Всем матерям – с любовью!
Однажды, в шутку, в час ночной прогулки (хватило у меня тогда ума!)
В каком-то из арбатских переулков
Я крикнул: «Мама!» в сонные дома.
И вздрогнул переулок вспышкой стекол.
Я замер: слева, справа – каждый дом
Вдруг форточками-крыльями захлопал,
Как вспугнутая птица над гнездом.
И женские испуганные лица –
Как лики Богородиц из икон,
На них сейчас бы только и молиться, -
Возникли в рамах вспыхнувших окон.
Ушли из дома мальчики-мальчишки,
Кто много лет назад, а кто вчера,
И в каждом доме, домике, домишке
Грустнее стали дни и вечера…
Да, шутка прозвучала странно, дико.
Я, скованный стыдом, шагнуть не мог.
И кто-то сверху ласково и тихо
Сказал мне: «Ты ступай домой, сынок».
А ночи край белел в рассветной сини.
Я шел домой и думу нес одну:
Сумей мой крик промчаться по России-
Все матери прильнули бы к окну.
Юрий Чичев
Однажды, в шутку, в час ночной прогулки (хватило у меня тогда ума!)
В каком-то из арбатских переулков
Я крикнул: «Мама!» в сонные дома.
И вздрогнул переулок вспышкой стекол.
Я замер: слева, справа – каждый дом
Вдруг форточками-крыльями захлопал,
Как вспугнутая птица над гнездом.
И женские испуганные лица –
Как лики Богородиц из икон,
На них сейчас бы только и молиться, -
Возникли в рамах вспыхнувших окон.
Ушли из дома мальчики-мальчишки,
Кто много лет назад, а кто вчера,
И в каждом доме, домике, домишке
Грустнее стали дни и вечера…
Да, шутка прозвучала странно, дико.
Я, скованный стыдом, шагнуть не мог.
И кто-то сверху ласково и тихо
Сказал мне: «Ты ступай домой, сынок».
А ночи край белел в рассветной сини.
Я шел домой и думу нес одну:
Сумей мой крик промчаться по России-
Все матери прильнули бы к окну.
Юрий Чичев