Постоянное удлинение сроков карантинов начинает напоминать операцию по приучиванию населения жить бедно.
Кроме основной, медицинской, задачи по замедлению распространения вируса, «вечный» карантин заставляет людей привыкать к пониженным нормам потребления.
Мы никуда не летаем, мало ездим, меньше покупаем одежды, товаров, услуг. Жизнь становится менее разнообразной, но в принципе - жить можно.
Мы видим, что после месяца карантина наша жизнь не остановилась. Мы продолжаем что-то покупать и смотреть, но в гораздо меньшем объёме.
Объявляя продление карантина ещё на два недели, мы как бы спрашиваем самих себя - а мы сможем тратить ещё меньше?
Пройдут эти две недели и общество увидит, что - да.
Смогли! Прожили.
Болезни не остановятся и общество снова примет решение - продлить карантин ещё на пару недель, а может и на месяц, или даже на два.
Я осознанно пишу «общество», а не власть. Хоть решение о продление карантина формально принимает власть, но не осознанно, она ищет ответ в «общества» на вопрос - Какой минимальный уровень потребления, к которому общество сможет приспособиться и жить?
У каждой страны есть свой запас прочности. У одних есть резервы, а у других долги. У одних есть накопления, а у других есть дешёвая рабочая сила. Каждая страна будет выживать в условиях пост-вирусной экономике по своему.
Одни страны, как Китай, будут видеть возможность сохранить потребление почти на том же уровне - и быстро свернут карантины, чтобы продолжить жить, за счёт внутреннего рынка и госинвестиций на прежнем уровне.
А другие, как Италия, к примеру - будут долго тянуть с отменой карантинов, приучая итальянцев тратить меньше и жить беднее, чтобы потом так и жить дальше.
Немцы чувствуют, что могут себе уже позволить остановиться в падении потребления и начинают выходить из карантинов. А в США ещё размышляют - где их предел падения?
В таком размышлении сейчас и Россия.
У нас есть накопленные резервы, но они не бесконечны. Если тратить их сейчас, с сегодняшним уровнем потребления и трат - надолго не хватит.
А значит наши карантины будут продлеваться, общество будет менять свои приоритеты по тратам, населения будет снижать нормы потребления, чтобы найти тот баланс, когда будет понятен предел.
Это - тот минимум, на котором можно жить и сохранить резервы на максимально длительный период.
Пандемия - война. Но не скоротечная, а мучительная длинная окопная война. Тут побеждает тот, кто лучше посчитает свои резервы, заготовит запасы, усилит тылы.
Думая, что быстрое снятие карантинов спасёт экономику - мы можем сделать скоропалительную ошибку. Сохранив прежние привычки и нормы потребления мы быстро съедим вчерашние запасы.
А мы должны быть готовы к длинной «войне». И поэтому нужно ждать, перестраиваться, учиться меньше тратить, чтобы на дольше хватило.
Наш карантин будет длинным.
Кроме основной, медицинской, задачи по замедлению распространения вируса, «вечный» карантин заставляет людей привыкать к пониженным нормам потребления.
Мы никуда не летаем, мало ездим, меньше покупаем одежды, товаров, услуг. Жизнь становится менее разнообразной, но в принципе - жить можно.
Мы видим, что после месяца карантина наша жизнь не остановилась. Мы продолжаем что-то покупать и смотреть, но в гораздо меньшем объёме.
Объявляя продление карантина ещё на два недели, мы как бы спрашиваем самих себя - а мы сможем тратить ещё меньше?
Пройдут эти две недели и общество увидит, что - да.
Смогли! Прожили.
Болезни не остановятся и общество снова примет решение - продлить карантин ещё на пару недель, а может и на месяц, или даже на два.
Я осознанно пишу «общество», а не власть. Хоть решение о продление карантина формально принимает власть, но не осознанно, она ищет ответ в «общества» на вопрос - Какой минимальный уровень потребления, к которому общество сможет приспособиться и жить?
У каждой страны есть свой запас прочности. У одних есть резервы, а у других долги. У одних есть накопления, а у других есть дешёвая рабочая сила. Каждая страна будет выживать в условиях пост-вирусной экономике по своему.
Одни страны, как Китай, будут видеть возможность сохранить потребление почти на том же уровне - и быстро свернут карантины, чтобы продолжить жить, за счёт внутреннего рынка и госинвестиций на прежнем уровне.
А другие, как Италия, к примеру - будут долго тянуть с отменой карантинов, приучая итальянцев тратить меньше и жить беднее, чтобы потом так и жить дальше.
Немцы чувствуют, что могут себе уже позволить остановиться в падении потребления и начинают выходить из карантинов. А в США ещё размышляют - где их предел падения?
В таком размышлении сейчас и Россия.
У нас есть накопленные резервы, но они не бесконечны. Если тратить их сейчас, с сегодняшним уровнем потребления и трат - надолго не хватит.
А значит наши карантины будут продлеваться, общество будет менять свои приоритеты по тратам, населения будет снижать нормы потребления, чтобы найти тот баланс, когда будет понятен предел.
Это - тот минимум, на котором можно жить и сохранить резервы на максимально длительный период.
Пандемия - война. Но не скоротечная, а мучительная длинная окопная война. Тут побеждает тот, кто лучше посчитает свои резервы, заготовит запасы, усилит тылы.
Думая, что быстрое снятие карантинов спасёт экономику - мы можем сделать скоропалительную ошибку. Сохранив прежние привычки и нормы потребления мы быстро съедим вчерашние запасы.
А мы должны быть готовы к длинной «войне». И поэтому нужно ждать, перестраиваться, учиться меньше тратить, чтобы на дольше хватило.
Наш карантин будет длинным.
При всех катаклизмах прошедшего месяца, акции нашей компании оказались лучшими на российском рынке по итогам апреля.
Просьба не воспринимать это как рекламу, или как предложение к инвестициям.
Просто, для инфо.
Просьба не воспринимать это как рекламу, или как предложение к инвестициям.
Просто, для инфо.
Самые дорогие ковры.
Он появился у нас где-то в конце 60-х. Мы жили тогда в Нижневартовске. Отец из Донбасса уехал на заработки в Сибирь, и вскоре позвал маму с нами, детьми.
Эти два ковра были куплены им на первые премиальные и повешены на стены деревянного дома-барака, где родителям дали тогда квартиру. Так они помогали сохранить тепло, зимы в Сибири были холодные.
Лет через семь, когда отец заработал на Жигули, он решил возвращаться на большую землю, и мы вернулись в Горловку.
Ковры, как одни из главных трофеев, наряду с кассетным магнитофонном, телевизором и Жигулями переехали с нами в горловскую пятиэтажку.
Один висел над моей кроватью, а другой лежал на полу в зале перед телевизором и торшером. Я помнил на них каждую птичку и завитушку, так как постоянно под ними что-то читал, о чем-то мечтал или засыпал.
Потом я поступил в институт, уехал в Москву и мы расстались почти на двадцать лет. Но когда в начале нулевых я решил перевезти родителей поближе к нам и купил им небольшой домик в Подмосковье, из всего нажитого по жизни родители привезли с собой именно их.
А в прошлом году, когда от нас ушла мама, родительский домик под Одинцово осиротел, я вдруг заметил их на полу их и попросил сестру отдать их мне.
Теперь они будут продолжать жить тут, в комнатах старой княжеской усадьбы как экспонаты нашего времени и замысловатой человеческой судьбы.
Два самых дорогих для меня ковра.
Он появился у нас где-то в конце 60-х. Мы жили тогда в Нижневартовске. Отец из Донбасса уехал на заработки в Сибирь, и вскоре позвал маму с нами, детьми.
Эти два ковра были куплены им на первые премиальные и повешены на стены деревянного дома-барака, где родителям дали тогда квартиру. Так они помогали сохранить тепло, зимы в Сибири были холодные.
Лет через семь, когда отец заработал на Жигули, он решил возвращаться на большую землю, и мы вернулись в Горловку.
Ковры, как одни из главных трофеев, наряду с кассетным магнитофонном, телевизором и Жигулями переехали с нами в горловскую пятиэтажку.
Один висел над моей кроватью, а другой лежал на полу в зале перед телевизором и торшером. Я помнил на них каждую птичку и завитушку, так как постоянно под ними что-то читал, о чем-то мечтал или засыпал.
Потом я поступил в институт, уехал в Москву и мы расстались почти на двадцать лет. Но когда в начале нулевых я решил перевезти родителей поближе к нам и купил им небольшой домик в Подмосковье, из всего нажитого по жизни родители привезли с собой именно их.
А в прошлом году, когда от нас ушла мама, родительский домик под Одинцово осиротел, я вдруг заметил их на полу их и попросил сестру отдать их мне.
Теперь они будут продолжать жить тут, в комнатах старой княжеской усадьбы как экспонаты нашего времени и замысловатой человеческой судьбы.
Два самых дорогих для меня ковра.
Почему дефляция страшнее инфляции.
Казалось бы, падение цен (дефляция) это лучше, чем рост цен при инфляции, но в экономике, основанной на кредите начинает срабатывать эффект «долговой дефляции».
Именно он во многом привел к Великой депрессии в США, которая началась с краткосрочного биржевого краха в 1929-ом, длилась до 1939-го, привела к глобальному падению ВВП и масштабной безработице на целое десятилетие.
Давайте разберем подробнее этот феномен. Что такое «долговая дефляция? И к какой цепочке событий она ведет.
В теории, при падении спроса на товары и услуги, возникает избыток предложения, цены на товары начинают падать (дефляция) и постепенно рынок должен прийти в новое равновесие на новом уровне цен. Вроде бы все должно работать так.
Но на практике в экономике, основанной на кредите, дефляция приводит к «росту» долга.
Номинально сами долги у предприятий и домохозяйств вроде бы не растут, но если цена на твои товары или услуги падает, то падает твоя выручка/прибыль и соответственно падает твоя возможность обслуживать кредит. И фактически твой долг для тебя начинает «расти», он становится для тебя все более непосильным.
Попытка быстрее расплатиться с долгами в момент дефляции вынуждает тебя с убытками по дешевке продавать активы, тем самым еще более усиливая общее падение цен на рынке.
Невозможность обслуживать кредиты становится главной проблемой и начинается череда банкротств.
Компании, фирмы сокращают производства, увольняют сотрудников и начинает расти безработица.
Это еще более сокращает потребительскую активность общества, цены еще более падают, приводя уже к не контролируемой волне банкротств.
В обществе нарастает паника, пессимизм, неуверенность. Люди окончательно переходят в режим сбережений, к отказу от потребления, инвестиций, что приводит к дальнейшему снижению скорости обращения денег.
Такая спираль дефляции и привела в итоге к Великой депрессии в США.
Этот исторический урок должен быть главным сегодня для финансовых властей в США, в Европе и у нас, в России.
Именно эффект долговой дефляции и последующие за ним банкротства бизнесов и безработица – будут главными вызовами в экономиках всех стран в ближайшие годы.
Казалось бы, падение цен (дефляция) это лучше, чем рост цен при инфляции, но в экономике, основанной на кредите начинает срабатывать эффект «долговой дефляции».
Именно он во многом привел к Великой депрессии в США, которая началась с краткосрочного биржевого краха в 1929-ом, длилась до 1939-го, привела к глобальному падению ВВП и масштабной безработице на целое десятилетие.
Давайте разберем подробнее этот феномен. Что такое «долговая дефляция? И к какой цепочке событий она ведет.
В теории, при падении спроса на товары и услуги, возникает избыток предложения, цены на товары начинают падать (дефляция) и постепенно рынок должен прийти в новое равновесие на новом уровне цен. Вроде бы все должно работать так.
Но на практике в экономике, основанной на кредите, дефляция приводит к «росту» долга.
Номинально сами долги у предприятий и домохозяйств вроде бы не растут, но если цена на твои товары или услуги падает, то падает твоя выручка/прибыль и соответственно падает твоя возможность обслуживать кредит. И фактически твой долг для тебя начинает «расти», он становится для тебя все более непосильным.
Попытка быстрее расплатиться с долгами в момент дефляции вынуждает тебя с убытками по дешевке продавать активы, тем самым еще более усиливая общее падение цен на рынке.
Невозможность обслуживать кредиты становится главной проблемой и начинается череда банкротств.
Компании, фирмы сокращают производства, увольняют сотрудников и начинает расти безработица.
Это еще более сокращает потребительскую активность общества, цены еще более падают, приводя уже к не контролируемой волне банкротств.
В обществе нарастает паника, пессимизм, неуверенность. Люди окончательно переходят в режим сбережений, к отказу от потребления, инвестиций, что приводит к дальнейшему снижению скорости обращения денег.
Такая спираль дефляции и привела в итоге к Великой депрессии в США.
Этот исторический урок должен быть главным сегодня для финансовых властей в США, в Европе и у нас, в России.
Именно эффект долговой дефляции и последующие за ним банкротства бизнесов и безработица – будут главными вызовами в экономиках всех стран в ближайшие годы.
Аналогии текущих событий с Великой депрессией в США, заставляют чуть подробнее вспомнить, как развивались те события, к чему вели и как с ней боролись.
Не вдаваясь в глубокие исторические и макроэкономические исследования, остановимся на основных вехах тех лет.
В 1928 на президентских выборах в США побеждает республиканец, горный инженер по образованию и бизнесмен, Герберт Гувер, который ассоциировался в общественном мнении с экономическим бумом 1920-х.
Он активно взялся за различные реформы в стране, но в октябре 1929-го произошел крупнейший в истории США биржевой крах, индекс акций упал более чем на 30%. В первое время, этот обвал еще не воспринимался катастрофой, игроки надеялись на отскок и восстановление рынков, как это случалось не раз до того, в биржевой истории.
Сам Гувер в тот момент считал, что «основной бизнес страны, то есть производство и распределение товаров, находится на прочной и процветающей основе», а винил в обвале безрассудных биржевых «спекулянтов».
Дабы не дать ударной волне фондового обвала пройтись по всей экономике, Гувер начал проводить встречи с основными банками, руководителями железных дорог и коммунальных служб и других крупных компаний. Основным его посылом было – убедить промышленников пойти на уступки, сохранить заработную плату рабочих и поддержать занятость.
В ходу была его фраза «первый шок должен падать на прибыль, а не на заработную плату». По мнению Президента, это должно было поддержать покупательную способность населения. И вообще, Гувер был в тот момент приверженцем теории, что Федеральное Правительство должно минимально влиять на ситуацию, а главными проводниками экономической политики, должен быть бизнес.
На первых порах так и было, но уже к концу 1930-го реалии были печальными. ВВП упал на 12.6%, количество банкротств достигло рекордных 26 тыс. Особенно сильно упало автомобилестроение – около 40%.
Но это было еще только начало будущего кризиса, который разразился с еще большей силой после банковского краха в конце 1930-го. Во многом, этот банковский кризис был вызван крахом европейских банков в Германии, Австрии и Франции, которые в свою очередь принесли неплатежи уже в банковскую систему США. А сами эти взаимные банковские долги были отголосками старых кредитов, последствий еще Первой мировой войны и немецких репараций.
Что конкретно явилось тогда причиной краха банковской системы США до сих пор еще является предметом спора среди экономистов, но именно банковскую панику конца 1930-го считают основной причиной последующей депрессии.
Общемировой банковский кризис тех лет привел к отказу от «золотого стандарта», т.е. принципа что страны между собой рассчитываются золотом, как «мировой валютой». Первой отказалось платить по своим долгам золотом Великобритания в сентябре 1931-го.
Этот британский отказ заставил мгновенно замереть мировую торговлю, по сути международная экономика перестала существовать. За Британией более двух десятков стран отказались платить золотом иностранцам и стали изолироваться от внешнего мира. Германия объявила политику национального самообеспечения, а Британия создала закрытый торговый блок.
Кризис разрастался и Гувер, пытаясь удержать золото в США начал повышать налоги, дабы сбалансировать федеральный бюджет.
В последующем, именно эти шаги Гувера, по ужесточению налогового бремени, экономисты считали его главной ошибкой в борьбе с депрессией.
В последующем считалось, в частности благодаря работам Кейнса, что в момент депрессии нужно не балансировать бюджет, а наоборот наращивать расходы, даже за счет роста дефицита. Но Гувер считал иначе, он хотел сбалансированным бюджетом успокоить иностранных кредиторов и остановить изъятие золота.
Но депрессия разрасталась. К началу 1932-го более 10 мил человек остались без работы (20% рабочей силы), в крупных промышленных городах безработица достигала 50%. Чиновники Нью-Йорка отчитывались о 20 тыс. недоедавших детей, за «суповыми» наборами выстраивались огромные очереди безработных.
Не вдаваясь в глубокие исторические и макроэкономические исследования, остановимся на основных вехах тех лет.
В 1928 на президентских выборах в США побеждает республиканец, горный инженер по образованию и бизнесмен, Герберт Гувер, который ассоциировался в общественном мнении с экономическим бумом 1920-х.
Он активно взялся за различные реформы в стране, но в октябре 1929-го произошел крупнейший в истории США биржевой крах, индекс акций упал более чем на 30%. В первое время, этот обвал еще не воспринимался катастрофой, игроки надеялись на отскок и восстановление рынков, как это случалось не раз до того, в биржевой истории.
Сам Гувер в тот момент считал, что «основной бизнес страны, то есть производство и распределение товаров, находится на прочной и процветающей основе», а винил в обвале безрассудных биржевых «спекулянтов».
Дабы не дать ударной волне фондового обвала пройтись по всей экономике, Гувер начал проводить встречи с основными банками, руководителями железных дорог и коммунальных служб и других крупных компаний. Основным его посылом было – убедить промышленников пойти на уступки, сохранить заработную плату рабочих и поддержать занятость.
В ходу была его фраза «первый шок должен падать на прибыль, а не на заработную плату». По мнению Президента, это должно было поддержать покупательную способность населения. И вообще, Гувер был в тот момент приверженцем теории, что Федеральное Правительство должно минимально влиять на ситуацию, а главными проводниками экономической политики, должен быть бизнес.
На первых порах так и было, но уже к концу 1930-го реалии были печальными. ВВП упал на 12.6%, количество банкротств достигло рекордных 26 тыс. Особенно сильно упало автомобилестроение – около 40%.
Но это было еще только начало будущего кризиса, который разразился с еще большей силой после банковского краха в конце 1930-го. Во многом, этот банковский кризис был вызван крахом европейских банков в Германии, Австрии и Франции, которые в свою очередь принесли неплатежи уже в банковскую систему США. А сами эти взаимные банковские долги были отголосками старых кредитов, последствий еще Первой мировой войны и немецких репараций.
Что конкретно явилось тогда причиной краха банковской системы США до сих пор еще является предметом спора среди экономистов, но именно банковскую панику конца 1930-го считают основной причиной последующей депрессии.
Общемировой банковский кризис тех лет привел к отказу от «золотого стандарта», т.е. принципа что страны между собой рассчитываются золотом, как «мировой валютой». Первой отказалось платить по своим долгам золотом Великобритания в сентябре 1931-го.
Этот британский отказ заставил мгновенно замереть мировую торговлю, по сути международная экономика перестала существовать. За Британией более двух десятков стран отказались платить золотом иностранцам и стали изолироваться от внешнего мира. Германия объявила политику национального самообеспечения, а Британия создала закрытый торговый блок.
Кризис разрастался и Гувер, пытаясь удержать золото в США начал повышать налоги, дабы сбалансировать федеральный бюджет.
В последующем, именно эти шаги Гувера, по ужесточению налогового бремени, экономисты считали его главной ошибкой в борьбе с депрессией.
В последующем считалось, в частности благодаря работам Кейнса, что в момент депрессии нужно не балансировать бюджет, а наоборот наращивать расходы, даже за счет роста дефицита. Но Гувер считал иначе, он хотел сбалансированным бюджетом успокоить иностранных кредиторов и остановить изъятие золота.
Но депрессия разрасталась. К началу 1932-го более 10 мил человек остались без работы (20% рабочей силы), в крупных промышленных городах безработица достигала 50%. Чиновники Нью-Йорка отчитывались о 20 тыс. недоедавших детей, за «суповыми» наборами выстраивались огромные очереди безработных.
Гувер тем временем все еще полагал, что решать проблему безработных и бедных нужно силами общественных организаций, частных фондов и бизнес сообщества. В июле 1932-го, когда число безработных достигло 12 млн человек, президент еще настаивал, что прямая федеральная помощь «деморализует» граждан, а система пособий опасна для демократии.
Все бОльшая часть общественности считала его позицию жестокой и бесчеловечной, в нем разочаровались и как в сильном менеджере.
В 1932-ом году ВВП США упал уже на 50% к уровню 1929-го года, поддержка Гувера была минимальна и с большим отрывом на новых выборах победил демократ Франклин Рузвельт, объявивший в стране «Новый курс».
Первым мероприятием Рузвельта стало временное закрытие всех банков для упорядочивания их работы и восстановления доверия к ним населения. Был запрещен вывоз золота зарубеж, проведен конфискационный обмен золота на бумажные деньги, девальвирован доллар, укрупнены банки и им были выданы из казны значительные кредиты и субсидии.
Оздоровление промышленности началось с создания Национального Управления по восстановления промышленности, которая была разделена на 17 групп.
Были составлены Кодексы честной конкуренции, определялись квоты выпускаемой продукции, распределялись рынки сбыта, цены, условия кредита, уровень зарплаты и т.д.
Отдельно начались реформы в сельском хозяйстве, с выкупом по фиксированным ценам излишков продовольствия, проводилось списание старых долгов.
Для борьбы с безработицей было учреждено Управление общественных работ, которой отправляло безработных на ремонт дорог, мостов, аэродромов.
Но и «Новый курс» Рузвельта не сразу справился с депрессией. Боясь слишком уж сильно загнать федеральный бюджет в дефицит, Рузвельт в 1936-ом пошел на некоторое сокращение расходов бюджетов, что сразу обернулось новой волной рецессии. Производство, продажи и занятость снова резко упали.
Безработица подскочила до 14.3% в 1937 г и до 19% в 1938, и Рузвельт был вынужден снова наращивать государственные расходы и дефицит бюджета. Это чуть подправило ситуацию, но экономические проблемы и неурядицы продолжались вплоть до 1941-го года.
Лишь, начавшая Вторая мировая война смогла вывести экономику США из депрессии. Миллионы мужчины были мобилизованы на войну и перестали быть безработными, а массированные военные заказы стали поднимать производство.
ВВП США за годы войны вырос вдвое. Безработица сократилась с 14% в 1940-м до менее 2% в 1943-м.
Только ценой глобальной войны мир окончательно смог выйти из той Великой депрессии.
Все бОльшая часть общественности считала его позицию жестокой и бесчеловечной, в нем разочаровались и как в сильном менеджере.
В 1932-ом году ВВП США упал уже на 50% к уровню 1929-го года, поддержка Гувера была минимальна и с большим отрывом на новых выборах победил демократ Франклин Рузвельт, объявивший в стране «Новый курс».
Первым мероприятием Рузвельта стало временное закрытие всех банков для упорядочивания их работы и восстановления доверия к ним населения. Был запрещен вывоз золота зарубеж, проведен конфискационный обмен золота на бумажные деньги, девальвирован доллар, укрупнены банки и им были выданы из казны значительные кредиты и субсидии.
Оздоровление промышленности началось с создания Национального Управления по восстановления промышленности, которая была разделена на 17 групп.
Были составлены Кодексы честной конкуренции, определялись квоты выпускаемой продукции, распределялись рынки сбыта, цены, условия кредита, уровень зарплаты и т.д.
Отдельно начались реформы в сельском хозяйстве, с выкупом по фиксированным ценам излишков продовольствия, проводилось списание старых долгов.
Для борьбы с безработицей было учреждено Управление общественных работ, которой отправляло безработных на ремонт дорог, мостов, аэродромов.
Но и «Новый курс» Рузвельта не сразу справился с депрессией. Боясь слишком уж сильно загнать федеральный бюджет в дефицит, Рузвельт в 1936-ом пошел на некоторое сокращение расходов бюджетов, что сразу обернулось новой волной рецессии. Производство, продажи и занятость снова резко упали.
Безработица подскочила до 14.3% в 1937 г и до 19% в 1938, и Рузвельт был вынужден снова наращивать государственные расходы и дефицит бюджета. Это чуть подправило ситуацию, но экономические проблемы и неурядицы продолжались вплоть до 1941-го года.
Лишь, начавшая Вторая мировая война смогла вывести экономику США из депрессии. Миллионы мужчины были мобилизованы на войну и перестали быть безработными, а массированные военные заказы стали поднимать производство.
ВВП США за годы войны вырос вдвое. Безработица сократилась с 14% в 1940-м до менее 2% в 1943-м.
Только ценой глобальной войны мир окончательно смог выйти из той Великой депрессии.
Опять хочется подискутировать с нашими финансовыми властями о терминах, причинах и последствиях.
Недавно Эльвира Набиуллина, критикуя идею раздачи «вертолётных денег» пугала нас всех гиперинфляцией 90-х, что мол смягчение денежно-кредитной политики может усилить инфляционные эффекты. Хотя все, кто жил и работал в 90-х, хорошо помнят, что российский ЦБ вёл тогда сугубо жёсткую монетарную политику, а не мягкую. Именно нехватка денег, а не их излишество, приводило тогда к дефициту денег, заоблачным процентным ставкам и, как следствие, к гиперинфляции.
А вчера выступил Силуанов, объясняя свое нежелание раздавать «вертолетные деньги» тем, что мол рубль не резервная валюта. Мол, США могут позволить себе раздавать деньги всем страдающим потому, что доллар у них - резервная валюта. Они поэтому могут напечатать долларов сколько угодно и всем раздать.
- А мы так не можем, рубль не резервная валюта, - заявил Силуанов.
Придётся подискутировать теперь и с Силуановым.
ФРС США, их финансовые власти, раздают сейчас деньги не потому что их доллар резервная валюта, а потому что хорошо выучили уроки своей Великой депрессии, когда попытка зажимать денежную массу, экономить бюджет привели к глубочайшему финансовому кризису в США.
В те годы, с 1929-го по 1939-й, доллар не был резервной валютой.
Финансовая система США, после разрушения Международный связей в начале 30-х жила в замкнутой сфере. В те годы финансовые рынки всех стран отделились друг от друга. Доллар не принимали в расчёты в других странах.
Но именно тогда Рузвельт, опираясь на экономические расчёты Кейнса, начал наращивать бюджетные расходы и увеличивать дефицит.
Когда экономика находится на спаде, в депрессии ее нужно поднимать не экономией бюджета, а наоборот наращиванием бюджетных трат.
Нужно платить пособия безработным, предоставлять им любую работу. Нужно помогать деньгами малоимущим, нужно начинать платить пенсии старикам. Нужно начинать обширные программы инфраструктурных проектов и не смотреть на экономию бюджета.
А тратить, тратить и тратить бюджетные деньги, даже за счёт печатного станка.
Этот посыл лежал в основе «Нового курса» Рузвельта и постепенно вывело Америку из затяжного кризиса.
Это - азы. Это есть во всех учебниках по экономике и странно напоминать об этом нашему Вице-премьеру, по совместительству, министру финансов.
Не доллар, как резервная валюта, а масштабные бюджетные расходы вывели Америку из кризиса, создать великую экономику и затем уж позволили на этой базе, сделать из доллара резервную валюту.
Это был очень важный урок для них.
И нам тоже, полезно было бы учиться на тех чужих уроках, чем совершать собственные ошибки.
Они будут стоить нам очень дорого.
Недавно Эльвира Набиуллина, критикуя идею раздачи «вертолётных денег» пугала нас всех гиперинфляцией 90-х, что мол смягчение денежно-кредитной политики может усилить инфляционные эффекты. Хотя все, кто жил и работал в 90-х, хорошо помнят, что российский ЦБ вёл тогда сугубо жёсткую монетарную политику, а не мягкую. Именно нехватка денег, а не их излишество, приводило тогда к дефициту денег, заоблачным процентным ставкам и, как следствие, к гиперинфляции.
А вчера выступил Силуанов, объясняя свое нежелание раздавать «вертолетные деньги» тем, что мол рубль не резервная валюта. Мол, США могут позволить себе раздавать деньги всем страдающим потому, что доллар у них - резервная валюта. Они поэтому могут напечатать долларов сколько угодно и всем раздать.
- А мы так не можем, рубль не резервная валюта, - заявил Силуанов.
Придётся подискутировать теперь и с Силуановым.
ФРС США, их финансовые власти, раздают сейчас деньги не потому что их доллар резервная валюта, а потому что хорошо выучили уроки своей Великой депрессии, когда попытка зажимать денежную массу, экономить бюджет привели к глубочайшему финансовому кризису в США.
В те годы, с 1929-го по 1939-й, доллар не был резервной валютой.
Финансовая система США, после разрушения Международный связей в начале 30-х жила в замкнутой сфере. В те годы финансовые рынки всех стран отделились друг от друга. Доллар не принимали в расчёты в других странах.
Но именно тогда Рузвельт, опираясь на экономические расчёты Кейнса, начал наращивать бюджетные расходы и увеличивать дефицит.
Когда экономика находится на спаде, в депрессии ее нужно поднимать не экономией бюджета, а наоборот наращиванием бюджетных трат.
Нужно платить пособия безработным, предоставлять им любую работу. Нужно помогать деньгами малоимущим, нужно начинать платить пенсии старикам. Нужно начинать обширные программы инфраструктурных проектов и не смотреть на экономию бюджета.
А тратить, тратить и тратить бюджетные деньги, даже за счёт печатного станка.
Этот посыл лежал в основе «Нового курса» Рузвельта и постепенно вывело Америку из затяжного кризиса.
Это - азы. Это есть во всех учебниках по экономике и странно напоминать об этом нашему Вице-премьеру, по совместительству, министру финансов.
Не доллар, как резервная валюта, а масштабные бюджетные расходы вывели Америку из кризиса, создать великую экономику и затем уж позволили на этой базе, сделать из доллара резервную валюту.
Это был очень важный урок для них.
И нам тоже, полезно было бы учиться на тех чужих уроках, чем совершать собственные ошибки.
Они будут стоить нам очень дорого.
Опубликованный вчера Центральным Банком прогноз падения ВВП России в этом 2020-м на 4-6% слишком оптимистичный.
Он базируется на простой арифметике, что из-за одного «нерабочего» месяца Россия потеряет 1.5-2% ВВП. Далее ЦБ предполагает, что таких «нерабочих» месяцев будет три, грубо – второй квартал. Суммарно провал второго квартала даст потери 4.5-6% ВВП. А в третьем и четвертом квартале экономика уже почти восстановится до «коронавирусного» уровня.
И таким образом суммарно, по расчетам ЦБ, мы выйдем на цифру общее падение 4-6%.
Цифры – слишком радужные, т.к. вчера же Решетников, министр экономики, объявил, что индикатор экономической активности на конец апреля зафиксировал снижение от базового уровня на 33%. Этот индикатор учитывает динамику данных потребления электроэнергии, перевозки грузов, оборот предприятий торговли (по данным кассовых аппаратов) и параметры экспорта-импорта.
Вот эта цифра, на мой взгляд, более реально отражает суть происходящих сейчас процессов.
Из нее мы можем сделать сами и свой приблизительный расчет/прогноз.
Падение на 33% экономической активности означает падение ВВП в месяц на 2.75% (2.75Х12=33).
В таком режиме «простоя» мы уже находимся с середины марта. Таким образом к середине мая мы уже потеряем 5.5% ВВП в годовом исчислении.
Ежедневные цифры обнаруживаемых больных коронавирусом не дают основания полагать, что режим «карантина» будет прекращен до конца мая.
Таким образом до конца мая мы уже потеряем 6.9% ВВП в годовом исчислении.
Далее обсудим восстановление.
Уже очевидно, что сфера услуг, которая пострадала более всех не сможет быстро восстановится. Требования ограничений, социального дистанцирования и прочие не дадут возможность быстро начинать пользоваться всеми услугами в прежнем режиме. Кроме того, у людей просто иссякнут доходы, тратить их на прежние товары услуги.
В лучшем случае индикатор экономической активности, применяемый минэком, отыграет половину своего 33%-го падения до конца года. И мы сумеем восстановится до прежних «докоронавирусных» уровней к концу 2021-го.
Это означает, что за 7 месяцев, с июня по конец декабря, мы будем терять по 2.06% ВВП ежемесячно.
И таким образом, суммарно к концу 2020-го ВВП Росси потеряет 21.32% ВВП. Округлим до 20%, за счет небольшого роста в начале года и получим конечную цифру – 20% ВВП.
20% - вот та реальная цифра падения, на которую нам нужно ориентироваться в своих планах антикризисных мер.
Я понимаю сотрудников Центрального Банка, которые не хотят пугать людей, и пока рисуют более радужные цифры для начальства и публики.
Ведь такого уровня падения мы еще не видели. В кризисном 2008-м Россия потеряла -9% ВВП, в дефолтном 1998-м было падение -6% ВВП. Самое большое падение, -14% ВВП, у нас было в лихом 1992-м .
Вот такие наступают времена…
Он базируется на простой арифметике, что из-за одного «нерабочего» месяца Россия потеряет 1.5-2% ВВП. Далее ЦБ предполагает, что таких «нерабочих» месяцев будет три, грубо – второй квартал. Суммарно провал второго квартала даст потери 4.5-6% ВВП. А в третьем и четвертом квартале экономика уже почти восстановится до «коронавирусного» уровня.
И таким образом суммарно, по расчетам ЦБ, мы выйдем на цифру общее падение 4-6%.
Цифры – слишком радужные, т.к. вчера же Решетников, министр экономики, объявил, что индикатор экономической активности на конец апреля зафиксировал снижение от базового уровня на 33%. Этот индикатор учитывает динамику данных потребления электроэнергии, перевозки грузов, оборот предприятий торговли (по данным кассовых аппаратов) и параметры экспорта-импорта.
Вот эта цифра, на мой взгляд, более реально отражает суть происходящих сейчас процессов.
Из нее мы можем сделать сами и свой приблизительный расчет/прогноз.
Падение на 33% экономической активности означает падение ВВП в месяц на 2.75% (2.75Х12=33).
В таком режиме «простоя» мы уже находимся с середины марта. Таким образом к середине мая мы уже потеряем 5.5% ВВП в годовом исчислении.
Ежедневные цифры обнаруживаемых больных коронавирусом не дают основания полагать, что режим «карантина» будет прекращен до конца мая.
Таким образом до конца мая мы уже потеряем 6.9% ВВП в годовом исчислении.
Далее обсудим восстановление.
Уже очевидно, что сфера услуг, которая пострадала более всех не сможет быстро восстановится. Требования ограничений, социального дистанцирования и прочие не дадут возможность быстро начинать пользоваться всеми услугами в прежнем режиме. Кроме того, у людей просто иссякнут доходы, тратить их на прежние товары услуги.
В лучшем случае индикатор экономической активности, применяемый минэком, отыграет половину своего 33%-го падения до конца года. И мы сумеем восстановится до прежних «докоронавирусных» уровней к концу 2021-го.
Это означает, что за 7 месяцев, с июня по конец декабря, мы будем терять по 2.06% ВВП ежемесячно.
И таким образом, суммарно к концу 2020-го ВВП Росси потеряет 21.32% ВВП. Округлим до 20%, за счет небольшого роста в начале года и получим конечную цифру – 20% ВВП.
20% - вот та реальная цифра падения, на которую нам нужно ориентироваться в своих планах антикризисных мер.
Я понимаю сотрудников Центрального Банка, которые не хотят пугать людей, и пока рисуют более радужные цифры для начальства и публики.
Ведь такого уровня падения мы еще не видели. В кризисном 2008-м Россия потеряла -9% ВВП, в дефолтном 1998-м было падение -6% ВВП. Самое большое падение, -14% ВВП, у нас было в лихом 1992-м .
Вот такие наступают времена…
Интересно, после сегодняшнего прогноза банка Англии, что ВВП Великобритании упадет по итогам 2020-го года на 14% (что будет самым большим падением за последние 300 лет), изменит ли свой прогноз наш ЦБ, что Россия упадет в 2020-м всего на 4-6%?
В дискуссиях про «Великую депрессию» часто приводят аргумент, что Америка смогла победить депрессию не с помощью какой-то особой денежно-бюджетной политики, а с помощью большой войны.
Мол, именно Вторая мировая война окончательно вывела Америку из депрессии и обеспечила небывалый экономический рост.
Если смотреть на цифры роста ВВП США, то это действительно так - именно с началом второй мировой начался рост американской экономики и к концу войны она наконец-то вернулась к цифрам 1929-го, до начала Великой депрессии.
Но за счет чего этого удалось достичь? Почему вдруг военные расходы, казалось бы, «пустые» траты бюджетных денег, так подняли экономику США?
Провалившись в глобальную рецессию, а потом и в депрессию с 1929-го года, экономические власти США начали искать новые инструменты, как оживить экономику.
И это рецепт был найден, он заключался в «Новом курсе» Рузвельта, которые предполагал расширение бюджетного финансирования, различных программ поддержки безработных, поддержки фермеров, организация программ общественного строительства дорог, каналов. Сотни тысяч молодых людей привлекались на общественные работы, просто за еду.
Только когда Правительство США отказалось от жесткой бюджетной политики, и продолжило финансировать занятость за счет бюджета – жизнь понемногу наладилась и падение удалось остановить.
Но даже такая политика еще не обеспечивала роста экономики.
Рост пришел только с началом второй мировой войны в Европе, когда государство значительно расширило программы военного заказа. Именно огромный военный заказ, который финансировало Правительство США и начал обеспечивать промышленный рост.
При этом военные расходы естественно полностью ложись на бюджет и довели дефицит бюджета США в те годы до беспрецедентной цифры 60% к общим расходам.
Если до войны Правительство еще робко использовало бюджетное финансирование, как инструмент борьбы с депрессией, то с началом войны на дефицит бюджета все уже перестали обращать внимание.
Все для фронта, все для победы!
Но главное даже не то, что Правительство США увеличило бюджетные расходы. Оно в годы войны стало по сути единственным инвестором на рынке, заменив собой всех других рыночных игроков.
Во время любой войны стократно возрастают риски любых проектов. Какой инвестор, бизнесмен, промышленник решится на новые инвестиции, когда идет война? Во время войн обычные рыночные инвестиционные процессы останавливаются, замирают.
И поэтому, не от хорошей жизни, Правительство США взяло не себя роль главного стратегического инвестора в те годы. Доля государства в капвложениях в обрабатывающей промышленности составила 2/3. Авиапромышленность была по сути воссоздана заново почти целиком на госсредства. Тысячи новых предприятий были созданы исключительно за счет государственного бюджета.
В те годы США не отменила конечно частную инициативу и предпринимательство, но значительно усилило роль госсектора.
Приватизация и разгосударствление этих, созданных в войну предприятий начнется значительно позже, после войны, когда уже возобновится обычная жизнь и люди потянутся за благами и процветанием.
Таким образом, если смотреть с экономической точки зрения на годы Великой депрессии и Второй мировой войны, то американскую экономику удалось вывести из трясины депрессии с помощью двух инструментов: форсированию бюджетных расходов, и значительному увеличению государственных инвестиций.
При этом, что очевидно, никто в те годы не смотрел и не обсуждал «эффективность» госинвестиций и государственных расходов.
Ну, действительно, какая «эффективность» для страны в производстве тысяч танков и самолетов? Или в содержании миллионов солдат? В те годы никто не рассуждал в терминах «эффективности» бюджетных трат. Все работали на победу.
Но оказалось, что такие расходы не только вели к победе над врагом, но еще попутно и обеспечивали рост экономики. Это было удивительным феноменом, ведь во многом военные расходы были просто сжиганием денег.
Возьмем Лендлиз.
Мол, именно Вторая мировая война окончательно вывела Америку из депрессии и обеспечила небывалый экономический рост.
Если смотреть на цифры роста ВВП США, то это действительно так - именно с началом второй мировой начался рост американской экономики и к концу войны она наконец-то вернулась к цифрам 1929-го, до начала Великой депрессии.
Но за счет чего этого удалось достичь? Почему вдруг военные расходы, казалось бы, «пустые» траты бюджетных денег, так подняли экономику США?
Провалившись в глобальную рецессию, а потом и в депрессию с 1929-го года, экономические власти США начали искать новые инструменты, как оживить экономику.
И это рецепт был найден, он заключался в «Новом курсе» Рузвельта, которые предполагал расширение бюджетного финансирования, различных программ поддержки безработных, поддержки фермеров, организация программ общественного строительства дорог, каналов. Сотни тысяч молодых людей привлекались на общественные работы, просто за еду.
Только когда Правительство США отказалось от жесткой бюджетной политики, и продолжило финансировать занятость за счет бюджета – жизнь понемногу наладилась и падение удалось остановить.
Но даже такая политика еще не обеспечивала роста экономики.
Рост пришел только с началом второй мировой войны в Европе, когда государство значительно расширило программы военного заказа. Именно огромный военный заказ, который финансировало Правительство США и начал обеспечивать промышленный рост.
При этом военные расходы естественно полностью ложись на бюджет и довели дефицит бюджета США в те годы до беспрецедентной цифры 60% к общим расходам.
Если до войны Правительство еще робко использовало бюджетное финансирование, как инструмент борьбы с депрессией, то с началом войны на дефицит бюджета все уже перестали обращать внимание.
Все для фронта, все для победы!
Но главное даже не то, что Правительство США увеличило бюджетные расходы. Оно в годы войны стало по сути единственным инвестором на рынке, заменив собой всех других рыночных игроков.
Во время любой войны стократно возрастают риски любых проектов. Какой инвестор, бизнесмен, промышленник решится на новые инвестиции, когда идет война? Во время войн обычные рыночные инвестиционные процессы останавливаются, замирают.
И поэтому, не от хорошей жизни, Правительство США взяло не себя роль главного стратегического инвестора в те годы. Доля государства в капвложениях в обрабатывающей промышленности составила 2/3. Авиапромышленность была по сути воссоздана заново почти целиком на госсредства. Тысячи новых предприятий были созданы исключительно за счет государственного бюджета.
В те годы США не отменила конечно частную инициативу и предпринимательство, но значительно усилило роль госсектора.
Приватизация и разгосударствление этих, созданных в войну предприятий начнется значительно позже, после войны, когда уже возобновится обычная жизнь и люди потянутся за благами и процветанием.
Таким образом, если смотреть с экономической точки зрения на годы Великой депрессии и Второй мировой войны, то американскую экономику удалось вывести из трясины депрессии с помощью двух инструментов: форсированию бюджетных расходов, и значительному увеличению государственных инвестиций.
При этом, что очевидно, никто в те годы не смотрел и не обсуждал «эффективность» госинвестиций и государственных расходов.
Ну, действительно, какая «эффективность» для страны в производстве тысяч танков и самолетов? Или в содержании миллионов солдат? В те годы никто не рассуждал в терминах «эффективности» бюджетных трат. Все работали на победу.
Но оказалось, что такие расходы не только вели к победе над врагом, но еще попутно и обеспечивали рост экономики. Это было удивительным феноменом, ведь во многом военные расходы были просто сжиганием денег.
Возьмем Лендлиз.
Согласно Лендлиза, Правительство США обязалось поставлять своим союзникам СССР, Великобритании и другим военную технику и продовольствие с простым условием. Если эта техника в ходе боев будет уничтожена, долг за нее, по Лендлизу будет списан. Если после войны что-то из техники останется, то партнер вернет эту потрепанную технику в счет долга. А заплатит только за ту технику, которая останется цела, и партнер решит оставить ее себе.
В результате, по Лендлизу СССР и Великобритания почти ничего не вернули назад США, техника была либо разбита войной, либо не годилась для дальнейшего использования. Таким образом для экономики США поставки по Лендлизу были чистой финансовой помощью своим союзникам, и чистым бюджетным убытком с точки зрения макроэкономики.
Аналогично и с прямыми военными затратами, они приносили для бюджета чистые расходы и никаких доходов. И тем не менее, именно в эти годы тотального бюджетного дефицита американская экономика выросла в 2-2.5 раза.
Это хороший урок для наших финансовых властей, которые постоянно бубнят про строгую бюджетную политику, про эффективные траты государственных средств, про ненужность и чуть ли не опасность «вертолетных денег» для финансовой системы.
И если в обычные времена, спокойной мирной жизни, эти объяснения еще можно было бы принять и понять, но не сейчас.
Не зря многие страны и политики, сравнивают текущие дни и события с временами второй мировой войны. Последствия для экономики от пандемии будут сравнимы с военными потерями.
И потому рецепты выхода из текущего кризиса нужно искать именно там, во временах той войны.
В результате, по Лендлизу СССР и Великобритания почти ничего не вернули назад США, техника была либо разбита войной, либо не годилась для дальнейшего использования. Таким образом для экономики США поставки по Лендлизу были чистой финансовой помощью своим союзникам, и чистым бюджетным убытком с точки зрения макроэкономики.
Аналогично и с прямыми военными затратами, они приносили для бюджета чистые расходы и никаких доходов. И тем не менее, именно в эти годы тотального бюджетного дефицита американская экономика выросла в 2-2.5 раза.
Это хороший урок для наших финансовых властей, которые постоянно бубнят про строгую бюджетную политику, про эффективные траты государственных средств, про ненужность и чуть ли не опасность «вертолетных денег» для финансовой системы.
И если в обычные времена, спокойной мирной жизни, эти объяснения еще можно было бы принять и понять, но не сейчас.
Не зря многие страны и политики, сравнивают текущие дни и события с временами второй мировой войны. Последствия для экономики от пандемии будут сравнимы с военными потерями.
И потому рецепты выхода из текущего кризиса нужно искать именно там, во временах той войны.
Постепенно начинает проглядываться компромисс между бизнесом и государством в вопросе, какие минимальные субсидии от бюджета нужны пострадавшему бизнесу, чтобы выжить.
Прямые безвозмездные субсидии от бюджета в пользу компаний на оплату ФОТа (фонда оплаты труда) в размере МРОТа на каждого сотрудника.
Об этой мере Путин объявил сразу, в одном из первых своих выступлений, перечисляя возможные меры поддержки для пострадавших отраслей. Добавляя, что эта мера будет работать только если бизнес сохранит до 90% своего персонала по состоянию на 1 марта 2020.
В этой инициативе еще много недоработок, несогласованностей, неточностей, но суть была уловлена очень точно верно.
Хорошо бы распространить эту меру поддержки не только на так называемые МСП (малые и средние предприятия), но и на крупные предприятия из пострадавших отраслей. Для всех уже очевидно, что крупные предприятия, типа сети ресторанов/кафе или сетевые отели, гостиницы, фитнес-клубы и т.д. страдают сейчас не менее, а точнее гораздо сильнее, чем малые и средние предприятия. Они точно так же простаивают, а количество персонала у них на порядок больше, а значит и проблемы гораздо серьезнее.
Хорошо бы поднять сумму субсидии на сотрудников с цифры МРОТ – 12 130 руб., хотя бы до уровня 60-70% от средней зарплаты в соответствующем регионе по уровню на 1 марта 2020 года. При средней зарплате в России в районе 35 тр, это была бы сумма 20-25 тр. Это не Бог весть какая сумма, она вряд ли кого-то устраивала в долгосрочной перспективе, но в периоде полгода-год, люди могли бы на нее прожить.
В общем, желательно было бы эту сумму субсидии поднять до уровня 20-25 тр., в зависимости от региона, но и уровень текущего МРОТ – 12 130 руб. – тоже хорошо.
Ну и самое главное, что нужно будет, уже скоро корректировать и уточнять по этой мере – она должна длиться не только те месяцы, когда у нас действует этот странный «нерабочий»/рабочий режим, а продлена и после отмены «карантинов.
Скажем, на ближайший год, как минимум.
Всем уже очевидно, что после формального снятия карантинов, прежняя жизнь и покупательная активность будет восстанавливаться не сразу, многое на рынке будет меняться.
Бизнесу придется полностью перестраивать свою работу и возможность переложить на государство оплату фонда оплаты труда своих сотрудников, хотя бы в размере МРОТ (а лучше 20-25 тр), это очень важно подспорье.
Сегодня у бизнеса и кроме зарплат сотрудников куча проблем, непоняток и неопределенностей. Платить ли аренду? Как передоговариваться с поставщиками, кредиторами, банками? Что делать с товаром на складе, который нужно распродавать? Делать ли новые закупки и из каких денег? Как быть с налогами?
И вообще, как вести бизнес, если социальное поведение покупателей кардинально меняется?
Если на весь этот клубок вопросов и проблем наложить еще и проблему продолжения выплат зарплат, пусть и минимальных, своим сотрудникам, то большинство бизнесов не справится, поднимет руки и пойдет под закрытие или на банкротство.
Государство все равно придется брать на содержание уволенных сотрудников и платить им тот же МРОТ, только уже в виде пособия по безработице, и пытаться предлагать людям какую-то работу.
А так, государство платит те же деньги и при этом помогает бизнесу очухаться, перестроить свою работу, найти себя в новых координатах на новом рынке и возобновить работу.
Если за год, после снятия карантинов, бизнес не справится со своими другими проблемами, с арендодателями, кредиторами, банками, не найдет новые ниши, то бизнес уж пойдет на закрытие, а люди пойдут искать себе другую работу, если сами за год не найдут себе сами что-то еще.
Безвозмездная субсидия в размере МРОТа или чуть больше на каждого сотрудника – вот тот минимум, который нужен бизнесу, чтобы выжить и найти заново свое место на рынке.
Это суммы, может и лягут чистыми расходами на бюджет, но полностью пойдут на потребление. Очевидно же, что сотрудники, получающие эти деньги, не понесут их на депозит в банк или на финансовый рынок, а пойдут с ними в магазин покупать самое необходимое.
Прямые безвозмездные субсидии от бюджета в пользу компаний на оплату ФОТа (фонда оплаты труда) в размере МРОТа на каждого сотрудника.
Об этой мере Путин объявил сразу, в одном из первых своих выступлений, перечисляя возможные меры поддержки для пострадавших отраслей. Добавляя, что эта мера будет работать только если бизнес сохранит до 90% своего персонала по состоянию на 1 марта 2020.
В этой инициативе еще много недоработок, несогласованностей, неточностей, но суть была уловлена очень точно верно.
Хорошо бы распространить эту меру поддержки не только на так называемые МСП (малые и средние предприятия), но и на крупные предприятия из пострадавших отраслей. Для всех уже очевидно, что крупные предприятия, типа сети ресторанов/кафе или сетевые отели, гостиницы, фитнес-клубы и т.д. страдают сейчас не менее, а точнее гораздо сильнее, чем малые и средние предприятия. Они точно так же простаивают, а количество персонала у них на порядок больше, а значит и проблемы гораздо серьезнее.
Хорошо бы поднять сумму субсидии на сотрудников с цифры МРОТ – 12 130 руб., хотя бы до уровня 60-70% от средней зарплаты в соответствующем регионе по уровню на 1 марта 2020 года. При средней зарплате в России в районе 35 тр, это была бы сумма 20-25 тр. Это не Бог весть какая сумма, она вряд ли кого-то устраивала в долгосрочной перспективе, но в периоде полгода-год, люди могли бы на нее прожить.
В общем, желательно было бы эту сумму субсидии поднять до уровня 20-25 тр., в зависимости от региона, но и уровень текущего МРОТ – 12 130 руб. – тоже хорошо.
Ну и самое главное, что нужно будет, уже скоро корректировать и уточнять по этой мере – она должна длиться не только те месяцы, когда у нас действует этот странный «нерабочий»/рабочий режим, а продлена и после отмены «карантинов.
Скажем, на ближайший год, как минимум.
Всем уже очевидно, что после формального снятия карантинов, прежняя жизнь и покупательная активность будет восстанавливаться не сразу, многое на рынке будет меняться.
Бизнесу придется полностью перестраивать свою работу и возможность переложить на государство оплату фонда оплаты труда своих сотрудников, хотя бы в размере МРОТ (а лучше 20-25 тр), это очень важно подспорье.
Сегодня у бизнеса и кроме зарплат сотрудников куча проблем, непоняток и неопределенностей. Платить ли аренду? Как передоговариваться с поставщиками, кредиторами, банками? Что делать с товаром на складе, который нужно распродавать? Делать ли новые закупки и из каких денег? Как быть с налогами?
И вообще, как вести бизнес, если социальное поведение покупателей кардинально меняется?
Если на весь этот клубок вопросов и проблем наложить еще и проблему продолжения выплат зарплат, пусть и минимальных, своим сотрудникам, то большинство бизнесов не справится, поднимет руки и пойдет под закрытие или на банкротство.
Государство все равно придется брать на содержание уволенных сотрудников и платить им тот же МРОТ, только уже в виде пособия по безработице, и пытаться предлагать людям какую-то работу.
А так, государство платит те же деньги и при этом помогает бизнесу очухаться, перестроить свою работу, найти себя в новых координатах на новом рынке и возобновить работу.
Если за год, после снятия карантинов, бизнес не справится со своими другими проблемами, с арендодателями, кредиторами, банками, не найдет новые ниши, то бизнес уж пойдет на закрытие, а люди пойдут искать себе другую работу, если сами за год не найдут себе сами что-то еще.
Безвозмездная субсидия в размере МРОТа или чуть больше на каждого сотрудника – вот тот минимум, который нужен бизнесу, чтобы выжить и найти заново свое место на рынке.
Это суммы, может и лягут чистыми расходами на бюджет, но полностью пойдут на потребление. Очевидно же, что сотрудники, получающие эти деньги, не понесут их на депозит в банк или на финансовый рынок, а пойдут с ними в магазин покупать самое необходимое.
Эти деньги поддержат сжавшийся спрос, добавят покупательную активность и дадут рост тем отраслям, кто производит товары первой необходимости, что в свою очередь поддержит занятость и спрос в смежных отраслях.
Безусловно, это - самый минимум миниморум, который нужен сейчас от государство, чтобы нарастить упавший спрос. Нужно значительно расширять государственные закупки, госзаказ по всем направлениям и в больших объемах. Но нужно начать хотя бы с этого.
Прошел апрель. Пока обещанные субсидии малому и среднему бизнесу еще не получены, но их ждут и на них очень надеются. Правила их получения безусловно требуют корректировок, расширения и увеличения.
Главное их довести до бизнеса, чтобы тот поверил, что шанс на выживание есть.
Безусловно, это - самый минимум миниморум, который нужен сейчас от государство, чтобы нарастить упавший спрос. Нужно значительно расширять государственные закупки, госзаказ по всем направлениям и в больших объемах. Но нужно начать хотя бы с этого.
Прошел апрель. Пока обещанные субсидии малому и среднему бизнесу еще не получены, но их ждут и на них очень надеются. Правила их получения безусловно требуют корректировок, расширения и увеличения.
Главное их довести до бизнеса, чтобы тот поверил, что шанс на выживание есть.
Какими методами бороться с кризисом, монетарными или кейнсианскими?
Если упрощенно объяснять разницу этих двух подходов, то она заключается в том, кто должен играть главную скрипку в борьбе с кризисом, Центральный Банк или Правительство?
Согласно базовой "монетарной" модели, с кризисом должен бороться в основном Центральный банк, предоставляя ликвидность банковской системе в необходимом объеме, чтобы банки работали устойчиво, вкладчики были спокойны за свои накопления, а бизнес мог получать кредитной плечо в необходимом объеме.
Монетаристы утверждают, что этого вполне достаточно, чтобы победить любой кризис. Мол, если Центральный банк в нужный момент насытит рынок деньгами, то рынок сам определится, что ему делать. Клиенты успокоятся, поверят в надежность системы, оптимизм вернется, и покупательная активность возобновится сама собой.
Кейнсианцы же оппонируют этой логике. Они утверждают, что в момент глубокого спада, рецессии или даже депрессии, одних монетарных мер со стороны Центральных Банков недостаточно. При сильном падении внутреннего спроса в момент депрессии, этот упавший спрос нужно стимулировать со стороны Правительства масштабными государственными расходами, госзаказами, организацией общественных работ для безработных и иными подобными мерами.
Только активная промышленная политика Правительства может вывести экономику из спада, если та попала в ловушку депрессии.
Монетаристы и кейнсианца по-разному смотрели на причины Великой депрессии в США и смотрят по разному на борьбу с сегодняшними кризисами.
Кейнсианцы считали, что именно «Новый курс» Рузвельта, с активной промышленной политикой, основанной на рецептах Кейнса, вывела страну из кризиса. А монетаристы оспаривали этот тезис, объясняя причину глобального падения экономики в начале 1930-х годов тем, что ФРС не помогла в острой фазе банковской системе, позволила банковской системе США развалиться, остановиться. И именно та роковая ошибка финансовых властей, которые побоялись спасать банки любой ценой, стоили Соединенным Штатам такой огромной цены.
Мол, только когда банковская система была по сути заново создана при Рузвельте, это и позволили постепенно рынкам накопить денежную массу и запустить маховик экономики. Мол, не кейнсианские рецепты спасли тогда Америку, а заново запущенные монетарные механизмы финансовой системы.
Нужно сказать, что постепенно доводы «монетаристов» стали все более преобладать в общественном сознании и они стали главным мейнстримом с 1970-х годов прошлого века и остаются такими в нашем 21-го веке.
Последний кризис 2008-го был побежден в основном монетарными инструментами ФРС, а не усилиями Правительства Обамы.
В самый пик того кризиса ФРС пошел на беспрецедентный шаг и выкупил на свой баланс огромные объемы плохих ипотечных портфелей, запустил различные QE программы (количественного смягчения), чтобы успокоить рынки, насытить банки деньгами, успокоить вкладчиков и инвесторов. Публика быстро в тот год успокоилась, оптимизм вернулся на рынок и начался длинный этап роста потребительского спроса и экономики.
Правительство США в тот год тоже запустило программы снижения налогов и роста расходов, но все-так объемы вливаний от ФРС были несравнимы с объемами правительственной поддержки рынка.
Аналогичная ситуация была и у нас, на российском рынке.
Она была, конечно, не сравнима с американской, но и у нас основными инструментами борьбы с кризисом 2008-го были «монетарные» шаги, хоть и делались они через Минфин и Правительство. Были значительно докапитализированы основные госбанки, Сбербанк, ВТБ, Россельхозбанк. Были выделены огромные средства ВЭБу, для санирования ряда банков. Началась глобальная санация банковской системы и рефинансирование крупных экспортно-ориентированных компаний по их расчетам с западными кредиторами. Тот год, 2009-й. стал ключевым годом по трансформации российской банковской системы в новую систему, где основным хребтом станут крупные госбанки.
В общем, и у нас, тогда были применены именно «монетарные» инструменты подавления кризиса.
Если упрощенно объяснять разницу этих двух подходов, то она заключается в том, кто должен играть главную скрипку в борьбе с кризисом, Центральный Банк или Правительство?
Согласно базовой "монетарной" модели, с кризисом должен бороться в основном Центральный банк, предоставляя ликвидность банковской системе в необходимом объеме, чтобы банки работали устойчиво, вкладчики были спокойны за свои накопления, а бизнес мог получать кредитной плечо в необходимом объеме.
Монетаристы утверждают, что этого вполне достаточно, чтобы победить любой кризис. Мол, если Центральный банк в нужный момент насытит рынок деньгами, то рынок сам определится, что ему делать. Клиенты успокоятся, поверят в надежность системы, оптимизм вернется, и покупательная активность возобновится сама собой.
Кейнсианцы же оппонируют этой логике. Они утверждают, что в момент глубокого спада, рецессии или даже депрессии, одних монетарных мер со стороны Центральных Банков недостаточно. При сильном падении внутреннего спроса в момент депрессии, этот упавший спрос нужно стимулировать со стороны Правительства масштабными государственными расходами, госзаказами, организацией общественных работ для безработных и иными подобными мерами.
Только активная промышленная политика Правительства может вывести экономику из спада, если та попала в ловушку депрессии.
Монетаристы и кейнсианца по-разному смотрели на причины Великой депрессии в США и смотрят по разному на борьбу с сегодняшними кризисами.
Кейнсианцы считали, что именно «Новый курс» Рузвельта, с активной промышленной политикой, основанной на рецептах Кейнса, вывела страну из кризиса. А монетаристы оспаривали этот тезис, объясняя причину глобального падения экономики в начале 1930-х годов тем, что ФРС не помогла в острой фазе банковской системе, позволила банковской системе США развалиться, остановиться. И именно та роковая ошибка финансовых властей, которые побоялись спасать банки любой ценой, стоили Соединенным Штатам такой огромной цены.
Мол, только когда банковская система была по сути заново создана при Рузвельте, это и позволили постепенно рынкам накопить денежную массу и запустить маховик экономики. Мол, не кейнсианские рецепты спасли тогда Америку, а заново запущенные монетарные механизмы финансовой системы.
Нужно сказать, что постепенно доводы «монетаристов» стали все более преобладать в общественном сознании и они стали главным мейнстримом с 1970-х годов прошлого века и остаются такими в нашем 21-го веке.
Последний кризис 2008-го был побежден в основном монетарными инструментами ФРС, а не усилиями Правительства Обамы.
В самый пик того кризиса ФРС пошел на беспрецедентный шаг и выкупил на свой баланс огромные объемы плохих ипотечных портфелей, запустил различные QE программы (количественного смягчения), чтобы успокоить рынки, насытить банки деньгами, успокоить вкладчиков и инвесторов. Публика быстро в тот год успокоилась, оптимизм вернулся на рынок и начался длинный этап роста потребительского спроса и экономики.
Правительство США в тот год тоже запустило программы снижения налогов и роста расходов, но все-так объемы вливаний от ФРС были несравнимы с объемами правительственной поддержки рынка.
Аналогичная ситуация была и у нас, на российском рынке.
Она была, конечно, не сравнима с американской, но и у нас основными инструментами борьбы с кризисом 2008-го были «монетарные» шаги, хоть и делались они через Минфин и Правительство. Были значительно докапитализированы основные госбанки, Сбербанк, ВТБ, Россельхозбанк. Были выделены огромные средства ВЭБу, для санирования ряда банков. Началась глобальная санация банковской системы и рефинансирование крупных экспортно-ориентированных компаний по их расчетам с западными кредиторами. Тот год, 2009-й. стал ключевым годом по трансформации российской банковской системы в новую систему, где основным хребтом станут крупные госбанки.
В общем, и у нас, тогда были применены именно «монетарные» инструменты подавления кризиса.