Презентация нового печатного номера журнала — уже сегодня.

Ждём обитателей и гостей Санкт-Петербурга в 19:00 в магазине «Подписные издания». О выпуске 5/6 за 2024 год поговорят главный редактор «Искусства кино» Никита Карцев и редактор «Подписных…» Артём Макоян.

За лучший вопрос из зала будет подарен новый номер.

Зарегистрироваться на мероприятие можно по ссылке.

Снился Юлий Файт.
Вот такой наивный текст я писал, когда его не стало.

Объявляем о старте продаж нового номера «Искусства кино»!

Авторы выпуска 5/6 за 2024 год рефлексируют на тему экранизации. А точнее, проблематизируют переход различных границ: из литературы в кино, из одного вида искусства в другой, из видеоигр в иные жанровые структуры. Внутри — разговор о настоящем и будущем российских экранизаций, попытки пересмотра традиционных форм искусства, исследование феномена «автофикшн», литературное творчество его представительниц, как новых, так и одной прославленной.

Журнал уже можно купить на нашем сайте, в формате pdf. О появлении печатного номера в точках продаж сообщим позднее. Пока что его можно купить в московском «Фаланстере» и в петербургских «Подписных изданиях».

Если вы хотите получить выпуск в свой книжный магазин — пишите на почту order.filmart@yandex.ru.

Ору, это про журнал «Ornament». По тексту при этом разбросаны комментарии лишь одного из «высоколобых» медиа. Интересно, второе уже витает в эмпиреях и стирает думами гипоталамус? Esperpento, bracho.

P.S. Свой граненый стакан завещаю ничуть не высокому лбу машиниста, курсирующего по линии D3 и задавившего на моих глазах голубя.

Вообразили помесь Фрэнка Дарабонта («Побег из Шоушенка», «Зелёная миля») и Джона Кассаветиса? Это Хэл Эшби.

В «Хэле», документальном фильме о нем, некогда теневом авторе «Нового Голливуда», даётся убедительная формула: предельный гуманизм при запредельной странности. Ярлык «peace and love» липнет ко всем его фильмам, от практически неореалистического байопика Вуди Гатри с Дэвидом Кэрредайном («На пути к славе») до агитки против войны во Вьетнаме с Джейн Фондой и Джоном Войтом («Возвращение домой»).

При этом, студийные боссы постоянно грызли ногти от жутковатого чувства юмора Эшби, от его тяготения к эксцентричным деталям. Как в «Гарольде и Мод», где мальчишка, прежде чем замэтчится с суицидальной старушкой, разыгрывает перед матерью добрую сотню самоубийств. Как в «Будучи там», где гениальный Питер Сэллерс на пути из грязи в князи ставит мир на грань ядерной зимы. Но все истории едины в своём бесконечно уважении к личности — вне зависимости от цвета кожи, вероисповедания, возраста.

Сам Эшби, как его характеризуют друзья, был трудоголиком, «высиживал» монтаж месяцами, безвылазно. И, конечно, позволял себе баловаться всякой запрещёнкой. Так, долго и пахуче, собирал свой лучший, на мой вкус, фильм — «Последний наряд» с Джеки Николсоном. Вот где Кассаветис: легкое дыхание камеры, полудокументальный стиль съемки, обилие импровизации.

А вообще, посмотрите фильм «Хэл» (скоро покажут на одном фестивале, да и вроде как можно накликать в интернете). Там Джадд Аппатоу, Адам Маккей и Александр Пэйн объясняются Эшби в любви. Такие разные.

Грузный текст с "Флаэртианы". О местах обитания человеческих интимностей. От тайских психушек до кратеров в сознании.

99 лет Хуциеву.

Когда-то, глядя на утро уже не сквозь лопнувшие в глазах сосуды, увижу реку Тэрэлж. Старик будет путешествовать ровно до точки B, без каких-либо блужданий и даже контрольных пунктов.

Как хотел, да не смог герой Плятта в «Послесловии» Хуциева. Долетев до Москвы, обнаружив вместо дочери, сорвавшейся в командировку, вечно занятого зятя, он пропадает на столичных улицах. С фасадов, да, свисают мемориальные таблички прежних героев труда, даже сотрапезников, а вот старые памятники и лавочки заняты уже пустотой. То ли ставшая больно деловитой молодежь с ее рабочими поездками в ЮАР и на Кубу одеревенела, то ли он сам.

С зятем (может и лучшая роль Мягкова) контакт наладить не удаётся: он избегает, ссылается на недописанную диссертацию, а если диалог и заводится, то непременно упирается в тупик. Мешают эти наши, мнительных людей, повадки — находить в любви/нелюбви другого какой-то тайный шифр, и обрушивать на него все разом или давить грустную молчанку. Ещё, конечно, время: брежневская пора стёрла не только Павку Корчагина, но и героя «Заставы Ильича», серьезно относившегося, как вы помните, и к 17-му году, и к Ленину, и к любви вне всякой идеологии. Посеребрившиеся виски мечтателей не оправдание. Ты вроде садишься в самолёт, а вроде и становишься составной частью орнамента прошлого, как Плятт, вмонтированный в финале фильма в панно сталинской застройки, «обалконенный».

Зрелый Хуциев лучше всех понял: изветливость твоего пути, чуднАя траектория биографии больше никому не нужны. Посадочный талон не часть мозаики твоей жизни, но закладка в новый роман писателя П., благородного собирателя дайджестов.

До реки Тэрэлж напрямую не добраться.

В сети вышла «Бракованная партия» — классный 10-минутный фильм с «Короче» о мутациях нашей оптики. Режиссер там сам пестует открытость через недоступность — рыбьего глаза, беспорядочных войсов, взгляда на мир через инфракрасный спектр и коллиматорный прицел. Но не агрессивного как у Лимонова в «Истории его слуги», где винтовка заменяла бинокль, а потерянного. Всем, кто заблудился вовне и не нашёлся внутри цифрового мира.

Я на фестивале «Маяк». Пока готовлюсь читать наборы общих фраз коллег про «Анору» и удерживаться от упаковки своих, мое сознание провентилировал серпантин между Новороссийском и Геленджиком.

Нефтепереработка с руинами буровых вышек. Мавританский стиль усадебок. Хрущевки-паразиты посреди лекок-глянца. Ну и побережье, от которого устал в этом году невыносимо.

А напишу я про «Папа умер в субботу». Потому что никаких общих фраз наконец не хватит.

Я сейчас медленно вышагивал по кругу в фойе отеля, преследуя Дмитрия Гоблина Пучкова.
Такие новости к этому часу.

Ну и небольшая ложка дегтя, чтобы разбавить мед в постах. Честно скажу, в недоумении от фильма "На этой земле" Ренаты Джалло с переснятыми сценами из "Андрея Рублева" и заявлением режиссера о том, что окончив ВГИК, она не смотрела фильмы Андрея Тарковского. Добавить, как говориться, нечего.

А нет, есть. Также в недоумении от модерации показов: устанавливать диалог, вести интервью, прорабатывать драматургию беседы - это тоже искусство. Кажется, что к выбору модератора в дискуссиях с таким количеством профессиональных журналистов и фестиваля такого уровня, можно было подойти несколько внимательнее((

И посмотрите лучше документальный фильм Ренаты "Ленечка" о Леониде Десятникове, который был представлен на последнем "Послании к человеку", там и образность, и логика, и смысл...

https://message2man.com/films/lenechka-lenechka/

Хорошая новость!

Новый документальный фильм Сергея Кальварского «Гнездо из бумаги» покажут на фестивале КАРО.Арт #3, который состоится с 15 по 27 октября в 4-х городах страны.

Показы фильма пройдут 19 октября в Москве и 25 октября в Санкт-Петербурге. После каждого из показов состоится обсуждение с Сергеем.

«Гнездо из бумаги» расскажет о буднях одной из старейших из ныне действующих отечественных типографий. Ее станки произвели на свет первоиздания Пушкина, Ломоносова, Эйлера, Державина, Лихачева… Ей посчастливилось дожить до нашего века.

🌿Очевидное-невероятное.

Премьера 10-часового киноромана «Улисс» белорусского режиссера и кинокритика Никиты Лаврецкого состоится на 28-м Международном кинофестивале документального кино в Йиглаве (Ji.hlava IDFF). Это один из 10 европейских докфестов, аккредитованных Американской киноакадемией.

Джеймс Джойс создал свой модернистский эпик на основе эпоса Гомера. Белорусский режиссер решил «соскрести» слова из текста писателя и через него «написать» собственную современную одиссею.
В своем фильме-палимпсесте он не только отсылает к зроману ирландского писателя, но и использует начальную сцену, чтобы ввести в действие не менее известную попытку экранизации 1967 года.
На смену Дублина пришел Минск, Руслик, Руслик, личный кинорежиссер президента Лукашенко, пытается спасти мир, борясь с психическим расстройством. Во время своей однодневной одиссеи по Минску он сталкивается с врачами, политиками, пропагандистами, художниками, пьяницами и изгоями. На сайте фестиваля читаем: «Кинематографический колосс, разворачивающийся на протяжении девяти часов, завораживает напряженными моментами, упорядоченными ритмически и неожиданными каденциями».

Показ 27 октября в 10 до 21 часа

«Снег в моем дворе» Бакурадзе похож на бивуак или времянку: снаружи дует, а внутри все как скучное родное.

В Тбилиси Леван сидит на денозипаме, ворует покрышки и ищет поводы поскандалить. В Москве Гиви лениво ковыряет задумку своего нового артхауса, спит с женщиной-барбером, тоскует по Грузии. Их переписка — сообщение между кварками в разных частях вселенной, объединённых бесконечной мужской усталостью от жизни.

Бакурадзе кажется впервые не настаивает на ложной сложности, свойственной его прошлым фильмам. Реплики трамбуются не намеренной размеренностью движения камеры, но скупостью рефлексируюших мужчин за 50. Какие тут диалоги — одни лишь бескрайние просторы автобанов за лобовым стеклом Range Rover’a, одни только снежинки на узких бёдрах помирающей под тбилисским бураном собаки. Взрослым мужчинам говорить нужно меньше, чем чувствовать.

Курить надо чаще, чем вдыхать.

«Мальчики рожают кризису буквы» — сказал я режиссеру-неудачнику на Триумфальной площади.

Он тогда не мог слепить смерть главного героя в сцену и доставал меня. Я предложил удавить конфликт в зародыше, отправить его персонажа — смурного выборгского подростка — гулять по заброшкам и пялиться на Финский залив. Что там по итогу вышло в фильме (не такой уж и неудачник) не помню, зато впервые тогда посмотрели «Сломанный свет» Веры Глаголевой.

В нем по мокрому асфальту ходят бесхозные выпускники актерской мастерской, не понимающие куда себя пристроить. Конец 80-х, умирает страна, будущее пахнет не асфоделями, а прогорклой нефтью. Полуобморочные репетиции, фланерство, безденежье, роман с без пяти минут релокантом. Не на Ваське, правда, а посреди Пушкинской, напоминающей некрополь.

Девочки рожают кризису притчи.

Волны над нефтяными запасами носят лишь солому и сор, им не хватает сил коснуться дна и выбросить на берег жемчужину.

Мощнейший текст. Без заигрываний с читателем, страной и временем. И никакой неоархаики, которой всякие гурманы называют такие инвективы.