб не сглазить...
Написал Вам пропасть, дал кое-что в «Будильник» и в чемодан про запас спрятал штучки две-три... Посылаю Вам «В ландо», где дело идёт о Тургеневе, «В Москве на Трубе». Последний рассказ имеет чисто московский интерес. Написал его, потому что давным-давно не писал того, что называется лёгенькой сценкой. Посылаю и ещё кое-что. Заметки опять не того... Отдано мною большое место «Училищу живописи» не без некоторого основания. Во-первых, всё художественное подлежит нашей цензуре, потому что «Осколки» сами журнал художественный, а во-вторых, вокруг упомянутого училища вертится всё московское великое и малое художество. В-третьих, каждый ученик купит по номеру, что составит немалый дивиденд, а в-4-х, мы заговорим об юбилее раньше других. Я мало-помалу перестаю унывать за свои заметки. В ваших питерских заметках тоже мало фактов. Всё больше насчёт общего, а не частного... (Прекрасно ведутся у Вас эти заметки... Остроумны и легки, хотя и ведёт их, по-видимому, юрист.) Потом, я уже два раза съел за свои заметки «подлеца» от самых искренних моих, а А. М. Дмитриев рассказывал мне, что он знает, кто этот Рувер. «Он в Петербурге живёт... Ему отсюда посылается материал... Талантлив, бестия!»
Недавно я искусился. Получил я приглашение от Буквы написать что-нибудь в «Альманах Стрекозы»... Я искусился и написал огромнейший рассказ в печатный лист. Рассказ пойдёт. Название его «Шведская спичка», а суть — пародия на уголовные рассказы. Вышел смешной рассказ. Мне нравятся премии «Стрекозы».
Вы пишете, что Пальмин дикий человек. Немножко есть, но не совсем... Раза два он давал мне материал для заметок, и из разговоров с ним видно, что он знает многое текущее. Проза его немножко попахивает чем-то небесно-чугунно-немецким, но, ей-богу, он хороший человек. Вчера у меня были большие гимназисты... Глядели «Суворина на берёзе» и не поняли.
Прощайте. С почтением имею честь быть А. Чехов.
📩 Н. А. Лейкину
🗓 19 сентября 1883 г.
📍 Москва
Николай Александрович!
Зима вступает в свои права. Начинаю работать по-зимнему. Впрочем, боюсь, чтоб не сглазить...
Написал Вам пропасть, дал кое-что в «Будильник» и в чемодан про запас спрятал штучки две-три... Посылаю Вам «В ландо», где дело идёт о Тургеневе, «В Москве на Трубе». Последний рассказ имеет чисто московский интерес. Написал его, потому что давным-давно не писал того, что называется лёгенькой сценкой. Посылаю и ещё кое-что. Заметки опять не того... Отдано мною большое место «Училищу живописи» не без некоторого основания. Во-первых, всё художественное подлежит нашей цензуре, потому что «Осколки» сами журнал художественный, а во-вторых, вокруг упомянутого училища вертится всё московское великое и малое художество. В-третьих, каждый ученик купит по номеру, что составит немалый дивиденд, а в-4-х, мы заговорим об юбилее раньше других. Я мало-помалу перестаю унывать за свои заметки. В ваших питерских заметках тоже мало фактов. Всё больше насчёт общего, а не частного... (Прекрасно ведутся у Вас эти заметки... Остроумны и легки, хотя и ведёт их, по-видимому, юрист.) Потом, я уже два раза съел за свои заметки «подлеца» от самых искренних моих, а А. М. Дмитриев рассказывал мне, что он знает, кто этот Рувер. «Он в Петербурге живёт... Ему отсюда посылается материал... Талантлив, бестия!»
Недавно я искусился. Получил я приглашение от Буквы написать что-нибудь в «Альманах Стрекозы»... Я искусился и написал огромнейший рассказ в печатный лист. Рассказ пойдёт. Название его «Шведская спичка», а суть — пародия на уголовные рассказы. Вышел смешной рассказ. Мне нравятся премии «Стрекозы».
Вы пишете, что Пальмин дикий человек. Немножко есть, но не совсем... Раза два он давал мне материал для заметок, и из разговоров с ним видно, что он знает многое текущее. Проза его немножко попахивает чем-то небесно-чугунно-немецким, но, ей-богу, он хороший человек. Вчера у меня были большие гимназисты... Глядели «Суворина на берёзе» и не поняли.
Прощайте. С почтением имею честь быть А. Чехов.
📩 Н. А. Лейкину
🗓 19 сентября 1883 г.
📍 Москва