104. Водить дружбу с вероломным, любящим сплетни или со скудоумным– это путь к болезни.
105. Питаться там, где собираются развращённые люди, любящие всякую мерзость и непотребства– это путь к болезни.
106. Жить в роскоши на занятые деньги и упрекать помогающего тебе– это путь к болезни.
107. Следование советам глупого, поучениям лживого и наставлениям своекорыстного– это путь к болезни.
108. Пиршествовать среди голодных– это путь к болезни.
105. Питаться там, где собираются развращённые люди, любящие всякую мерзость и непотребства– это путь к болезни.
106. Жить в роскоши на занятые деньги и упрекать помогающего тебе– это путь к болезни.
107. Следование советам глупого, поучениям лживого и наставлениям своекорыстного– это путь к болезни.
108. Пиршествовать среди голодных– это путь к болезни.
В конечном итоге понимаешь, что громкое имя и успех не имеют никакого значения. Единственное, что важно, это то, как вы проживали каждое мгновение своей жизни. Были ли вы счастливы, праздновали ли бытие? Радовались ли мелочам? Принимая ванну, потягивая чай, подметая пол, гуляя по саду, сажая деревья, беседуя с друзьями или сидя молча в обнимку с возлюбленной, глядя на луну и слушая пение птиц, испытывали ли вы счастье в такие моменты? Было ли каждое мгновение вашей жизни озарено лучами радости, светилось ли от восторга? Вот что важно.
Ошо.
Ошо.
В очереди передо мной женщина с дочкой. Девочке лет пять.
- Мам, можно я сама выложу продукты на ленту? - спрашивает она. Очень хочет помочь.
Мама нервничает, может, опаздывают куда, может, просто не выспалась.
- Давай, только быстрее... - говорит она дочке рассеянно.
Девочка со всей страстью начинает метать продукты из тележки на ленту. Спешит. Мама доверила такое дело! Надо оправдать ожидания!
И вдруг...
Пакет с пшеном падает на пол, и лопается. Пшено почти не высыпалось, но пакет порван.
Девочка в ужасе замерла.
Что она натворила!
- Ну вот, - мама вздыхает. - Так и знала! Вот доверь! Ну, руки-крюки! За что не возьмешься....Надо теперь взять новый пакет пшена!
Девочка беззвучно плачет. Она больше не хочет ничего перекладывать. Она неумеха. Руки-крюки. Так сказала мама.
- Давайте сюда этот, там же почти не просыпалась, я вам в целофан положу, и заберете, вы же порвали! - говорит кассир.
- Мы не порвали, мы уронили. Он сам порвался. Мне нужен целый пакет пшена! - раздраженно говорит мама.
Она сама переложила оставшиеся продукты на ленту. И, к неудовольствию всей очереди, ушла за новым пакетом пшена.
- Дайте пакет, - прошу я кассира, беру целофановый пакет и прошу девочку, застывшую как мумия у кассы. - Помоги собрать пшено, пожалуйста.
Она садится на корточки, и мы с ней вместе собираем пшено в целофановый пакет, пока вернувшаяся мама девочки рассчитывается за покупки.
- А что теперь с этим пшеном? Которое ваша дочь рассыпала?
Мама приготовилась к скандалу.
- У вас тут всегда заложена в стоимость такая ситуация. Что вы мне рассказываете! Я могу вон весь алкоголь перебить, и то не обязана за него платить. А тут пшено!
- А кто за него должен платить? Я? - заводится кассир.
Так. Ребята, остановитесь! Ну зачем нагнетать на пустом месте? Ну вот зачем тиражировать взаимное раздражение?
- Я куплю это пшено, - говорю я. - При условии, что ваша дочь поможет мне переложить продукты на ленту. Она так здорово это делает. А у меня рука болит.
Мама девочки врезается в мой убедительный взгляд.
И, будто опомнившись, говорит:
- Да, Лидочка, помоги тете ... У нее рука болит.
Я, чтобы девочка не видела, показываю "Класс!" своей совершенно здоровой рукой.
Лидочка будто отмирает. Начинает аккуратно перекладывать мои продукты на ленту. Старается. Поглядывает на маму.
Тем временем мои продукты уже на ленте.
Я быстро упаковывают их в пакеты.
Мы одновременно с Лидой и ее мамой выходим из магазина.
- Лида, а ты когда-нибудь была в Венеции? - спрашиваю я.
- Где?
- В Венеции.
- Нет. Я в Крыму была.
- Знаешь, я тоже пока не была. Но читала, что там есть площадь, на которой много-много голубей. И они почти ручные. Садятся людям на плечи. И на голову. И люди с ними фотографируются. Представляешь?
- Здорово!
- Хочешь прямо сейчас оказаться в Венеции?
- Здесь? Сейчас? - удивляется Лида.
- Да! - я достаю целофановый пакет с пшеном. - Здесь и сейчас.
Мы отходим от магазина на пятачок пространства, где никому никто не мешает, и я говорю:
- Лида, ты очень скучно уронила пшено. Оно даже не рассыпалось. Урони так, чтобы БАМС!!!! Чтобы все рассыпалось.
Лида оглядывается на маму. Та уже все поняла, улыбается и кивает.
Лида берет у меня пакет с пшеном.
- Прямо на землю???
- Прямо на землю!!!
Лида радостно плюхает пшено на пол, оно рассыпается желтым мандариновым салютом и тотчас...
Почернело небо!!! Как пишут в сказках!!!
С крыш, с проводов, откуда не возьмись огромное полчище голодных голубей стремительно пикирует к ногам визжащей от восторга Лиды.
- Мамамама! Смотри как их много!!!! Мамамама! Они едят наше пшено!!!!!
Мамамама, мы в Венеции!!!!
Мы с ее мамой смеемся.
- Здорово. Спасибо вам. Прям отрезвили. А то у меня сегодня плохой день... - говорит мама Лиды.
- Плохой день каждую минуту может стать хорошим. Балашиха каждую минуту может стать Венецией.
- Да , я уже поняла, - смеется мама. - Он уже стал...
Она прижимает к себе скачущую Лиду.
- Я свою дочурку Лиду, никому не дам в обиду, - говорит она.
А девочка хлопает в ладоши ...
Ну все, здесь я больше не нужна.
Фея рассыпанного пшена, голодных голубей и счастливых девочек полетела дальше.
- Мам, можно я сама выложу продукты на ленту? - спрашивает она. Очень хочет помочь.
Мама нервничает, может, опаздывают куда, может, просто не выспалась.
- Давай, только быстрее... - говорит она дочке рассеянно.
Девочка со всей страстью начинает метать продукты из тележки на ленту. Спешит. Мама доверила такое дело! Надо оправдать ожидания!
И вдруг...
Пакет с пшеном падает на пол, и лопается. Пшено почти не высыпалось, но пакет порван.
Девочка в ужасе замерла.
Что она натворила!
- Ну вот, - мама вздыхает. - Так и знала! Вот доверь! Ну, руки-крюки! За что не возьмешься....Надо теперь взять новый пакет пшена!
Девочка беззвучно плачет. Она больше не хочет ничего перекладывать. Она неумеха. Руки-крюки. Так сказала мама.
- Давайте сюда этот, там же почти не просыпалась, я вам в целофан положу, и заберете, вы же порвали! - говорит кассир.
- Мы не порвали, мы уронили. Он сам порвался. Мне нужен целый пакет пшена! - раздраженно говорит мама.
Она сама переложила оставшиеся продукты на ленту. И, к неудовольствию всей очереди, ушла за новым пакетом пшена.
- Дайте пакет, - прошу я кассира, беру целофановый пакет и прошу девочку, застывшую как мумия у кассы. - Помоги собрать пшено, пожалуйста.
Она садится на корточки, и мы с ней вместе собираем пшено в целофановый пакет, пока вернувшаяся мама девочки рассчитывается за покупки.
- А что теперь с этим пшеном? Которое ваша дочь рассыпала?
Мама приготовилась к скандалу.
- У вас тут всегда заложена в стоимость такая ситуация. Что вы мне рассказываете! Я могу вон весь алкоголь перебить, и то не обязана за него платить. А тут пшено!
- А кто за него должен платить? Я? - заводится кассир.
Так. Ребята, остановитесь! Ну зачем нагнетать на пустом месте? Ну вот зачем тиражировать взаимное раздражение?
- Я куплю это пшено, - говорю я. - При условии, что ваша дочь поможет мне переложить продукты на ленту. Она так здорово это делает. А у меня рука болит.
Мама девочки врезается в мой убедительный взгляд.
И, будто опомнившись, говорит:
- Да, Лидочка, помоги тете ... У нее рука болит.
Я, чтобы девочка не видела, показываю "Класс!" своей совершенно здоровой рукой.
Лидочка будто отмирает. Начинает аккуратно перекладывать мои продукты на ленту. Старается. Поглядывает на маму.
Тем временем мои продукты уже на ленте.
Я быстро упаковывают их в пакеты.
Мы одновременно с Лидой и ее мамой выходим из магазина.
- Лида, а ты когда-нибудь была в Венеции? - спрашиваю я.
- Где?
- В Венеции.
- Нет. Я в Крыму была.
- Знаешь, я тоже пока не была. Но читала, что там есть площадь, на которой много-много голубей. И они почти ручные. Садятся людям на плечи. И на голову. И люди с ними фотографируются. Представляешь?
- Здорово!
- Хочешь прямо сейчас оказаться в Венеции?
- Здесь? Сейчас? - удивляется Лида.
- Да! - я достаю целофановый пакет с пшеном. - Здесь и сейчас.
Мы отходим от магазина на пятачок пространства, где никому никто не мешает, и я говорю:
- Лида, ты очень скучно уронила пшено. Оно даже не рассыпалось. Урони так, чтобы БАМС!!!! Чтобы все рассыпалось.
Лида оглядывается на маму. Та уже все поняла, улыбается и кивает.
Лида берет у меня пакет с пшеном.
- Прямо на землю???
- Прямо на землю!!!
Лида радостно плюхает пшено на пол, оно рассыпается желтым мандариновым салютом и тотчас...
Почернело небо!!! Как пишут в сказках!!!
С крыш, с проводов, откуда не возьмись огромное полчище голодных голубей стремительно пикирует к ногам визжащей от восторга Лиды.
- Мамамама! Смотри как их много!!!! Мамамама! Они едят наше пшено!!!!!
Мамамама, мы в Венеции!!!!
Мы с ее мамой смеемся.
- Здорово. Спасибо вам. Прям отрезвили. А то у меня сегодня плохой день... - говорит мама Лиды.
- Плохой день каждую минуту может стать хорошим. Балашиха каждую минуту может стать Венецией.
- Да , я уже поняла, - смеется мама. - Он уже стал...
Она прижимает к себе скачущую Лиду.
- Я свою дочурку Лиду, никому не дам в обиду, - говорит она.
А девочка хлопает в ладоши ...
Ну все, здесь я больше не нужна.
Фея рассыпанного пшена, голодных голубей и счастливых девочек полетела дальше.
Помните , пожалуйста: каждую минуту все может измениться к лучшему.
Или подождите. Или ....сами измените😉
О. Савельева
Или подождите. Или ....сами измените😉
О. Савельева
Меняются только названия, титулы, декорации...
То, что называется патриотизмом в наше время, есть только, с одной стороны, известное настроение, постоянно производимое и поддерживаемое в народах школой. религией, подкупной прессой в нужном для правительства направлении, с другой – временное, производимое впечатление низших по нравственному и умственному даже уровню людей народа, которое выдается потом за постоянное выражение воли всего народа. Патриотизм угнетенных народностей не составляет из этого исключения. Он точно так же несвойствен рабочим массам, а искусственно прививается им высшими классами.
Обыкновенно в доказательство существования патриотизма приводят проявления патриотических чувств в народе во время различных торжеств, как, например, в России во время коронации или встречи царя после крушения 17 октября, или во Франции во время объявления войны Пруссии, или в Германии во время торжеств победы, или во время франко-русских празднеств.
Но ведь надо знать, как подготовляются эти манифестации. В России, например, при каждом проезде государя наряжаются от крестьянских обществ и с фабрик люди для встреч и приветствий царя. Восторги толпы большей частью искусственно приготовляются теми, кому они нужны, и степень восторга выражаемая толпой, показывает только степень искусства учредителей этих восторгов. Дело это практикуется давно, и потому специалисты учредители этих восторгов дошли в приготовлениях их до высокой виртуозности.
И вот когда целым рядом повсеместных одновременных мер, которые, благодаря находящейся в его руках власти, всегда может принять правительство, некоторая часть народа, преимущественно пена народная, городская толпа, приведена в ненормально-возбужденное состояние, говорят: смотрите, это произвольное выражение воли всего народа.
Такие манифестации,постоянно повторяющиеся в России при всяких торжественно обставленных встречах, доказывают только то, что средства искусственного возбуждения народа, находящиеся теперь в руках правительств и правящих классов, так могущественны, что правительства и правящие классы, обладающие ими, всегда могут по произволу вызвать какую они хотят патриотическую манифестацию проявлением патриотических чувств народа. Ничто, напротив, не доказывает с такой очевидностью отсутствие патриотизма в народах, как именно те напряженные усилия, которые употребляются теперь правительствами и правящими классами для искусственного возбуждения его, и те малые результаты, которые получаются, несмотря на все эти усилия.
Если патриотические чувства так свойственны народам, то оставили бы их свободно проявляться, а не возбуждали бы их всеми возможными и постоянными и исключительными искусственными средствами. Пусть бы хоть на время, на год, перестали бы в России, как это делают теперь, при вступлении всякого царя во власть, заставлять весь народ присягать ему, перестали бы при всякой церковной службе по нескольку раз торжественно произносить обычные молитвы за царя, перестали бы праздновать с колокольным звоном, иллюминацией и запретами работать дни его рождения и именин, перестали вывешивать и выставлять везде его изображения, перестали бы в молитвенниках, календарях учебниках печатать огромными буквами Имя его и семьи и даже местоимения, относящиеся к ним; перестали бы в особых книжках и газетах только для этого назначенных, возвеличивать его; перестали бы судить и сажать в тюрьмы за малейшее неуважительное слово, сказанное о царе, – перестали бы хоть на время это делать, и тогда мы увидали бы, насколько свойственно народу, настоящему рабочему народу, Прокофию, старосте Ивану и всем людям русского народа, как в этом уверяют народ и уверены все иностранцы, обожать царя, который тем или другим способом отдает их в руки помещика и вообще богатых. Так это в России, но пусть точно так же перестанут в Германии, Франции, Италии, Англии, Америке делать все то, что точно так же напряженно делается и там правящими классами для возбуждения патриотизма и преданности и покорности существующему правительству, и тогда мы увидали бы, насколько свойствен этот воображаемый
То, что называется патриотизмом в наше время, есть только, с одной стороны, известное настроение, постоянно производимое и поддерживаемое в народах школой. религией, подкупной прессой в нужном для правительства направлении, с другой – временное, производимое впечатление низших по нравственному и умственному даже уровню людей народа, которое выдается потом за постоянное выражение воли всего народа. Патриотизм угнетенных народностей не составляет из этого исключения. Он точно так же несвойствен рабочим массам, а искусственно прививается им высшими классами.
Обыкновенно в доказательство существования патриотизма приводят проявления патриотических чувств в народе во время различных торжеств, как, например, в России во время коронации или встречи царя после крушения 17 октября, или во Франции во время объявления войны Пруссии, или в Германии во время торжеств победы, или во время франко-русских празднеств.
Но ведь надо знать, как подготовляются эти манифестации. В России, например, при каждом проезде государя наряжаются от крестьянских обществ и с фабрик люди для встреч и приветствий царя. Восторги толпы большей частью искусственно приготовляются теми, кому они нужны, и степень восторга выражаемая толпой, показывает только степень искусства учредителей этих восторгов. Дело это практикуется давно, и потому специалисты учредители этих восторгов дошли в приготовлениях их до высокой виртуозности.
И вот когда целым рядом повсеместных одновременных мер, которые, благодаря находящейся в его руках власти, всегда может принять правительство, некоторая часть народа, преимущественно пена народная, городская толпа, приведена в ненормально-возбужденное состояние, говорят: смотрите, это произвольное выражение воли всего народа.
Такие манифестации,постоянно повторяющиеся в России при всяких торжественно обставленных встречах, доказывают только то, что средства искусственного возбуждения народа, находящиеся теперь в руках правительств и правящих классов, так могущественны, что правительства и правящие классы, обладающие ими, всегда могут по произволу вызвать какую они хотят патриотическую манифестацию проявлением патриотических чувств народа. Ничто, напротив, не доказывает с такой очевидностью отсутствие патриотизма в народах, как именно те напряженные усилия, которые употребляются теперь правительствами и правящими классами для искусственного возбуждения его, и те малые результаты, которые получаются, несмотря на все эти усилия.
Если патриотические чувства так свойственны народам, то оставили бы их свободно проявляться, а не возбуждали бы их всеми возможными и постоянными и исключительными искусственными средствами. Пусть бы хоть на время, на год, перестали бы в России, как это делают теперь, при вступлении всякого царя во власть, заставлять весь народ присягать ему, перестали бы при всякой церковной службе по нескольку раз торжественно произносить обычные молитвы за царя, перестали бы праздновать с колокольным звоном, иллюминацией и запретами работать дни его рождения и именин, перестали вывешивать и выставлять везде его изображения, перестали бы в молитвенниках, календарях учебниках печатать огромными буквами Имя его и семьи и даже местоимения, относящиеся к ним; перестали бы в особых книжках и газетах только для этого назначенных, возвеличивать его; перестали бы судить и сажать в тюрьмы за малейшее неуважительное слово, сказанное о царе, – перестали бы хоть на время это делать, и тогда мы увидали бы, насколько свойственно народу, настоящему рабочему народу, Прокофию, старосте Ивану и всем людям русского народа, как в этом уверяют народ и уверены все иностранцы, обожать царя, который тем или другим способом отдает их в руки помещика и вообще богатых. Так это в России, но пусть точно так же перестанут в Германии, Франции, Италии, Англии, Америке делать все то, что точно так же напряженно делается и там правящими классами для возбуждения патриотизма и преданности и покорности существующему правительству, и тогда мы увидали бы, насколько свойствен этот воображаемый
патриотизм народам нашего времени.
А то с детства всеми возможными средствами – школьными учебниками, церковными службами, проповедями, речами, книгами, газетами, стихами, памятниками – все в одном и том же направлении одурят народ, потом соберут насильно или подкупом несколько тысяч народа и, когда эти собравшиеся тысячи, к которым пристанут еще все зеваки, которые всегда рады присутствовать при всяком зрелище, и когда вся эта толпа при звуках стрельбы из пушек, музыки и при виде всякого блеска и света начнет кричать то, что прокричат перед ней, нам говорят, что это выражение чувств всего народа. Но, во 1-х, эти тысячи, ну, много, десятки тысяч людей, которые кричат что-то при таких торжествах, составляют только одну крошечную, десятитысячную часть всего народа; во 2-х, из этих десятков тысяч кричащих и махающих шапками людей, большая половина, если не согнана насильно, как у нас в России, то искусственно вызвана какой-нибудь приманкой; в 3-х, из всех этих тысяч едва ли есть десятки, которые знают, в чем дело, и точно так же кричали бы и махали шапками, если бы происходило совершенно противное тому, что происходит; в 4-х, тут же присутствует полиция, которая сейчас же заставит замолчать и заберет всех тех, которые закричат не то, чего хочет и требует правительство, как это усиленно делалось во время франко-русских празднеств.
Лев Толстой ,, Христианство и патриотизм".
А то с детства всеми возможными средствами – школьными учебниками, церковными службами, проповедями, речами, книгами, газетами, стихами, памятниками – все в одном и том же направлении одурят народ, потом соберут насильно или подкупом несколько тысяч народа и, когда эти собравшиеся тысячи, к которым пристанут еще все зеваки, которые всегда рады присутствовать при всяком зрелище, и когда вся эта толпа при звуках стрельбы из пушек, музыки и при виде всякого блеска и света начнет кричать то, что прокричат перед ней, нам говорят, что это выражение чувств всего народа. Но, во 1-х, эти тысячи, ну, много, десятки тысяч людей, которые кричат что-то при таких торжествах, составляют только одну крошечную, десятитысячную часть всего народа; во 2-х, из этих десятков тысяч кричащих и махающих шапками людей, большая половина, если не согнана насильно, как у нас в России, то искусственно вызвана какой-нибудь приманкой; в 3-х, из всех этих тысяч едва ли есть десятки, которые знают, в чем дело, и точно так же кричали бы и махали шапками, если бы происходило совершенно противное тому, что происходит; в 4-х, тут же присутствует полиция, которая сейчас же заставит замолчать и заберет всех тех, которые закричат не то, чего хочет и требует правительство, как это усиленно делалось во время франко-русских празднеств.
Лев Толстой ,, Христианство и патриотизм".
Собака — очень необычное создание; она никогда не пристает с расспросами, какое у тебя настроение, ее не интересует, богат ты или беден, глуп или умен, грешник или святой. Ты ее друг. Ей этого достаточно.
Джером Клапка Джером.
Джером Клапка Джером.
Как это начинается
Очертанья машины неотразимы.
Остальное —
не очень обычно для глаза:
подъезжает к школе
в роскошном ЗИМе
ученица второго класса.
И хотя это дико,
хоть в это не верится,
но она,
на землю ступив едва,
говорит шоферу,
хлопая дверцей:
«Машину
подашь
в два».
И шофер,
здоровенный дядя,
уезжает,
сумрачно глядя…
Тане
только девять,
Таня утром встанет,
Тане
можно делать
все,
что хочет Таня.
Озорные ямочки
на щечках «ангелочка».
Танечка
у мамочки
единственная дочка.
Потому так рьяно
и с таким стараньем
мама постоянно
жизни учит
Таню.
Как только «крошка»
шагнет до дверей,
читает нотацию мать:
«Твой папа начальник —
и в нашем дворе
не с кем
тебе играть».
Танечка маме верит
и не подходит к двери.
Семейство частенько в панике:
«Тане конфеток хочется!
Танечка хочет баиньки…»
Я знаю,
чем это кончится.
С каждым днем она будет
в капризах упрямей,
будет наглой и злой,
и, в конце концов,
очень стареньким,
милым папе и маме
откровенно
плюнет в лицо.
А они будут ахать:
откуда такое?
Вспоминать,
какой она нежной была,
говорить,
что ребенка испортили в школе,
что общественность
вовремя
не помогла,
говорить о Танюше
без прежнего шика,
причитать над случившимся
долго и слезно…
Дорогие родители,
а ведь не поздно
исправить
ошибку!
Если вам
ребенок единственный
мил,
если вам
судьба дорога его,
распахните для девочки
окна в мир,
о котором не знает она
ничего.
Ведь потом она
детства уже не вернет, —
не умеющей жить
не помогут слова, —
вас
и вашу слепую любовь
проклянет!
И по-моему,
будет права.
Роберт Рождественский.
Очертанья машины неотразимы.
Остальное —
не очень обычно для глаза:
подъезжает к школе
в роскошном ЗИМе
ученица второго класса.
И хотя это дико,
хоть в это не верится,
но она,
на землю ступив едва,
говорит шоферу,
хлопая дверцей:
«Машину
подашь
в два».
И шофер,
здоровенный дядя,
уезжает,
сумрачно глядя…
Тане
только девять,
Таня утром встанет,
Тане
можно делать
все,
что хочет Таня.
Озорные ямочки
на щечках «ангелочка».
Танечка
у мамочки
единственная дочка.
Потому так рьяно
и с таким стараньем
мама постоянно
жизни учит
Таню.
Как только «крошка»
шагнет до дверей,
читает нотацию мать:
«Твой папа начальник —
и в нашем дворе
не с кем
тебе играть».
Танечка маме верит
и не подходит к двери.
Семейство частенько в панике:
«Тане конфеток хочется!
Танечка хочет баиньки…»
Я знаю,
чем это кончится.
С каждым днем она будет
в капризах упрямей,
будет наглой и злой,
и, в конце концов,
очень стареньким,
милым папе и маме
откровенно
плюнет в лицо.
А они будут ахать:
откуда такое?
Вспоминать,
какой она нежной была,
говорить,
что ребенка испортили в школе,
что общественность
вовремя
не помогла,
говорить о Танюше
без прежнего шика,
причитать над случившимся
долго и слезно…
Дорогие родители,
а ведь не поздно
исправить
ошибку!
Если вам
ребенок единственный
мил,
если вам
судьба дорога его,
распахните для девочки
окна в мир,
о котором не знает она
ничего.
Ведь потом она
детства уже не вернет, —
не умеющей жить
не помогут слова, —
вас
и вашу слепую любовь
проклянет!
И по-моему,
будет права.
Роберт Рождественский.
Лицо – это единственное место у человека, открытое для показа того, что делается там, в душе. У собаки есть еще хвост, что-то она им выражает – приветливость, настороженность, а у человека только лицо. Уши у него не поднимаются, шерсть не встает. Есть шея, плечи, они мало что дают, а вот лицо – это сцена, где свои безмолвные роли играют много актеров. Это театр мимов, где играют чувства, отражаются мысли. Появляются знаки притворства и искренних страстей. Труднее всего приходится глазам, через них можно заглянуть вглубь, им трудно скрыть свой блеск, гнев, еще труднее – горе, когда, хочешь не хочешь, наворачиваются слезы.
Даниил Гранин ,, Причуды памяти".
Даниил Гранин ,, Причуды памяти".
«Если вы можете начать свой день без кофеина, если вы всегда можете быть жизнерадостным и не обращать внимание на боли и недомогания, если вы можете удержаться от жалоб и не утомлять людей своими проблемами, если вы можете есть одну и ту же пищу каждый день и быть благодарными за это, если вы можете понять любимого человека, когда у него не хватает на вас времени, если вы можете пропустить мимо ушей обвинения со стороны любимого человека, когда все идет не так не по вашей вине, если вы можете спокойно воспринимать критику, если вы можете относиться к своему бедному другу так же, как и к богатому, если вы можете обойтись без лжи и обмана, если вы можете бороться со стрессом без лекарств, если вы можете расслабиться без выпивки, если вы можете заснуть без таблеток, если вы можете искренне сказать, что у вас нет предубеждений против цвета кожи, религиозных убеждений, сексуальной ориентации или политики, — значит вы достигли уровня развития своей собаки…»
– Сэр Уинстон Черчилль.
– Сэр Уинстон Черчилль.
Если Бог во всём, то он и в вас. А может быть вы – Бог?
Расскажу вам кое-что интересное…
С точки зрения Индуиста, в обычной корове обитают сотни тысяч богов. Я не помню сколько именно, но посчитано точное число! Так вот, однажды Богиня Лакшми (супруга Вишну – одного из трёх высших богов) отлучилась из коровы по делам. И когда она вернулась назад, оказалось, что еён
б место уже занято другим божеством. Что делать? Она взвесила все возможности и поселилась в коровьем навозе! Представляете? Богиня богатства – в коровьей лепёшке!!! Вот вам ещё одна подключка к состоянию, в котором можно видеть Бога во всём. Кстати, с этим связана популярная в Индии примета: если наступить в коровью лепёшку (а на улицах их очень много), то это к деньгам. Знаете, проверено на личном опыте не один раз. Работает! :)
Увидьте мир духовным, впустите в себя веру в Бога, и ваша жизнь наполнится чудесами, а практика йоги превратится в ритуал подношения даров Божественному. Да и не только практика йоги, но каждое ваше действие – будь то улыбка, поцелуй, или такие сложные состояния, как болезнь, развод, увольнение с работы… В свете этой практики абсолютно всё может рассматриваться как подношение Богу. И это ещё один путь к счастью!
Йога. Путь волшебника.
Сергей Замковой.
Расскажу вам кое-что интересное…
С точки зрения Индуиста, в обычной корове обитают сотни тысяч богов. Я не помню сколько именно, но посчитано точное число! Так вот, однажды Богиня Лакшми (супруга Вишну – одного из трёх высших богов) отлучилась из коровы по делам. И когда она вернулась назад, оказалось, что еён
б место уже занято другим божеством. Что делать? Она взвесила все возможности и поселилась в коровьем навозе! Представляете? Богиня богатства – в коровьей лепёшке!!! Вот вам ещё одна подключка к состоянию, в котором можно видеть Бога во всём. Кстати, с этим связана популярная в Индии примета: если наступить в коровью лепёшку (а на улицах их очень много), то это к деньгам. Знаете, проверено на личном опыте не один раз. Работает! :)
Увидьте мир духовным, впустите в себя веру в Бога, и ваша жизнь наполнится чудесами, а практика йоги превратится в ритуал подношения даров Божественному. Да и не только практика йоги, но каждое ваше действие – будь то улыбка, поцелуй, или такие сложные состояния, как болезнь, развод, увольнение с работы… В свете этой практики абсолютно всё может рассматриваться как подношение Богу. И это ещё один путь к счастью!
Йога. Путь волшебника.
Сергей Замковой.
Жак Фреско
Пока что у нас всё еще более чем достаточно ресурсов даже несмотря на все растраты и войны,
Если взять суммарные затраты на вторую мировую войну,я говорю о бомбардировке Англии , Германии,уничтожении городов,о четырехстах потопленных кораблях,о десятках миллионов погибших...
Если просто взять те деньги, в которые обошлась война,можно было бы построить дома для каждого на планете,и стереть трущобы с лица земли,построить больницы по всему миру!
Что-то явно не в порядке с нашим обществом,что-то явно не в порядке со всей этой брехнёй, с математиками,они вечно колдуют своими уравнениями высшего порядка
Поэтому мне не нравится тот парень в инвалидной коляске, который интересуется поведением частиц...
Если б они были учёными...
Почему люди убивают друг друга?
Бросайте к черту эти дисциплины,мне плевать что планета движется по орбите с колебаниями,когда весь мир катится в ад.
Надо расставить приоритеты!
У нас проблемы СЕЙЧАС!
Я не сторонник полетов на луну, ведь как только мы начнем заселять другие планеты, следующая война будет там.
Я хочу,чтобы люди научились жить вместе,и шли покорять космос единым сообществом!
Это приемлемо?
Я категорически против какой-то отдельной нации в космосе!это разобщение,в чем наши разногласия?
Пока что у нас всё еще более чем достаточно ресурсов даже несмотря на все растраты и войны,
Если взять суммарные затраты на вторую мировую войну,я говорю о бомбардировке Англии , Германии,уничтожении городов,о четырехстах потопленных кораблях,о десятках миллионов погибших...
Если просто взять те деньги, в которые обошлась война,можно было бы построить дома для каждого на планете,и стереть трущобы с лица земли,построить больницы по всему миру!
Что-то явно не в порядке с нашим обществом,что-то явно не в порядке со всей этой брехнёй, с математиками,они вечно колдуют своими уравнениями высшего порядка
Поэтому мне не нравится тот парень в инвалидной коляске, который интересуется поведением частиц...
Если б они были учёными...
Почему люди убивают друг друга?
Бросайте к черту эти дисциплины,мне плевать что планета движется по орбите с колебаниями,когда весь мир катится в ад.
Надо расставить приоритеты!
У нас проблемы СЕЙЧАС!
Я не сторонник полетов на луну, ведь как только мы начнем заселять другие планеты, следующая война будет там.
Я хочу,чтобы люди научились жить вместе,и шли покорять космос единым сообществом!
Это приемлемо?
Я категорически против какой-то отдельной нации в космосе!это разобщение,в чем наши разногласия?
Мой друг, кончай пустые споры,
Смех прекрати, сотри слезу,
Быстрее поднимайся в горы,
Ты, суетящийся внизу!
Не бойся головокруженья
От высоты,
Не бойся здесь лишиться зренья
От красоты!
Быстрее поднимайся в горы,
Свои сомненья успокой,
Свобода твой раскроет ворот
Своей невидимой рукой!
Покой тебе протянет руку
И мимолетно, на ходу,
Сожмет ладонь, раздавит скуку
И с нею ложную вражду.
Замрешь, и где-то в отдаленье
Послышится негромкий хруст,
Покажутся рога оленьи,
Как на скале нелепый куст.
В полночный час на небо глянешь,
Достанешь пальцами луну,
Вдали непуганые лани
Запляшут под твою зурну.
Здесь все равны чины и лица,
Здесь всем достаточно наград.
Здесь человеку только птицы,
И то по неразумью, льстят.
Здесь каждый человек почтенен,
Со всеми дружен и знаком.
Здесь должен преклонять колени
Он только перед родником.
Друзья мои, кончайте споры,
Из духоты своих квартир
Быстрее поднимайтесь в горы,
Чтоб с высоты увидеть мир.
Не бойтесь здесь лишиться зренья
От красоты,
Не бойтесь головокруженья
От высоты!
Расул Гамзатов.
Смех прекрати, сотри слезу,
Быстрее поднимайся в горы,
Ты, суетящийся внизу!
Не бойся головокруженья
От высоты,
Не бойся здесь лишиться зренья
От красоты!
Быстрее поднимайся в горы,
Свои сомненья успокой,
Свобода твой раскроет ворот
Своей невидимой рукой!
Покой тебе протянет руку
И мимолетно, на ходу,
Сожмет ладонь, раздавит скуку
И с нею ложную вражду.
Замрешь, и где-то в отдаленье
Послышится негромкий хруст,
Покажутся рога оленьи,
Как на скале нелепый куст.
В полночный час на небо глянешь,
Достанешь пальцами луну,
Вдали непуганые лани
Запляшут под твою зурну.
Здесь все равны чины и лица,
Здесь всем достаточно наград.
Здесь человеку только птицы,
И то по неразумью, льстят.
Здесь каждый человек почтенен,
Со всеми дружен и знаком.
Здесь должен преклонять колени
Он только перед родником.
Друзья мои, кончайте споры,
Из духоты своих квартир
Быстрее поднимайтесь в горы,
Чтоб с высоты увидеть мир.
Не бойтесь здесь лишиться зренья
От красоты,
Не бойтесь головокруженья
От высоты!
Расул Гамзатов.
Опять пустые разговоры,
С концами не свести концы…
Нас учат честной жизни воры
И – благородству – подлецы.
Даниил Чкония.
С концами не свести концы…
Нас учат честной жизни воры
И – благородству – подлецы.
Даниил Чкония.
Книга перестала быть тайной, книги всем доступны – по видимости. С точки зрения либеральной демократии, это прогрессивно и разумеется само собой, но, если подойти к делу с других позиций, свидетельствует об обесценивании и вульгаризации духа.
И все-таки мы с полным правом можем чувствовать удовлетворение, поскольку достигли некоторого прогресса, и радоваться: чтение и письмо в наши дни не являются привилегией некой гильдии или касты; с тех пор как изобрели печатный станок, книга постепенно сделалась предметом широкого потребления и предметом роскоши, в то же время книги распространяются огромными массами; благодаря большим тиражам книги недороги, так что любой народ может сделать доступными даже малоимущим лучшие произведения лучших своих писателей (так называемую классику). И не будем слишком огорчаться из-за того, что понятие «книга» почти перестало означать нечто возвышенное, а по милости кино и радио ценность и привлекательность книги, даже в глазах простых людей, еще больше снизилась. Не стоит также опасаться, что в будущем книгам грозит исчезновение, – напротив, чем больше с помощью каких-то новых изобретений будут удовлетворяться потребность в развлечениях и нужды народного просвещения, тем больше достоинства и авторитета будет возвращаться к книге. Ибо, несмотря на ребяческое восхищение идеями прогресса, люди непременно поймут, что письменности и книге свойственны особые функции, которые не исчезнут вовеки. И окажется, что слово и его передача на письме – не просто полезное подспорье, но единственный посредник, благодаря которому человечество имеет историю и непрерывное самосознание.
"Магия книги" Гессе.
И все-таки мы с полным правом можем чувствовать удовлетворение, поскольку достигли некоторого прогресса, и радоваться: чтение и письмо в наши дни не являются привилегией некой гильдии или касты; с тех пор как изобрели печатный станок, книга постепенно сделалась предметом широкого потребления и предметом роскоши, в то же время книги распространяются огромными массами; благодаря большим тиражам книги недороги, так что любой народ может сделать доступными даже малоимущим лучшие произведения лучших своих писателей (так называемую классику). И не будем слишком огорчаться из-за того, что понятие «книга» почти перестало означать нечто возвышенное, а по милости кино и радио ценность и привлекательность книги, даже в глазах простых людей, еще больше снизилась. Не стоит также опасаться, что в будущем книгам грозит исчезновение, – напротив, чем больше с помощью каких-то новых изобретений будут удовлетворяться потребность в развлечениях и нужды народного просвещения, тем больше достоинства и авторитета будет возвращаться к книге. Ибо, несмотря на ребяческое восхищение идеями прогресса, люди непременно поймут, что письменности и книге свойственны особые функции, которые не исчезнут вовеки. И окажется, что слово и его передача на письме – не просто полезное подспорье, но единственный посредник, благодаря которому человечество имеет историю и непрерывное самосознание.
"Магия книги" Гессе.
Нельзя принимать наслаждение, не отдавая наслаждения взамен,всякий жест, всякая ласка, всякое прикосновение, всякий взор, всякое местечко плоти таит свой секрет, пробуждение которого сулит сведущему блаженство.
Влюбленным не должно после празднества любви расставаться, не восхищаясь друг другом, не будучи одинаково побежденными и победителями, тогда не завладеют ими ни пресыщенность, ни пустота, ни злое чувство, будто оба они скверно обошлись друг с другом,постигая искусство любви, отправляя культ наслаждения, в котором более чем где-либо слились воедино «отдавать» и «брать».
Герман Гессе "Сиддхартха".
Влюбленным не должно после празднества любви расставаться, не восхищаясь друг другом, не будучи одинаково побежденными и победителями, тогда не завладеют ими ни пресыщенность, ни пустота, ни злое чувство, будто оба они скверно обошлись друг с другом,постигая искусство любви, отправляя культ наслаждения, в котором более чем где-либо слились воедино «отдавать» и «брать».
Герман Гессе "Сиддхартха".
Чтобы жить в цивилизованной стране, не надо уезжать из России. Тем более делать в ней революцию.
Просто:
не мусори,
не матерись,
начни ездить по правилам
не давай взяток,
не бери взяток,
не пей алкоголь и не кури,
не изменяй Любимому Человеку,
уважай культуру,
уважай стариков.
И сам не заметишь, как ОКАЖЕШЬСЯ В ЦИВИЛИЗОВАННОМ ГОСУДАРСТВЕ.
Михaил Задорнов.
Просто:
не мусори,
не матерись,
начни ездить по правилам
не давай взяток,
не бери взяток,
не пей алкоголь и не кури,
не изменяй Любимому Человеку,
уважай культуру,
уважай стариков.
И сам не заметишь, как ОКАЖЕШЬСЯ В ЦИВИЛИЗОВАННОМ ГОСУДАРСТВЕ.
Михaил Задорнов.
...Нужна людям хирургия или нет? Конечно, нужна. Не все же больные умирают. Большинство поправляются и потом наслаждаются жизнью. Пока она дает им эту возможность… Конечно, вначале жертв бывает много, но, к сожалению, без этого не обойтись. Люди всегда приносили жертвы богам, надеясь взамен получить от них блага для всех
Нет, сейчас на меня не действуют светлое небо и запах цветов. Все мрачно. Нужно думать. Искать. Создавать гармонию с этим небом. А так им могут любоваться только слепые.
У двери дома. Слышу нежный детский голосок.
– Кто там?
Это моя внучка, Леночка. Ей четыре года. Она зовет меня папой, потому что настоящий папа ушел, когда она была совсем крошкой. Я ее очень люблю. Очень. - Почему ты так поздно? Ты делал операцию?
Беру на руки, целую. А перед глазами - те девочки. У первой были такие же косички и капроновые банты. Только та очень худенькая.
– Делал операцию, да? Больная умерла? Все это сказано веселым голоском. Для нее слово «умерла» еще ничего не означает.
– Да, моя милая, умерла. Выходит жена. За много лет совместной жизни она научилась узнавать о смертях по моему лицу. Расспрашивать у нас не принято.
Все делается, как всегда. Переодевание. Домашние туфли. Обед в молчании. Если это можно назвать обедом. Не нужно внешних эффектов. Пусть идет все, как обычно. Только вот надо выпить. После такого дня это необходимо. Частенько ты стал прибегать к этому «лекарству». А что мне беречь? Теперь по программе - сон. Под этим.предлогом можно скрыться в кабинет и лечь на диван. Можно поставить на стул коньяк и рюмку. Как у Ремарка или Хемингуэя. Смешно. Даже в такие моменты человек поддается внешним эффектам. А может, только я такой?
Сон сегодня не состоится. В чуть затуманенной голове непрерывно проносятся образы прошедшего дня. Крик матери над гробом. Той, первой. Вторая мать: «…Пожалуйста… сделайте хорошо…» Не сделал. Не сумел.
Двери закрыты, и в соседней комнате тоже никого нет. Можно зажать голову руками и стонать: боже мой, боже мой…
Убийства. Ежедневно в больницах всего мира умирают люди. Нередко по вине врачей. Особенно хирургов. Терапевтам, тем легче: лекарство не подействовало, а больной умер сам. Жаль, конечно. Не спасли. Но что сделаешь, наука еще не всесильна… Да, разумеется, вы не виноваты.
Разные бывают убийства. Бандит убивает из-за денег или просто так. Это омерзительно, и его наказывают смертью.
Ревнивец убивает, потому что страдание сводит его с ума. Его наказывают легче. Иногда даже прощают. Люди все-таки уважают любовь. Впрочем, для убийцы иногда самое худшее - остаться жить. Но он вылечивается со временем. Как правило.
Шофер убивает случайно. Он несчастный. «Это» набрасывается на него, как зверь, калечит его. Иногда на всю жизнь. А что делать? Нельзя же разрешить шоферам давить людей безнаказанно.
Есть еще войны.
И вот здесь, на самом конце - мы, хирурги. Нас никто не называет убийцами. Благородные цели. Человек в опасности, врач мужественно борется за его жизнь, ну, и иногда - проигрывает. Не сумел. Что поделаешь?
Не первый раз я лежу вот так на диване. Достаточно было смертей. Убийств? Да, и убийств. Непреднамеренных, как говорят юристы. Надо называть вещи своими именами. Я много думал и передумываю снова и снова. Тысячи сложных и сложнейших операций и… довольно много смертей. Среди них немало таких, в которых я прямо виноват. Нет, нет, это не убийства! Все во мне содрогается и протестует. Ведь я сознательно шел на риск для спасения жизни.
Как все досадно! И горько. Где я ошибся сегодня? Нужно было остановиться. Как убедился, что аневризма, - так стоп. Зашить. До завтра бы продержались с переливаниями крови. Приготовили бы АИК, свежую кровь. Потом оперировать снова. Можно выключить сердце и спокойно ушить дырку в аорте, удалив долю легкого.
Э, брось. Это тоже очень трудно - прооперировать аневризму с машиной. И нужно было еще дожить до завтра. Нет, все-таки шансов было бы гораздо больше. Ошибки. Как мальчишка, делаю ошибки…
Нет, сейчас на меня не действуют светлое небо и запах цветов. Все мрачно. Нужно думать. Искать. Создавать гармонию с этим небом. А так им могут любоваться только слепые.
У двери дома. Слышу нежный детский голосок.
– Кто там?
Это моя внучка, Леночка. Ей четыре года. Она зовет меня папой, потому что настоящий папа ушел, когда она была совсем крошкой. Я ее очень люблю. Очень. - Почему ты так поздно? Ты делал операцию?
Беру на руки, целую. А перед глазами - те девочки. У первой были такие же косички и капроновые банты. Только та очень худенькая.
– Делал операцию, да? Больная умерла? Все это сказано веселым голоском. Для нее слово «умерла» еще ничего не означает.
– Да, моя милая, умерла. Выходит жена. За много лет совместной жизни она научилась узнавать о смертях по моему лицу. Расспрашивать у нас не принято.
Все делается, как всегда. Переодевание. Домашние туфли. Обед в молчании. Если это можно назвать обедом. Не нужно внешних эффектов. Пусть идет все, как обычно. Только вот надо выпить. После такого дня это необходимо. Частенько ты стал прибегать к этому «лекарству». А что мне беречь? Теперь по программе - сон. Под этим.предлогом можно скрыться в кабинет и лечь на диван. Можно поставить на стул коньяк и рюмку. Как у Ремарка или Хемингуэя. Смешно. Даже в такие моменты человек поддается внешним эффектам. А может, только я такой?
Сон сегодня не состоится. В чуть затуманенной голове непрерывно проносятся образы прошедшего дня. Крик матери над гробом. Той, первой. Вторая мать: «…Пожалуйста… сделайте хорошо…» Не сделал. Не сумел.
Двери закрыты, и в соседней комнате тоже никого нет. Можно зажать голову руками и стонать: боже мой, боже мой…
Убийства. Ежедневно в больницах всего мира умирают люди. Нередко по вине врачей. Особенно хирургов. Терапевтам, тем легче: лекарство не подействовало, а больной умер сам. Жаль, конечно. Не спасли. Но что сделаешь, наука еще не всесильна… Да, разумеется, вы не виноваты.
Разные бывают убийства. Бандит убивает из-за денег или просто так. Это омерзительно, и его наказывают смертью.
Ревнивец убивает, потому что страдание сводит его с ума. Его наказывают легче. Иногда даже прощают. Люди все-таки уважают любовь. Впрочем, для убийцы иногда самое худшее - остаться жить. Но он вылечивается со временем. Как правило.
Шофер убивает случайно. Он несчастный. «Это» набрасывается на него, как зверь, калечит его. Иногда на всю жизнь. А что делать? Нельзя же разрешить шоферам давить людей безнаказанно.
Есть еще войны.
И вот здесь, на самом конце - мы, хирурги. Нас никто не называет убийцами. Благородные цели. Человек в опасности, врач мужественно борется за его жизнь, ну, и иногда - проигрывает. Не сумел. Что поделаешь?
Не первый раз я лежу вот так на диване. Достаточно было смертей. Убийств? Да, и убийств. Непреднамеренных, как говорят юристы. Надо называть вещи своими именами. Я много думал и передумываю снова и снова. Тысячи сложных и сложнейших операций и… довольно много смертей. Среди них немало таких, в которых я прямо виноват. Нет, нет, это не убийства! Все во мне содрогается и протестует. Ведь я сознательно шел на риск для спасения жизни.
Как все досадно! И горько. Где я ошибся сегодня? Нужно было остановиться. Как убедился, что аневризма, - так стоп. Зашить. До завтра бы продержались с переливаниями крови. Приготовили бы АИК, свежую кровь. Потом оперировать снова. Можно выключить сердце и спокойно ушить дырку в аорте, удалив долю легкого.
Э, брось. Это тоже очень трудно - прооперировать аневризму с машиной. И нужно было еще дожить до завтра. Нет, все-таки шансов было бы гораздо больше. Ошибки. Как мальчишка, делаю ошибки…
Операции бывают разные. Оперируешь тяжелораненого на войне. Смерть так, смерть так. То же самое, когда прорвется язва в желудке или перекрутятся кишки. Ошибки? Да, бывают ошибки, но деться некуда. Оперировать нужно быстрее.
Совсем другое дело вчерашняя операция. Девочка пришла на своих ногах и прожила бы еще года три-четыре. А теперь она лежит дома на столе, в переднем углу.
Выпьем.
Так отчего же умирают больные?
Все сделано правильно, а человек умирает. Не рассчитали. Во-первых, может быть, не сумели рассчитать. Врач оказался неумен. Во-вторых, потому что самого расчета нет. Наука плоха.
Сделано неправильно - где-то не так разрезал, или было очень трудно из-за характера самой болезни - ткани сильно изменены. Хороший мастер сделал бы, а похуже - не сумел. Смерть. Для десяти сделаешь, а на одиннадцатом - промахнешься. И опять смерть. Хирург - это не только врач. Это мастер. Как ювелир или слесарь-инструментальщик. Бывают мастера хорошие и плохие. Плохие пусть лучше не берутся.
Чтобы уметь рассчитать, нужно быть умным и знать свою науку. Нужно учиться и учиться.
И все равно этого мало. Мой знакомый математик вообще не признает медицину наукой. Нет расчета - нет науки. Говорит, что нужны вычислительные машины. Может быть. Не знаю. Еще не вник. Но мозг человека явно не совершенен, если часто путает и забывает.
Чтобы хорошо оперировать, нужны не только рукодельные способности, но и опыт. Нужно много оперировать. И еще нужен характер. Как все здорово раскладывается по полочкам!
Значит, куда ни денься, а смерти будут? Нельзя ждать, пока медицина сделается точной. Пройдут десятилетия, много больных перемрет, не дождется. Человек не может не ошибаться при расчетах в любом деле. Но за наши ошибки платят жизнями. Чтобы научиться мастерить, нужна практика. Испорченные вещи. Наши вещи - люди.
Ужасно. И нельзя изменить.
Так что расстраиваться не надо. Все правильно. Нужны только честные намерения. И чтобы деньги не брать. Тогда приди с работы, выпей и ложись спать. Для профессии хирурга слабонервные люди не годятся.
Леночка пришла ко мне проститься перед сном. После ванны она такая чистенькая, ясная. Вся светится весельем и задором.
– Спокойной ночи, папочка. Ты пьешь коньячок? Проводи меня до кровати!
– Спокойной ночи, моя милая. Иди одна, я полежу - устал.
Она поцеловала меня и убежала, путаясь в длинной рубашонке и что-то щебеча.
Наверное, я не гожусь в хирурги. К черту такую профессию, от которой умирают!
Говорят, что есть законные проценты смертности после операций. Мировая статистика неудач и ошибок. У нас? Приблизительно на уровне. Иногда - хуже, иногда - лучше. Но за цифрами не видно умирающих. Их фотографии в журналах не печатают.
Серьезные такие глаза были у той девочки.
А Майя была веселая, жизнерадостная.
Были. Была.
Выпьем еще рюмку.
Чертовски горькая штука. Нет, не сопьюсь.
Не все же умирают. Разве те ребята в палате не хороши? Каждый понедельник много их приходит на проверку. Выросшие, веселые, красивые. Смотришь на них - и тает в груди озлобление и горечь. И опять берешься…
Николай Амосов "Мысли и сердце".
Совсем другое дело вчерашняя операция. Девочка пришла на своих ногах и прожила бы еще года три-четыре. А теперь она лежит дома на столе, в переднем углу.
Выпьем.
Так отчего же умирают больные?
Все сделано правильно, а человек умирает. Не рассчитали. Во-первых, может быть, не сумели рассчитать. Врач оказался неумен. Во-вторых, потому что самого расчета нет. Наука плоха.
Сделано неправильно - где-то не так разрезал, или было очень трудно из-за характера самой болезни - ткани сильно изменены. Хороший мастер сделал бы, а похуже - не сумел. Смерть. Для десяти сделаешь, а на одиннадцатом - промахнешься. И опять смерть. Хирург - это не только врач. Это мастер. Как ювелир или слесарь-инструментальщик. Бывают мастера хорошие и плохие. Плохие пусть лучше не берутся.
Чтобы уметь рассчитать, нужно быть умным и знать свою науку. Нужно учиться и учиться.
И все равно этого мало. Мой знакомый математик вообще не признает медицину наукой. Нет расчета - нет науки. Говорит, что нужны вычислительные машины. Может быть. Не знаю. Еще не вник. Но мозг человека явно не совершенен, если часто путает и забывает.
Чтобы хорошо оперировать, нужны не только рукодельные способности, но и опыт. Нужно много оперировать. И еще нужен характер. Как все здорово раскладывается по полочкам!
Значит, куда ни денься, а смерти будут? Нельзя ждать, пока медицина сделается точной. Пройдут десятилетия, много больных перемрет, не дождется. Человек не может не ошибаться при расчетах в любом деле. Но за наши ошибки платят жизнями. Чтобы научиться мастерить, нужна практика. Испорченные вещи. Наши вещи - люди.
Ужасно. И нельзя изменить.
Так что расстраиваться не надо. Все правильно. Нужны только честные намерения. И чтобы деньги не брать. Тогда приди с работы, выпей и ложись спать. Для профессии хирурга слабонервные люди не годятся.
Леночка пришла ко мне проститься перед сном. После ванны она такая чистенькая, ясная. Вся светится весельем и задором.
– Спокойной ночи, папочка. Ты пьешь коньячок? Проводи меня до кровати!
– Спокойной ночи, моя милая. Иди одна, я полежу - устал.
Она поцеловала меня и убежала, путаясь в длинной рубашонке и что-то щебеча.
Наверное, я не гожусь в хирурги. К черту такую профессию, от которой умирают!
Говорят, что есть законные проценты смертности после операций. Мировая статистика неудач и ошибок. У нас? Приблизительно на уровне. Иногда - хуже, иногда - лучше. Но за цифрами не видно умирающих. Их фотографии в журналах не печатают.
Серьезные такие глаза были у той девочки.
А Майя была веселая, жизнерадостная.
Были. Была.
Выпьем еще рюмку.
Чертовски горькая штука. Нет, не сопьюсь.
Не все же умирают. Разве те ребята в палате не хороши? Каждый понедельник много их приходит на проверку. Выросшие, веселые, красивые. Смотришь на них - и тает в груди озлобление и горечь. И опять берешься…
Николай Амосов "Мысли и сердце".