«Как же силён их голос, если он прорвался сквозь сибирскую стужу и петербургскую цензуру!» (Академик АН СССР М. Нечкина).

Сегодня, когда за декабристов говорят все — от журналистов до министров, было бы неправильно не дать слово им самим. Ведь кто лучше опишет, что ими двигало, что вело?

Из воспоминаний Матвея Муравьёва-Апостола:

«Мы были дети 1812 года. Принести в жертву всё, даже самую жизнь, ради любви к Отечеству было сердечным побуждением. Наши чувства были чужды эгоизма».

Из записок Александра Бестужева, написанных в Петропавловской крепости:
«Ещё война длилась, когда ратники, возвратясь в дома, впервые разнесли ропот в классе народа. Мы проливали кровь, говорили они, а нас опять заставляют потеть на барщине. Мы избавили Родину от тирана, нас опять тиранят господа...»

Из воспоминаний Ивана Якушкина:
«В беседах наших обыкновенно разговор был о положении России. Тут разбирались главные язвы нашего Отечества: закоснелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами, которых служба в течение 25 лет почти была каторгой; повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще. То, что называлось высшим образованным обществом, большею частью состояло тогда из староверов, для которых коснуться какого-нибудь из вопросов, нас занимавших, показалось бы ужасным преступлением».

Из последнего письма Павла Пестеля:
«Настоящая моя история заключается в двух словах: страстно любил моё Отечество и желал его счастья с энтузиазмом».

Михаил Лунин:
«От людей можно отделаться, но от их идей нельзя. Сердца молодого поколения обращаются к сибирским пустыням, где великие ссыльные блистают посреди мрака, в котором хотят их скрыть. Жизнь в изгнании есть непрерывное свидетельство истины их начал».

Во время следствия над декабристами Пётр Каховский заметил:
«Мы не составлялись в обществе, но, совершенно готовые, в него лишь соединялись. Начало и корень общества должно искать в духе времени и положении, в котором мы находимся. Смело говорю, что из тысячи молодых людей не найдётся ста человек, которые бы не пылали страстью к свободе».

Николай Бестужев писал о Рылееве: «Освобождение Отечества или мученичество за свободу для примера будущих поколений были ежеминутным его помышлением; это самоотвержение не было вдохновением одной минуты... но постоянно возрастало вместе с любовью к Отечеству, которая наконец перешла в страсть — в высокое, восторженное чувствование».

...Известно мне: погибель ждёт
Того, кто первый восстаёт
На утеснителей народа, —
Судьба меня уж обрекла,
Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?
К. Ф. Рылеев

P.S. «Победу Николая над пятью торжествовали в Москве молебствием. Среди Кремля митрополит Филарет благодарил Бога за убийства. Вся царская фамилия молилась, около неё — Сенат, министры, а кругом, на огромном пространстве, стояли густые массы гвардии, коленопреклонённые, без кивера, и тоже молились; пушки гремели с высот Кремля.
Никогда виселицы не имели такого торжества; Николай понял важность победы!
Мальчиком четырнадцати лет, потерянным в толпе, я был на этом молебствии, и тут, перед алтарём, осквернённым кровавой молитвой, я клялся отомстить за казнённых и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарём, с этими пушками».
А. И. Герцен.