САМОЦЕНЗУРА И БЕСПРЕДЕЛ
Как же задолбала самоцензура.
Хочешь выложить фото – думаешь, нельзя, слишком голая какая-то на нем. Находишь не голое – думаешь, ну нет, взгляд тут какой-то НЕ ТАКОЙ. Находишь с нормальным взглядом, одетая как бедуины в пустыне – думаешь, нет, укутана тут как шахидка, что тут вообще выкладывать. Хочешь надеть новое платье – думаешь, нельзя, вон какой вырез, что коллеги подумают. Надеваешь красный жакет – снимаешь, нельзя, думаешь, быть как одинокий светофор на улице.
Решаешь написать приятных слов – думаешь, нельзя, подумает, что тебе что-нибудь надо от него. Решаешь пригласить знакомую на кофе – думаешь, ну нельзя же, подумает, будто я ее клею. Пишешь кому-нибудь сообщение, что скучаешь – стираешь, думаешь, нельзя, НЕЛЬЗЯ такое вообще говорить под страхом смертной казни. Пишешь кому-нибудь что-то нейтральное, невнимательное в ответ – думаешь, нельзя, нельзя быть такой безразличной сукой. Берешь в руки какую-нибудь Донцову – думаешь, нельзя, литературный вкус испортишь, брось бяку, брось. Хочешь публично послать всех нахер с их Тони Роббинсом – думаешь, нельзя, что же ты такая нетерпимая-то к людским слабостям.
В итоге включаешь Монеточку, которую давеча ругала, и чувствуешь себя как маленький бунтарь.
Как же задолбала самоцензура.
Хочешь выложить фото – думаешь, нельзя, слишком голая какая-то на нем. Находишь не голое – думаешь, ну нет, взгляд тут какой-то НЕ ТАКОЙ. Находишь с нормальным взглядом, одетая как бедуины в пустыне – думаешь, нет, укутана тут как шахидка, что тут вообще выкладывать. Хочешь надеть новое платье – думаешь, нельзя, вон какой вырез, что коллеги подумают. Надеваешь красный жакет – снимаешь, нельзя, думаешь, быть как одинокий светофор на улице.
Решаешь написать приятных слов – думаешь, нельзя, подумает, что тебе что-нибудь надо от него. Решаешь пригласить знакомую на кофе – думаешь, ну нельзя же, подумает, будто я ее клею. Пишешь кому-нибудь сообщение, что скучаешь – стираешь, думаешь, нельзя, НЕЛЬЗЯ такое вообще говорить под страхом смертной казни. Пишешь кому-нибудь что-то нейтральное, невнимательное в ответ – думаешь, нельзя, нельзя быть такой безразличной сукой. Берешь в руки какую-нибудь Донцову – думаешь, нельзя, литературный вкус испортишь, брось бяку, брось. Хочешь публично послать всех нахер с их Тони Роббинсом – думаешь, нельзя, что же ты такая нетерпимая-то к людским слабостям.
В итоге включаешь Монеточку, которую давеча ругала, и чувствуешь себя как маленький бунтарь.
ЧЁРНЫЙ СПИСОК
Встретила утром соседку. «А вы ходили голосовать?» – тоном следователя спросила она. Я замялась, попробовала обьяснить, что и президентских выборов мне хватило за глаза, времени нет, дома книжки стонут, из Питера только вернулась, да и вообще чего там голосовать, только на бюллетене порисовать если.
В глазах соседкиных нарисовался ужас и она выдала: «Господи, вас же в чёрный список занесут, понимаете! Собянин все помнит!»
Потрясающе! То есть то, что асфальт он каждый год перекладывает на одних и тех же улицах, это он забывает, а про расстрельные списки помнит.
Бедный запуганный русский народ.
Встретила утром соседку. «А вы ходили голосовать?» – тоном следователя спросила она. Я замялась, попробовала обьяснить, что и президентских выборов мне хватило за глаза, времени нет, дома книжки стонут, из Питера только вернулась, да и вообще чего там голосовать, только на бюллетене порисовать если.
В глазах соседкиных нарисовался ужас и она выдала: «Господи, вас же в чёрный список занесут, понимаете! Собянин все помнит!»
Потрясающе! То есть то, что асфальт он каждый год перекладывает на одних и тех же улицах, это он забывает, а про расстрельные списки помнит.
Бедный запуганный русский народ.
Иногда мне кажется, что за чувство юмора меня скоро сожгут на костре. И, кажется, не напрасно кажется.
Только что рассказали, что самое длинное слово на казахском языке – неудовлетворённость (қанағаттанбаушылық). Выговорить почти невозможно, повторить не смогла – звучит как скороговорка.
Наверное, потому казахи всем вечно довольны и радостны.
Наверное, потому казахи всем вечно довольны и радостны.
ПЯТНИЦА, вечер.
С нетерпением сердца стремилась домой – скорее в постель. Раздеться, покрыться мурашками, лечь. Растянуться под одеялом и замереть от предвкушения. Дотянуться рукой до счастья. Перелистать счастье. Найти нужный фрагмент счастья. Испытать блаженство...
Кажется, я из той породы женщин, что на вопрос «может быть, ко мне?» искренне отвечает «с удовольствием полежала бы у вас в библиотеке».
(И да, я хуже Ингеборги).
С нетерпением сердца стремилась домой – скорее в постель. Раздеться, покрыться мурашками, лечь. Растянуться под одеялом и замереть от предвкушения. Дотянуться рукой до счастья. Перелистать счастье. Найти нужный фрагмент счастья. Испытать блаженство...
Кажется, я из той породы женщин, что на вопрос «может быть, ко мне?» искренне отвечает «с удовольствием полежала бы у вас в библиотеке».
(И да, я хуже Ингеборги).
«Мне почему-то форма твоего имени «Катюша» напоминает только о зенитной установке»
(любимая подруга только что перед стенами Кремля /задумчиво)
(любимая подруга только что перед стенами Кремля /задумчиво)
Проснулась с четким ощущением метронома внутри. Проверила: до дня Х ровно две недели.
Как же хочется верить, что хотя бы в этот день рождения мне не захочется выйти в окно.
Ведь так хочется чудес, праздника, а не это вот все.
Как же хочется верить, что хотя бы в этот день рождения мне не захочется выйти в окно.
Ведь так хочется чудес, праздника, а не это вот все.
Весь день редактирую текст, в котором из 40 страниц около 30 – описания секса.
Написано так гадко и таким бедным языком, что, кажется, у меня скоро разовьётся аллергия на слово «кончать».
Написано так гадко и таким бедным языком, что, кажется, у меня скоро разовьётся аллергия на слово «кончать».
Записалась в поэты-песенники и придумала для Киркорова продолжение:
«Цвет настроенья белый,
Ношусь я с Кридом будто угорелый,
Но больше нужно треша,
Как Хаски я себя повешу...»
«Цвет настроенья белый,
Ношусь я с Кридом будто угорелый,
Но больше нужно треша,
Как Хаски я себя повешу...»
Иногда мне кажется: чтобы начать новый текст, надо довести себя до исступления. Чтобы переломить это онемение речи, перестать жить мигающим курсором. Просто начать.
Но так сложно – просто.
Но так сложно – просто.
«Кажется, я беременна четвёртым, а у тебя что нового?»
*Нормальное такое сообщение с утра от подруги, с которой не виделась год и не общалась примерно столько же.
В итоге диалог получился примерно таким:
– Я серьёзно. Я жду ребёнка. А ты?
– А я? Нового Пелевина...
*Нормальное такое сообщение с утра от подруги, с которой не виделась год и не общалась примерно столько же.
В итоге диалог получился примерно таким:
– Я серьёзно. Я жду ребёнка. А ты?
– А я? Нового Пелевина...