«Отец Лабубу» Ван Нин теперь богаче «хозяина Алибабы» Джека Ма.

Едва ли не самое примечательное (и на первый взгляд, парадоксальное) во взлете 38-летнего китайского миллиардера – вклад в него пандемии.
По идее, Covid-19 должен был похоронить (или придавить) сильно завязанный на оффлайн «игрушечный» бизнес Pop Mart.
На деле же, именно в декабре «пандемийного» 2020-го Ван выводит свою компанию на биржу. А по итогам пятилетки, во многом обусловленной «ковидными» последствиями, – геополитическими, геоэкономическими, технологическими и социокультурными, -- претендует на роль нового «капиталистического передовика» Поднебесной.

Понятно, что Джеку Ма помогли утратить этот титул. Его «техноэкономической» экспансии пандемия способствовала в гораздо большей степени, нежели спросу на «странные», но вовсе не цифровые игрушки.
Тем показательнее, что весьма успешное IPO Pop Mart случилось буквально через месяц после того, как китайские власти запретили выходить на биржу Ant Group – с чего собственно и началось «равноудаление» Ма.

Расклад, наблюдаемые сегодня, по прошествии 5 лет, -- включая реванш Трампа, лишенного второго срока как раз пандемийным политэкономическим кризисом, -- заставляет усомниться в случайности этого совпадения.
Особенно, если учесть, что трамповские тарифы и наступление эпохи «победившего протекционизма» дисконтируют прежние китайские экспортные козыри. В том числе (или даже прежде всего) – «платформенные» каналы продаж.
Маркетплейс теряет привлекательность, если с его помощью можно продвигать на внешний рынок только подорожавшие из-за таможенных пошлин «реплики» или аналоги.
И наоборот, наличие абсолютно уникального, но востребованного за рубежом товара существенно повышает шансы прорваться сквозь протекционистские барьеры.

Поэтому начавшаяся в 2020-м смена Джека Ма на Ван Нина (в качестве ключевого бизнес-драйвера «китайского мира») напоминает фиксацию прибыли «на хаях» с переходом в более перспективный актив.
Если это так, то китайские стратеги пытаются провернуть трюк, обратный тому, который чуть менее двух столетий назад провернули с их родиной британцы и который стал причиной Опиумных войн.
Разумеется, в плане воздействия на сознание (и подсознание) потребителей подсадка планеты на Лабубу – ход на порядки более постмодернистский. Но никак не посткапиталистический.

Удару ЦАХАЛа по резиденции хамасовцев в Катаре предшествовало прекращение квази-опалы Джареда Кушнера.
Буквально накануне зять президента США присоединился к консультациям по ситуации в Газе, которые проводили в Майами Рон Дермер, израильский министр по стратегическим вопросам, и Стив Уиткофф.

Уиткофф по девелоперской линии активно сотрудничал с Катаром. И его назначение президентским спецпредставителем по ближневосточному урегулированию могло свидетельствовать о стремлении Трампа в этом процессе больше опираться на Доху. А не Эр-Рияд, к которому всегда больше тяготел Кушнер.
Похоже, теперь концепция опять поменялась. И Катар уже не настолько важен для Трампа.

Вне зависимости от того, как далеко зашло американо-израильское взаимодействие в операции «Пик огня», -- будь то просто получение трамповского согласия, или содействие дипломатов и спецслужбистов США в собирании хамасовцев под одной крышей, -- у Дохи достаточно поводов винить, прежде всего, Вашингтон в потере титула безусловного ближневосточного выгодоприобретателя.
Ведь до сих пор из-за тех или иных резонансный события в регионе «в минусе» могли оказываться Израиль, Иран, Саудовская Аравия, Россия. Но Катар неизменно оставался «в плюсе».
А в августе 2024-го, после убийства лидера «ХАМАСа» Исмаила Хании в Тегеране, Эдвард Люттвак специально на контрасте подчеркивал, что в Дохе палестинские радикалы чувствуют себя в полной безопасности. Несмотря на частые визиты туда же высокопоставленных «моссадовцев» и наличие американских военных баз.

Осталось только понять, в какой степени неожиданное (для внешнего наблюдателя) окончание «прекрасной эпохи» для «газового эмирата» обусловлено заключением российско-китайского соглашения по «Силе Сибири-2».
Но, строго говоря, теперь Пекин меньше будет зависеть от поставок с катарского «Южного Парса».

В год 30-летия залоговых аукционов российские денежные власти всё ближе к дилеммам и решениям «лихих 90ых».

Президент, очевидно с подачи Максима Орешкина, говорит о возможности наращивания госдолга для финансирования бюджетного дефицита.
Орешкинский оппонент Антон Силуанов лоббирует очередное повышение НДС и форсирует реприватизацию конфискованных Генпрокуратурой активов. И для усиления эффекта дежавю остается только, чтобы «Внуково» покупало «Домодедово» на кредит госбанков.

Но пока дело портит Эльвира Набиуллина, приучившая всех профильных ЛПР к фетишу ключевой ставки (которого в 90-ые, конечно же не было).
Из-за нее обслуживание госдолга рискует стать настолько дорогим, что нивелирует все текущие плюсы орешкинской схемы. На что, собственно, и намекнула глава ЦБ: «при росте дефицита бюджета будет выше наша ставка».
Правда, из этого тактического набиуллинско-силуановского альянса вовсе не следует, что Неглинная никак не отреагирует, когда новые проценты в НДС ретранслируются в аналогичные изменения всех ценников. Просто сейчас Набиуллиной важнее предотвратить создание (или увеличение) «пирамиды ОФЗ».

При таком раскладе без «продажи чего-то ненужного», действительно, не обойтись.
А поскольку «Газмяс» (выражаясь в терминах Олега Дерипаски) не относится к категории «ненужного», генпрокурорское ноу-хау «деприватизации – реприватизации» должно масштабироваться и тиражироваться.
В этом случае, по крайней мере, у государства есть шанс получить хоть какие-то деньги за конфискуемые активы, перепродаваемые за не очень дорого (с учетом стоимости госбанковских кредитов) новым, но более лояльным и контролируемым собственникам.

В демарше Chery, пожалуй, самое примечательное, что IPO, ради успеха которого китайский автоконцерн готов свернуть присутствие в России, нужно для наращивания выпуска электрокаров.

Электромобильный бум в Китае уже становится проблемой для мирового нефтяного рынка. И соответственно, для всех петрократий. – Поднебесная демонстрирует устойчивый тренд на снижение потребления нефти.
Правда, у России есть еще газ, который Китай готов покупать.
Но не исключено, что именно исходя из соответствующих планов китайских автогигантов (включая Chery), Си согласился все-таки законтрактовать поставки по «Силе Сибири-2».
Чем хуже будет конъюнктура одного главного российского экспортного товара – тем больше шансов добиться удешевления второго.
Особенно, если формула расчета цены, используемая в газовом контракте с Китаем, учитывает, в том числе и динамику нефтяных котировок.

Атакуя Израиль, ЕС пытается продемонстрировать свою субъектность.
Прежде всего – США, во главе которых теперь едва ли не самый произраильский президент.

Но сам сионистский проект (если не фактом своего возникновения, то широким промоушеном) тоже был во многом обязан стремлению европейских (причем, континентальных) элит отстоять свою независимость. И тоже перед натиском со стороны конкурирующих американских «нуворишей».

Известно, что парижский журналист Теодор Герцль в 1894 году задумался о создании еврейского государства на фоне дела Дрейфуса. А оно, в свою очередь, было обусловлено острым противостоянием двух системообразующих держав Европы – Франции и Германии.
Немецко-французский конфликт был чреват не только новым кровопролитием на континенте (что и случилось в 1914-м). Из-за него Европа рисковала стать из мирового центра зависимой от других игроков периферией на фоне промышленной революции и стремительного освоения колоний.

В этом смысле Герцль появился в нужное время в нужном месте – его идея национального дома для соплеменников позволяла устранить, как минимум, один, но весьма существенный источник напряженности между Францией и Германией.
И едва ли исключительно из филантропических соображений и/или единства крови «отцу сионизма» и его сподвижникам активно помогал Эдмонд де Ротшильд. Тем более, что примерно в то же время его банкирский дом вступил в борьбу за контроль над Каспийскими нефтепромыслами с Джоном Рокфеллером.
С точки зрения этих двух «треков» Ротшильду, очевидно, было на руку, что со временем ключевую роль как во Всемирной сионистской организации, так и в освоении Палестины стали играть выходы из Российской империи.
Понятно, что они не могли рассматриваться как «мягкая сила» дома Романовых. Особенно, с учетом обстоятельств, вынудивших их покинуть родные местечки. Но Ротшильд, давая этим бывшим и не слишком удобным романовским подданным подъемные на обустройство исторической родины, оказывал своим российским нефтяным контрагентам услугу, аналогичную той, которую Герцль со своей инициативой (невольно) оказал Франции и Германии.

В любой непонятной ситуации повышай НДС.

В 2018-м Антон Силуанов таким образом решил собрать деньги для триллионных нацпроектов. А следовательно —перезапустить экономический рост и остановить обнищание населения. Попутно сократив социальные издержки за счет повышения пенсионного возраста.
В 2025-м цель менее масштабная, но не менее актуальная, — сократить дефицит бюджета и тем самым стремятся избежать «ловушки СССР» — фатального кризиса госфинансов в случае, если Трампу удастся добиться глобального отказа от российской нефти.

Проблема в том, что российские финансово-экономические руководители (хотя и не только они) нередко уподобляются Эдипу. – Запускают самый негативный сценарий в попытках его же не допустить.
Причина такой «управленческой перверсии» – в меркантилистском подходе, предполагающем фетишизацию бюджета и делающим фискальную ценность главным критерием не просто эффективности, но условием сохранения права на существования того или иного экономического агента. (Хотя, конечно, и в этом правиле есть весьма показательные исключения)
Отсюда и возникла силуановская триада, в которой третьим элементом (после традиционных армии и флота) называются именно «сильные финансы», а не «сильная экономика».
Отсюда и высокая вероятность в результате лишиться возможности ответить на вызовы, исходящие от протекциониста (но не меркантилиста) Трампа.

Разбор полетов после первого силуановского «фискального блицкрига» обернулся лишением самого министра финансов поста первого вице-премьера и сменой главы правительства.
Поэтому Михаилу Мишустину имеет смысл внимательно изучить обстоятельства собственного «хождения в премьеры». Особенно, после того, как его давний аппаратный конкурент Сергей Собянин на недавнем Мосфинфоруме назвал ключевым условием экономического роста (формально, речь шла о Москве, но только ли о ней?) «стабильность правил игры».

Впрочем, главным выгодоприобретателем нынешнего «налогового ралли» будет вовсе не «московская партия».
Косвенное, но яркое тому подтверждение – почти совпавшие с официальными объявлениями о повышении НДС кадровые перестановки в Управлении «К» СЭБ ФСБ, в ведении которого борьба с обналичкой и созданием фирм-однодневок, основными способами ухода от налогов.
Можно, конечно, допустить, что теперь указанные явления будут искоренены окончательно и бесповоротно. Но это будет означать подрыв основ существования очень многих значимых для Системы игроков. Т.е. создаст для нее риски, сопоставимые с теми, с которыми на фоне громких антикоррупционных расследований середины 80ых столкнулся поздний СССР.

В сделке с TikTok, пожалуй, самое примечательное, что американский бизнес китайского мессенджера будет контролировать, в том числе, и инвестфонд MGX из Абу-Даби.

Его глава – принц Тахнун бин Зайед Аль Нахайан, советник по национальной безопасности и брат президента ОАЭ Мухаммеда бин Зайеда Аль Нахайана.
Bloomberg оценивает суммарную стоимость активов, находящихся под управлением этого де-факто второго человека в Эмиратах, в $1,5 трлн. Сюда входят бизнесы, связанные с производством полупроводников, разработками в области искусственного интеллекта и т.п.

В советы директоров большинства этих компаний (включая MGX) входит нью-йоркский юрист Мартин Эдельман.

Будучи уже не первое десятилетие консультантом и доверенным лицом семьи Аль Нахайан, Эдельман как хороший и давний знакомый Стива Уиткоффа сейчас становится одним из ключевых агентов трамповской «девелопмент-дипломатии».
Здесь нелишне добавить, что в то время, когда этот сын эмигранта из России и любитель рок-н-ролла уже получил прозвище «человек от Абу-Даби на Манхеттене», фонды из ОАЭ стали крупными партнерами РФПИ, возглавляемого Кириллом Дмитриевым.

Андрей Бокарев и Искандер Махмудов получают СЗФО.

Впрочем, их давний партнер по Тверской области Игорь Руденя будет полезен «угольно-металлургическим магнатам» на должности полпреда лишь в одном случае – при активизации соответствующего экспорта с северо-западных морских портов.
А это невозможно при сохранении нынешнего градуса конфронтации с Европой.

Тем показательнее, что очередной и на редкость миролюбивый пост Дмитрия Медведева вышел как раз в день разрешения интриги вокруг северо-западного полпредства.
Хотя меньше месяца назад зампред Совбеза опубликовал колонку, в которой весьма недвусмысленно намекал на возможность военного конфликта РФ и Финляндии. Но тогда в качестве возможного кандидата на пост полпреда в СЗФО еще рассматривался Дмитрий Козак. А видимо, его взаимоотношения с Медведевым настолько «прекрасны», что это гипотетическое назначение нужно было снабдить максимально токсичным фоном.

Медведевское нежелание сходным образом осложнять карьерный взлет Рудене может свидетельствовать о намечающемся тактическом альянсе в совбезовском руководстве.
Поскольку Бокарев и Махмудов не без оснований считаются бизнесменами, близкими к Сергею Шойгу.

Еще одно примечательное в этой связи (не)совпадение – выход прохановского романа «Лемнер», де-факто литературной апологетики Евгения Пригожина. Дело здесь, конечно, не в печальной роли, которую в судьбе владельца ЧВК «Вагнер» сыграла Тверская область. Но скорее -- в стремлении элитных групп, проигравших борьбу за Северо-Западное полпредство, напомнить о сохраняющемся риске повторения эксцессов вроде «Марша справедливости».

Нобелевский комитет попытался пройти «меж крапелек», предпочтя Трампу венесуэльскую оппозиционную оптимистку.

Не удостоившись желаемой награды, президент США зато получил дополнительный инструмент давления на Венесуэлу. И значит, по идее, не должен сильно злиться на Норвегию, в частности, и Европу, в целом, отказавшим ему в титуле главного миротворца планеты.
Но это лишь в том случае, если хозяин Белого дома не станет копаться в родословной Марии Мачадо.
Ведь ее прапрадед Эдуардо Бланко был сподвижником Киприано Кастро, президента Венесуэлы в 1899-1908 г.г., пользовавшегося, мягко говоря, дурной репутацией у команды трамповского политического кумира Уильяма Мак-Кинли.

Нефтетрейдеры получили санкцию на передел нефтяной собственности.

Покупка Gunvor зарубежных активов «Лукойла» отчасти напоминает заход через Runicom на «Сибнефть».
На основные добывающие и перерабатывающие «лукойловские» предприятия никто (пока?) не покушается.
Но с точки зрения алекперовской концепции ВИНК уже сам факт допуска «чужого» трейдера выглядит святотатством.

Дополнительную пикантность придает и историческая связь Gunvor с Геннадием Тимченко. Это, конечно, не такой алекперовский антагонист, как Игорь Сечин. Более того, самого Тимченко крайне сложно причислить к друзьям главы «Роснефти», и одна из причин их давних разногласий – как раз деятельность Gunvor.
Но с учетом возобновившегося интереса Тимченко к нефтянке (см. сообщения о его приобретении «Салым Петролеум Девелопмент») не совсем уж фантастичным представляется сценарий, при котором у нынешней сделки Gunvor с «Лукойлом» может быть уже «незарубежное» продолжение.

Причем, такое развитие событий будет укладываться не только и не столько в отраслевую логику или в логику отдельных бизнес-игроков. Пример той же «Сибнефти» наглядно показал, какую роль нефтяные активы играют в «транзитных» конфигурациях. И за четверть века в этом плане концептуально мало что изменилось, какими бы громкими ни были декларации о сползании с «сырьевой иглы».
Характер связей и интересов Тимченко говорит, как раз, об обратном. Равно как и выбор целей для первых (в этой каденции) трамповских санкций.
Остается лишь понять -- в какой степени их влияние на формат очередного российского «транзита» предусматривалось и ожидалось авторами этих рестрикций.

30 лет назад, с помощью залоговых аукционов оттеснив фондовых кондотьеров и «красных директоров» от передела собственности, банки превратились в несущие конструкции постсоветского олигархического капитализма.
Госкапитализм, строительство которого началось десятилетием позже, в этом плане мало чем отличался. Разве что сменились названия и форма собственности системообразующих (или точнее – системоподдерживающих) банков.

Созданная Кудриным и тюнингованная Набиуллиной финансовая архитектура не предполагала иного.
Если государство – главный собственник и распорядитель ресурсов, никто, кроме банков, не может обеспечивать этот функционал. Ни в «тучные», ни, тем более, в «тощие» годы.

Но чем больше государство зависит от банков (их дивидендов, маржи и просто денег, вкладываемых в финансирование госдолга) -- тем больше генерируемые ими транзакционные издержки.
И тем сильнее запрос на их минимизацию со стороны экономических агентов, находящихся на «госкапиталистической периферии» и потому не имеющих ни права, ни оснований рассчитывать на какие-либо банковские преференции.

В этом, -- наряду с развитием цифровых технологий, -- едва ли не главная причина популярности «платформенной экономики», в принципе, и в России, в частности.
Сочетание массовой цифровизации (с одной стороны) и «дурной бесконечности» в виде сначала пандемийных локдаунов, а затем санкционного ограничения потребительского импорта, неизменно сдабриваемых растущей инфляцией (с другой), сделало маркетплейсы фактически безальтернативным инструментом поддержания качества жизни миллионов сограждан на уровне, близком к докризисному.

В результате, конечно, «последние» не стали «первыми». Но определенная децентрализация финансовых потоков всё же произошла. Из-за экспансии маркетплейсов банки утратили безраздельный контроль над таким важным ресурсом, как средства населения.
И эта потеря тем чувствительнее – тем стремительнее падают доходы бюджета, главного клиента российской банковской системы.

Можно спорить о том, насколько платформенная экономика способна похоронить капитализм в принципе (как на это намекает, например, Джек Ма). Но для госкапитализма (и особенно, его российской версии) она, очевидно, становится вызовом. В том числе, и политическим.
Даром что среди невольных (?) «техноэкономических могильщиков госкапитализма» -- вполне системные игроки. Включая, например, патронирующего RWB Сулеймана Керимова, который в свое время попал в «клуб миллиардеров» как раз благодаря госбанковским кредитам, но при этом всегда обладал довольно острым чутьем «монетизатора транзита».

Если настоящий финтех – инструмент перераспределения и прироста капиталов, вряд ли можно считать случайным совпадением, что на исходе «ковидного» 2020-го Джек Ма безуспешно попытался вывести Ant Group на биржу, а теперь, – в рубежном (?) для СВО 2025-м, -- разгорелся острый конфликт между крупнейшими российскими банками и маркетплейсами.

Ма увидел «окно возможностей» в пандемийном ослаблении китайских национальных чемпионов, прежде всего – финансовых, решив отобрать у них кредитование местных МСП. И тем самым – перехватить контроль над значительной частью экономики КНР.
Не исключено, что Си и его окружение поначалу были не против такого политэкономического хеджирования. Но провальная для Трампа президентская кампания-2020 давала Пекину шанс на снижение давления со стороны Вашингтона. И на фоне таких, сравнительно благоприятных внешнеполитических и геоэкономических, перспектив, актуальность финансовой модернизации под знаменем Ant Group, -- неочевидной с точки зрения внутриполитических рисков, – отпала.

В России банки (а не маркетплейсы) первыми пошли на обострение. И если Джек Ма хотел «оседлать» тренд, уже наметившийся в результате масштабных локдаунов и сформировавший растущий спрос китайских предпринимателей на более доступные и гибкие кредитные продукты, то «коллективный Греф» стремится предотвратить еще только предстоящий отток МСП-клиентуры.
Налоговые новеллы правительства ознаменовали сворачивание «НЭПа 2.0» (сравнительно благоприятного для отечественного предпринимательства режима, установившегося на фоне масштабных антироссийских санкций). Это в равной степени и повышает потребность МСП в менее дорогом (по сравнению с классическим банковским) финансировании, и сулит дополнительные весьма значительные политэкономические бонусы элитариям, способным взять под свою опеку новое «податное сословие».

Наивно полагать, что на такое развитие событий не рассчитывают нынешние основные российские владельцы «платформенной экономики». Особенно с учетом того влияния, которое финансово-технологический транзит и обусловленное им перераспределение капиталов может оказать на финальную конфигурацию транзита политического.
Последнее обстоятельство, в свою очередь, делает противостояние банков и маркетплейсов еще более острым, а его исход – еще менее предсказуемым.

https://xn--r1a.website/expert_mag/6010

Euroclear появился в декабре 1968-го из-за стремления американцев перехватить у британцев контроль над перспективным рынком еврооблигаций.

Его учредитель -- Morgan Guaranty Trust Co, входившая в финансовую империю Морганов.
Тогда как создателем евробондов был британский банкир Зигмунд Варбург.
А среди первых крупных покупателей новых бумаг заметное место занимали совзагранбанки. -- С помощью европейской финансовой новации Москва пыталась защитить свои долларовые авуары от конфискации в США.

Но, пожалуй, главная причина еврооблигационного бума 60-ых – растущий дефицит американского платежного баланса, из-за чего значительный объем долларов оказался за пределами страны. Гонка вооружений с тем же СССР, затронувшая уже и космос, вынуждала американцев наращивать импорт, прежде всего, из Европы.
Позднее, в 1971-м, именно это привело к никсоновскому отказу от золотодевизного стандарта.

Причем, во многом именно моргановские инвестиции в Euroclear гарантировали США от разрыва финансовых связей с европейцами. Даже несмотря на крайне неблагоприятный для репутации и инвестпривлекательности доллара демарш с окончательной отвязкой его от золота.
Не представляется случайным и совпадение появления Euroclear с первым контрактом на поставку советского газа в страну, не входящую в соцлагерь, -- в Австрию.
Превращение СССР в ресурсную базу для Западной Европы лоббировала та же, «моргано-рокфеллеровская», часть американской элиты, которая инвестировала в Euroclear.

Побочным (а возможно, и главным для некоторых советских руководителей) эффектом этого масштабного геоэкономического проекта стало превращение Украины (тогда еще – УССР) в ключевого газового транзитера. Что во многом обусловило (если не предопределило) нынешний кризис, который теперь ударил и по Euroclear.

Константин Чуйченко, давая весьма нелестную оценку декабристам, выступил не столько как глава Минюста (т.е. как «законник» par excellence), сколько как бывший начальник юридического департамента «Газпрома» (т.е. как один из ключевых «адвокатов ресурсократии»).

Начнем с того, что событиям 14 декабря 1825 г. предшествовал спонтанный «транзит» с неочевидной для многих легитимностью. Ведь после Александра I, согласно официальной версии, скончавшегося в Таганроге, страной должен был править его средний брат Константин, а не младший Николай.
Именно Константину присягнули войска, когда стало известно о смерти императора.
И на Сенатской должна была происходить «переприсяга», уже в пользу Николая – акт сам по себе скорее чрезвычайный, нежели легитимный.
Можно, конечно, сказать, что те, кого впоследствии назовут «декабристами», воспользовались возникшей правовой коллизией. Но характеризовать их действия как «мятеж под флагом прогрессивных идей» не более обоснованно, чем, например, рассматривать убийство Павла I как восстановление «преемственности власти».

Очевидно, что в обоих случаях (как и во многих других «точках бифуркации» в отечественной истории) незыблемость процедур и подлинное верховенство закона уступали место целесообразности.
Причем в «декабристском кейсе» ею руководствовались обе стороны. Причем, взошедший на престол и подавивший восстание на Сенатской Николай I –едва ли не в большей степени. Равно как и внешние игроки, которые были заинтересованы в сохранении российского политэкономического статус-кво, включая, прежде всего, крепостное право.

Ведь в 1822 году Российская империя, которая финансово так и не восстановилась после масштабных расходов, обусловленных войной с Наполеоном, разместила крупный внешний займ в Лондоне. Параллельно, опять же, главным образом, для пополнения казны, был введен протекционистский таможенный тариф.
С учетом по преимуществу «аграрно-помещичьего» экономического уклада основная фискальная нагрузка ложилась на дворянство. И тем критичнее для него было наличие сравнительно недорогой рабочей силы в виде крепостных.
Соответственно, для зарубежных кредиторов России отказ от крестьянской реформы тоже приобретал решающее значение.

В этом смысле тезис Чуйченко о том, что, не случись восстания, необходимые стране преобразования «были бы реализованы быстрее, эволюционным путем» -- тоже представляется не совсем очевидным.
Как, впрочем, и любимое многими охранителями утверждение, что с Запада в Россию приходят только «революционные веяния», а «подморозка», реакция – всегда исключительно в национальных интересах.

По масштабам кровопролития «Черная Ханука-2025» несравнима с «Черной Симхат Тора -2023».
Но с ролью game changer австралийские террористы справились не хуже своих единомышленников из «ХАМАС».

В пользу версии о том, теракт на сиднейском пляже Бонди-Бич, – многоходовка, говорит выбор времени и места.
Основными жертвами стали участники ханукальной вечеринки «Хабада» --влиятельного еврейского религиозного движения, для которого Австралия является одним из неформальных центров. Поскольку именно в этой стране живет давний «хабадский» спонсор горнорудный магнат Джозеф Гутник.

Он же финансировал практически все избирательные кампании Беньямина Нетаньяху, фактически открыв этому израильскому политику дорогу к премьерству в 1996-м.
Правда, в последнее время их взаимоотношения резко ухудшились. Виной всему, очевидно, -- не только «нарциссизм» и невосприимчивость к возражениям, которые Гутник ставит в вину Нетаньяху.

Вполне возможно, возникший разлад в немалой степени обусловлен возросшей ролью как в израильской политике, так и в «Хабаде», Джареда Кушнера.
Благо зять президента США при рассмотрении возможных вариантов решения ключевой для Израиля палестинской проблемы не столь радикален и более прагматичен, чем Гутник.

Нынешнее террористическое нападение на австралийский «Хабад» -- двойной удар по Кушнеру. И как по одному из главных дизайнеров «сделки по Газе» (предполагавшей в идеале сведение на нет эскалации насилия в отношении израильтян и евреев диаспоры), и как по флагману новой «хабадской» политики.

Тем символичнее, что сам праздник Ханука посвящен тому этапу еврейской истории, когда бескомпромиссные национально-ориентированные консерваторы, сопротивляясь эллинизации , взяли верх над умеренно-либеральными соплеменниками, поддержавшими более интенсивную интеграцию с тогдашним «мировым сообществом».
Вероятность, что организаторы теракта на Бонди-Бич знали про эту «ханукальную коллизию», совсем не нулевая. Ведь, например, гитлеровский «решальщик еврейского вопроса» Эйхман прекрасно разбирался в тонкостях иудаизма.
Тогда речь идет не просто о символическом совпадении, но о тщательно продуманной провокации, призванной радикализировать крупнейшую еврейскую религиозную организацию мира.
С весьма негативными последствиями для тех, кто пытается минимизировать «полит-теологическую» составляющую нынешних самых «горячих» международных конфликтов. Причем, не только ближневосточного.

Сравнение Козака с Кудриным «хромает» не только потому, что в одном случае имел место публичный конфликт с Медведевым (пусть и на тот момент президентом), а в другом – непубличный и официально не подтвержденный – с Путиным.

Пожалуй, главное отличие здесь – не ситуационное, а концептуальное. Кудрин выступал за либерализацию госкапитализма. «План Козака» предполагает его демонтаж.
И не суть важно, что в «утекших» козаковских предложениях нет ничего про приватизацию.


Для политэкономической модели, которая сложилась в России за последние четверть века, предусмотренная «планом Козака» реформа правоохранительных органов и спецслужб едва ли не чувствительнее.
С учетом вклада силовой составляющей и ее значительной автономизации (наряду с финансовой централизацией, проведенной тем же Кудриным) в превращение отечественного предпринимательского класса в «податное сословие» реализация таких идей Козака может оказаться гораздо сильнее распродажи отдельных и далеко не самых привлекательных кусков госсобственности.

На фоне фискальной мобилизации и призывов ужесточить борьбу с теневой экономикой нынешние силовики имеют все шансы достичь степени влияния, как минимум сопоставимого с тем, которое получили почти сто лет назад их советские предшественники, благодаря сворачиванию НЭПа и раскулачиванию.
А это не может не настораживать как бизнес (включая и близкий к Кремлю), так и многих в «управляющем модуле», прекрасно осведомленных об итогах «сталинского термидора».

В этом плане показательно, что даже вполне себе дирижистский ЦМАКП в лице своего руководителя Белоусова-мл признает, что в 2022-м и далее экономику от санкционного коллапса удержали не столько «государевы люди», сколько молодые предприниматели, действовавшие по принципу «мы живем, как в 90-е, только на благо общества».
Иными словами, сворачивание «НЭПа 2.0» -- режима относительного благоприятствования частной инициативе, призванного минимизировать воздействие санкций на домохозяйства и производителей, -- несет слишком значительные и политические, и экономические риски, чтобы их игнорировать. И тем более – отказываться от рассмотрения предложений, предполагающих «институциональную корректировку», пусть и с сохранением всех фискальных и им подобных привходящих.